Что Усырев не туда клонит, смутно понимал один только помощник начальника штаба Чеканов, но и тот решил не вмешиваться в это дело, так как был человеком осторожным — не случайно за ним навсегда закрепилась и кличка "Осторожный".

Другие члены штаба, чтобы не попасть в число "липовых политиков", согласились не посылать своих представителей в оргкомиссию, отмолчаться. Одновременно, по настоянию Усырева, решили провести делегатское собрание и подготовить созыв своего съезда в селе Вознесенском.

Медлить было нельзя, и большевистская группа штаба Громова командировала в Солоновку Голикова.

— Ты им растолкуй да понастойчивей, что нечего зря время терять, пора Областной комитет создавать и отряды наши объединять, — напутствовал его в дорогу Игнат Владимирович. — Напомни Ефиму Мефодьевичу, что давали мы с ним слово друг друга поддерживать.

Мамонтова в штабе не оказалось. Он был в отряде, который вёл бои с мелкими группами белых. Голикова члены штаба встретили холодно, но выслушать его сообщение не отказались.

Пётр Клавдиевич долго и обстоятельно рассказывало действиях партизанских отрядов Северного фронта, о том, что освобождена от колчаковцев большая территория, на которой восстановлены сельские и волостные Советы.

— Настало время теперь создать для руководства освобождённой территорией Областной Совет, объединить все партизанские отряды и их штабы, — заключил он. — Предлагаем вам выделить своих представителей в оргкомиссию.

Мамонтовцы молчали. Наконец, Усырев заявил:

— Предложение для нас неприемлемое. Мы решили свой съезд созывать. Для объединения отрядов также время не настало. Мы и своим отрядом не плохо белых бьём.

Да и не известно ещё, на какой платформе вы хотите объединяться, изучить надо.

— Правильно! — поддержал его Егор Константиной. — Мы сами с усами.

Все доводы Голикова не помогли. Так он и уехал назад ни с чем. Через несколько дней громовский штаб снова послал своего представителя — Василия Коновалова в Солоновку, и опять штаб Мамонтова отклонил предложение. Тогда было решено проводить в с. Леньки съезд самостоятельно.

Отходили зиминцы в Славгородский уезд двумя путями: одни на Боровское, другие — на Зеркальское.

В селе Боровском партизаны столкнулись с егерями белогвардейского полковника Окунева.

Взвод кавалерии под командой Тибекина неожиданно для белых, ещё не успевших расквартироваться, влетел в Боровское и выбил их из села. Завязалась перестрелка. Но Тибекину было приказано отойти к поскотине, где предполагалось дать бой егерям. Однако егеря зашли в тыл зиминцам, и они под перекрёстным огнём противника отошли к селу Зеркальскому.

Здесь завязался ожесточённый бой. Но силы были слишком неравными; Колчаковцы имели 13 пулемётов и 2 трёхдюймовых орудия. Зиминцы в основном были вооружены пиками и ружьями, имели один трофейный пулемёт да несколько самодельных пушек, о которых говорили: "Поражают только психически". Причём, отходя от Боровского, зиминцы оставили часть пушек во рву у поскотины.

Партизаны держались до ночи, нанося большие потери колчаковцам, а затем по темноте отошли к Касмалинскому бору. Полковник Окунев преследовать не решился. Здесь-то, в селе Урлапово, и состоялось совещание штаба, на котором зиминцы решили объединиться с отрядом Ефима Мефодьевича Мамонтова, слава о котором уже шла по всему Алтаю.

Встреча обоих отрядов произошла в селе Мельниково. После смотра сил был создан объединённый штаб из 33 человек, в него вошло и 25 алейских большевиков. Кандидатуру Усырева алейцы отвели. Главнокомандующим избрали Ефима Мамонтова, начальником штаба — организатора зиминских партизан Фёдора Архипова. Был сформирован Алейский полк — первый полк будущей партизанской армии.

Главный штаб крестьянской Красной Армии Алтайского округа в своём первом приказе заявил: "Главный штаб… первой и последней обязанностью считает победить капитал и чины и дать право и волю трудовому народу".

