Она зажгла свечи внутри.

Вышла на улицу, посмотрела на часы.

— Мне надо идти. Но если хотите, я могу остаться. Мне кажется, вам сейчас нельзя одному…

Билл не ответил.

Сигарета в руках дрожала.

Холодно как-то…

Страшно…

Этого не может быть… Ей же еще и восемнадцати не исполнилось… У него же все так хорошо получалось… Ему все помогали, словно вел кто-то незримый, дорогу освобождал…

Очень медленно зашел в склеп, буквально преодолевая какую-то мощную преграду.

Он увидел это сразу же: на полу в большой вазе стоят свежие белые розы, а на стене — мраморная табличка, на которой выбито золотыми буквами

Mary Susan Louise Melatto v. Kleist

1990 — 2008

Билл ошарашено смотрел на буквы. Дотронулся до них пальцем, словно не веря глазам. В груди и голове боролось несколько весьма противоречивых эмоций, начиная от обиды и заканчивая полным ступором.

— Что ж ты… — растерянно произнес, погладив камень. — Ты ж так меня подвела... Я к тебе специально приехал… Человек ради тебя на Мальдивы летал, администраторов уговаривал, связи поднимал, а ты… Как ты могла? Как ты могла так подло умереть такой молодой? Ты же меня подставила. Что я скажу Тому?..

Билл уперся лбом в табличку. Потом прижался к ней щекой и закусил губу. Хотелось кричать. Кричать так сильно, как только возможно. Но вместо этого он лишь прерывисто дышал, кусая губы. Хотелось бить кулаками по стенам, разбить здесь все. Но вместо этого он лишь сильнее вжимался в мрамор. Он настроил себя только на победу. Он последние сутки прокручивал в голове тысячу вариантов ее отказов и своих убедительных доводов. Он готов был отбить ее у парня. Он готов был ее уговаривать и брать измором до тех пор, пока она не согласиться поехать с ним. Он готов был взять все грехи мира на себя, лишь бы она вернулась к Тому. Любой компромисс. Любой каприз. Любая прихоть. Лишь бы вернулась. И что теперь ему делать? Что сказать Тому? Если бы брат не знал, что он поехал за Луизой в Рим, то Билл бы молчал, не вспоминал о ней никогда и заткнул бы любого, кто произнес бы ее имя при близнеце. Но Том знал. Знал и ждал его возвращения. С Луизой. Не об этом ли он хотел поговорить? Не это ли хотел сказать? Билл вспомнил, как во время истерики в Штатах Том сказал, что у него ничего не получится, он не сможет вернуть Луизу. Билл сполз на пол и закурил от ближайшей толстой свечи. Давай вспоминать… На Мальдивах он ставит брату условие, чтобы тот избавился от девушки. И Луиза каким-то загадочным образом из его жизни исчезла, но за это Том от него отвернулся, обиделся и не общался. А потом, видимо назло, завел себе не любовницу, а любовника, и жестко пресекал все попытки Билла влезть в свою жизнь. Но как он мог отшить девушку? Он ее неделю раскручивал на секс. А она же вся из себя такая правильная была… Он ее трахнул… И бросил… Твою мать… Потом этот скандал в Европе, где ее имя не полоскал разве что ленивый. Том тоже нес какую-то муть про баб, про очень большое количество баб, которых он трахал на отдыхе. А она ж правильная… Она же из приличной семьи… И они, получается, опозорили ее. Может быть, она забеременела? И тут Том про своих баб на весь мир… Нагулянная беременность — это такой позор для семьи. Билл обхватил голову руками и уткнулся носом в колени. Они довели ее до самоубийства. Они опозорили ее и довели до самоубийства. И если Том об этом узнает, конец всему. Его бросил князь. Бросил, наверное, так же, как Том бросил Луизу. Все сходится… Бумеранг… Карма… Том гуляет с девчонкой, трахает ее и бросает. Они позорят ее на весь мир. Потом у брата появляется любовник, который трахает его и бросает. Не дай бог, чтобы откуда-нибудь выплыла информация по этому. А сон? Том ведь бежал к Луизе, которая… Он задохнулся. …Которая превратилась в Хель. Хель звала его. Луиза… отомстит? Тома нельзя оставлять одного! Его бросил князь. Он постоянно пил в последнее время. И эти истерики. Как часто это с ним случалось? А вдруг однажды он не выдержит и вскроет себе вены?

