Он везде искал встречи с ней, а поскольку она редко выходила из дома, то передавал ей поклоны. И если боги посылали князю день, в течение которого он не видел её или не смог ей передать поклон, то такой день для Рюрика был чёрным. И понял повзрослевший рикс, что чёрных дней в последнее время что-то стало слишком много. И вот теперь этот мальчишка разбередил его рану.

- Не передавай ей больше от меня поклоны! - Голос князя сорвался на последнем слове. Он ударил коня плетью и поскакал к толпе друзей-военачальников. "Что ж, - думал князь, - наверно, я, грубый вояка, не стою такого чуда, как Эфанда. Пусть сын Юббе Аркон сорвёт этот прекрасный цветок…"

- Трус! - зло прошептал Олаф вслед князю и закусил губу…

- Ну и что? - с любопытством спросил Стемир, настигнув Олафа, как только князь отъехал.

- Ничего! Он испугался более молодого соперника.

- Да ну его! - После того как князь скрылся из глаз, нахальства у Стемира прибавилось. - Он, наверное, устал тешиться со своими жёнами и наложницами! Он уже старик, а Эфамда настоящая красавица! Я б на её месте выбрал себе знаешь кого? - разошёлся Стемир, но Олаф глянул на него такими глазами, что тот сразу же прикусил язык.

- Хватит болтать! Инга[66] вождя должна быть женой князя! - крикнул молодой вождь и натянул поводья.

Стемир пожал плечами и отъехал к отцу: посол Эбон уже искал своего озорного сына.

Олаф пришпорил коня и не остановился до тех пор, пока не доскакал до ворот своего дома. Оставив слугам коня, он опрометью бросился в дом, желая только одного: не встретить по дороге ни сестры, ни матери.

Распахнув дверь своей гридни, Олаф остановился как вкопанный: Эфанда, давно ожидавшая брата, рассеянно перебирала на столе его вещи: поясной набор, серебряные фибулы, гребни и глиняные шашки. Увидев брата встревоженным, почти злым, таким, каким ни разу его ещё не видела, она вздрогнула и замерла, безошибочно почуяв, что его состояние каким-то образом связано с ней. "Что-то нехорошее произошло…" - подумала девушка, и сердце у неё упало.

- Что? - прошептала она и так посмотрела на брата, что у того язык не повернулся сказать ей правду. - Что-нибудь на скачках? - с ужасом спросила она, ощутив, как похолодели у неё руки.

- С князем ничего не случилось, - резко ответил Олаф, пряча свою растерянность за юношеской развязностью. - Ни Аскольд, ни Дир на него не нападали, - съязвил Олаф, но тут же понял, что поступил скверно, и, как бы извиняясь, добавил: - Хотя соперничали с ним.

Эфанда внимательно посмотрела на брата, который, согнувшись, чтобы не смотреть ей в глаза, размашисто прошёлся по гридне, и тихо заметила:

- Отец говорил, что только горе сгибает человека.

Отчего же согнул спину ты?

- Я?! - Олаф выпрямился и расправил широкие плечи. - Тебе показалось… Или это от скачек, - нашёлся он.

- Мне слуги сказывали, что нынче скачки весело прошли. Состязались старики и были удальцами, - уже бодрее проговорила Эфанда.

- Слуги, слуги, - неожиданно закричал Олаф. - Когда сама будешь выходить на волю, затворница? Посмотри на себя! Одни глаза остались!

Эфанда вспыхнула:

- Ты, верно, устал или с кем-нибудь поссорился, - грустно заметила она. - Но не упрекай меня больше тем, что я не показываюсь на людях. Так долго тянулся этот год печали, а теперь… - Олаф посмотрел ей в глаза и со страхом подумал: "Неужели всё поняла?" - А теперь, я думаю, и вовсе никому не надо показываться, - с трудом договорила Эф и, не поднимая глаз на брата, медленно вышла из его гридни.

- Рюрик, ты должен понять старую Унжу, - терпеливо и по-матерински нежно проговорила вдова вождя Верцина.

Они с Рюриком одни сидели в её гридне, и Унжа сделала так, чтобы в этот вечер им никто не мешал: Бэрин увёл детей на поучение к друидам и обещал их там подольше задержать, а слугам она приказала закрыть ворота и никого не пускать в дом. Унжа, укутанная в большой чёрный убрус, ёжилась от прохлады и тяжёлого разговора, затеянного ею самой по воле и зову материнского сердца.