Узнав о слиянии мамонтовцев с алейцами, большевики громовской группы обрадовались: в штабе у Мамонтова теперь старые испытанные большевики Архипов, Брусенцов, Семенихин, петроградские рабочие, прибывшие в Сибирь в 1918 году, — Ивкин, Конкорин, Кольцов и другие. Теперь легче будет решить вопрос с объединением, легче будет изолировать эсеро-анархистские элементы.

Агенты донесли начальнику партизанской контрразведки Ивану Коржаеву, что съезд в селе Вознесенском назначен на 9 сентября — на тот же день, когда должен собраться и Леньковский съезд. Вдохновителями и организаторами Вознесенского съезда являются, кроме Усырева, примазавшиеся к штабу Мамонтова эсер Романов и бывший поручик Козырь. Они надеются найти на нём своих единомышленников не случайно и делегаты выбираются в основном из кулаков и эсеров — деятелей бывших земских управ.

Коржаев прибежал в штаб, волнуясь, стал докладывать Громову и Голикову:

— Сволочи… удумали. Съезд собирают в тот же день, что и у нас. Арестовать бы их, да в трибунал. Чтоб не повадно было…

— Подожди, подожди, — остановил его Громов. — Успокойся да толком расскажи, в чём дело.

— Я и говорю толком, — сразу же остыл Коржаев. — Эсеры и разная контра решили в Вознесенском съезд проводить. Надо же что-то предпринимать…

Срочно собрали заседание штаба. Известие Коржаева все встретили с возмущением.

— Эт-то как же, а?.. Это как же? — спрашивал Николай Булыгин. — Мы ихнему штабу предлагаем вместе съезд проводить — отказываются, а теперь свой собирают. Нечистое это дело, нечистое. Что же Ефим Мефодьевич смотрит?

Ф. И. АРХИПОВ — начальник штаба и комиссар отряда Мамонтова.

— Что нечистое — это ясно. Знаем мы этих эсеровских молодчиков. Опять к Учредительному собранию тянут. А Ефим Мефодьевич тут не причём. Он предан советской власти и все его помыслы: скорее разбить колчаковцев и восстановить на Алтае советскую власть. Да и по натуре он человек военный. Дни и ночи в действующем отряде проводит, бьёт колчаковцев в хвост и гриву. А в это время к его штабу эсеры как мухи к мёду прилипли и свою политику стараются вершить. Комиссар его, Копань, — тяжело ранен, политическое руководство и ослаблено. Надо, видно, посылать нам на Вознесенский съезд своих представителей, как Каменский Совет посылал когда-то к кооператорам.

— Правильно! — поддержал Громова Голиков. — И алейцам, Архипову с Ивкиным, надо сообщить о замыслах эсеров. Так и знай: им ничего не известно о съезде в Вознесенском. Да и о нашем, Леньковском, известить надо.

Однако Голиков ошибся: алейцам и Архипову была известно, что в Вознесенском собирается съезд, но неизвестно другое — какие делегаты и с какой целью на него съедутся. О Леньковском съезде, на котором должен быть создан Областной Совет, им никто не сообщил.

В Вознесенское выехали Коржаев и Булыгин. Однако срывать съезд и не надо было. На него собралось всего 34 делегата, в основном от волостных революционных комитетов.

Расчёты эсеров не оправдались — съезд обсудил всего лишь один вопрос — о состоянии финансов.

И всё же эсеровская группировка на Вознесенском съезде была сильной, и когда представители громовского штаба предложили объединить работу обеих съездов, они сказали: нет!

Седьмого, восьмого и утром девятого сентября в Леньки съезжались делегаты — верхами, в ходках и простых телегах. В самые большие престольные праздники в село не стекалось столько народу.

Работники районного штаба сбились с ног. Дежурный, забыв о сне, проверял документы и записывал приезжих в делегатские списки.

— Откуда?.. — то и дело спрашивал он подходивших к столу мужиков. — Из Панкрушихи. Так, так! От сельсовета, говоришь. Мосихинцы, вас сколько?.. От штаба присланы…