— Я не знаю, зачем ты меня сюда привела, — тихо произнес Билл, глядя в бок, как если бы рядом с ним сидела Луиза. — Но я хочу… Я приехал, чтобы вернуть тебя, чтобы уговорить, убедить вернуться к брату. Я хотел извиниться перед тобой. И если ты хочешь забрать его у меня, то забирай и меня — это я виноват во всем. Мы близнецы. Мы не можем жить по одиночке. Я не знаю, что сказать сейчас. Мои слова ничего не значат в этом месте, ничего не вернешь, никак не исправишь. Том наказан за то, что прогнал тебя, — над ним жестоко посмеялись два гомика. Я наказан за то, что выставил ему условие — я или ты: брат больше не доверяет мне, между нами стена, которую я никак не могу сломать. Том любил тебя. Правда, любил. И то, что произошло… Прости меня. Не забирай его. Хель, пожалуйста, не забирай его. Я хотел все исправить… Я не знал, что так получится. Я был уверен, что ты простишь его, и вы будете вместе. Знаешь, еще несколько часов назад я мечтал, как мы вчетвером — я, Адель, Том и ты — поедем вместе отдыхать куда-нибудь на неделю. Я думал, как будет здорово, что в нашей квартире в Гамбурге появится девушка. Адель бы к нам приезжала… Мы бы ходили все вместе в клуб. А теперь я не знаю, что сказать брату, который ждет тебя. Если он узнает, что ты умерла, то это будет для него страшным ударом. Его предали. Он один. И твоя… Как ему сказать? У него депрессия. Он недавно чуть не умер, его еле спасли… А тут это… Почему ты не связалась с нами? Почему не нашла нас? Ты же знаешь, что мы бы помогли и решили все. Я ведь был совсем не против ваших отношений, просто обидно было, что Том всегда с тобой. Я не привык его ни с кем делить, понимаешь? Адель нас не делит. Адель — это плюсик в моей жизни. Мы с Томом не пять и пять, а десять с плюсиком. Я говорю бред, да? Но ты ведь понимаешь меня? Не забирай его, пожалуйста.

Билл еще долго сидел и бормотал какую-то несуразицу, выкуривая сигарету за сигаретой. Он рассказывал Луизе про Юри и Франко, про свои переживания, про отвернувшегося Тома, про то, как ему было плохо, про их ссоры и беды, про Берлин, который он ненавидит, про все свои мысли и надежды, которые он возлагал на эту поездку. По щекам текли слезы. Он хлюпал носом, рвано дышал и временами заикался. Он говорил с ней, как будто она сидит рядом, как будто она спрашивает, а он отвечает, как если бы он был у нее дома и просил вернуться. Говорил до тех пор, пока слезы не высохли, а на душе не стало немного легче, пока его не отпустило. Он обещал ей прийти завтра, перед отъездом, попрощаться. А еще он попросил ее беречь Тома, потому что Том — это всё, что у него есть. И он откуда-то знал, что так оно и будет. Наверное, Георг был прав: Хель — это не всегда смерть, иногда это гибель старого и рождение нового. Сейчас из склепа выходил другой Билл, новый.

Он абсолютно бесцельно шел по вечернему Риму, иногда останавливаясь, чтобы перекурить где-нибудь в укромном месте (не хотелось проблем с итальянским правосудием и штрафа в 500 евро). К концу подходила вторая пачка, во рту было противно, в голове туманно, в душе пусто. Надо снять номер в ближайшем отеле и лечь спать. Ничто так не восстанавливает мозговую деятельность, как крепкий сон. Дьявол! Дерьмо! Какое дерьмо! Что делать? Как сказать Тому? Что ему сказать? Если он вернется без Луизы, то Том будет считать его слабаком, который не может решить элементарной проблемы — уговорить девушку. Если он вернется без Луизы, то Том сам захочет поехать к ней. Поедет и всё узнает. Надо что-то сказать такого, чтобы брат за ней не поехал совершенно точно и при этом не думал, что Луиза его бросила. А именно так он все и воспримет — Биллу не удалось уговорить Луизу вернуться к Тому, стало быть он ей не нужен, не интересен, он ей неприятен, у нее кто-то есть, тот, кто лучше Тома. Как же все сложно… Как теперь выкрутиться из этой ситуации? Луиза должна жить! Черт побери! Она не имеет права умирать! Это бесчеловечно! Это отвратительно, в конце концов!