- Ты же любишь Эфанду, - уверенно сказала Унжа, глядя на князя своими поблёкшими, когда-то ярко-синими глазами, и грустно спросила: - Но почему ты от неё отказываешься, не могу понять… - Она пожала плечами и с гордостью добавила: - Мой Верцин был старше меня на пятнадцать лет. Разве это мешало мне любить его и родить ему столько детей! Ну и что же, что у него были ещё три жены! Я пережила их только потому, что он больше других любил меня. А таким мужчинам, как мой Верцин и ты, можно иметь и десять жён! - с уверенностью заявила она и опять ласково посмотрела на князя.

- Я люблю Эфанду, это верно. Её нельзя не любить, - улыбнувшись, сказал Рюрик, а затем так тяжело вздохнул, что вдова беспокойно посмотрела на него, - но моя жизнь - жизнь князя - вечно на коне, постоянно в бою, всегда в тревоге из-за этих проклятых германцев… Да ещё две жены, которые соперничают между собой… Я боюсь сделать её несчастной! - горько сознался он, глядя в умные глаза Унжи.

- Не обманывай ни себя, ни меня. Ты хочешь и можешь быть счастливым с ней! - убеждённо проговорила вдова, опуская свои руки к нему на плечи. Если бы мы, женщины, думали так, как вы, мужчины, род людской давно бы перевёлся. - На глазах её показались слезы. - У меня погибали в боях один за другим сыновья. Я рыдала, убивалась, клялась, что никогда не рожу больше, ибо нет для матери сильнее горя, чем смерть её ребёнка. Но время шло, горе за хлопотами и заботами теряло свою остроту, а Верцин был рядом, и во мне вновь возникало желание иметь от него детей. А вот тебе ни одна из твоих жён не подарила сына - а ведь князю нужен наследник! А? Или тебе об этом должен сказать ещё и Камень Одина?

Рюрик склонил голову, поцеловал старую женщину в морщинистую щёку и не нашёл в себе сил возразить ей…

ВЕСТЬ

- Где Рюрик? - Олаф соскочил со взмыленного коня и одним прыжком оказался на крыльце дома князя. Слуга низко поклонился ему и глазами показал на Руцину, стоящую в проёме входных дверей.

- Князя нет дома, - сдержанно ответила она Олафу и не сделала даже лёгкого движения, чтобы пропустить вождя в дом.

- Где он? Скажи ему, что он мне срочно нужен!

Руцина вспыхнула и, сверкнув потемневшими от ярости серыми глазами, ответила:

- На это есть слуги! - Она показала рукой на толпу слуг, которые стояли возле крыльца, прислушиваясь к их разговору, и ушла в дом.

- Князь с молодой женой уехал на охоту, - сказал старый Руги, поднимаясь по ступеням крыльца. Он запыхался: видно было, что ему только что сообщили о прибытии Олафа.

- Эфанда на коне? Быть этого не может! Она же и близко боялась подойти к лошадям. Слуги вразнобой зашумели:

- Нет князя дома! И княгини нет! Охотятся! На лису… Можно позвать его вторую жену, она подтвердит…

Олаф сник, наконец поверив сказанному, и, повернувшись к Руги, тихо молвил:

- Олег погиб.

Ноги у старого управителя подкосились.

- Что за чёрную весть ты принёс! Не может этого быть! О, горе! Не зря нынче чёрный ворон летал и каркал над нашим двором! О, горе…

Слуги растерянно переводили глаза с Руги на Олафа, не понимая, что случилось. И тут звуки рожков и охотничьей трубы оповестили о возвращении князя с охоты.

Распахнулись большие ворота княжеского двора, и на двор во главе с Рюриком и Эфандой верхом на конях въехали охотники. Свора собак, которых держали на длинных поводках слуги, заполнила двор шумом и лаем. Сам князь был невесел. Увидев на крыльце Олафа, он соскочил с коня и дождался, когда тот подбежал к нему.

- Что случилось? - спросил рикс.

- Олег убит германцами, - прошептал Олаф, едва сдерживаясь от рыданий. - Его тысяча неожиданно наткнулась на войско молодого Карла.