- Руцина, что случилось? Все куда-то бегут, кричат…
Это Хетта, держа в руке факел, куталась в тёплый длинный убрус и пристально вглядывалась в Руц. Старшая жена подняла руки и устало попросила:
- Убери факел, Хетта! Он делает тебя страшной. Хетта нашла на правой стене дружко и вставила в него факел.
- Закрой дверь, - попросила вторую жену Руцина и, когда та выполнила её просьбу, устало добавила: - Надо бы и Эфанду поднять.
- Она уже идёт сюда… Хетта не успела договорить, как скрипнула тяжёлая дверь и в одрину вошла Эфанда. Она тревожно оглядела двух старших жён и тихо спросила:
- Что будем делать, Руцина?
Руцина растерянно подняла голову на младшую и любимую жену своего повелителя и так же тихо ответила:
- Не знаю, Эф.
Эфанда вздрогнула. Никогда ещё она не видела старшую жену такой растерянной и беспомощной.
- Сейчас прибудет друид Юнка и совершит обряд заговора огня, нерешительно напомнила Хетта и вопросительно посмотрела на Руцину.
- Ну и что? - глухо произнесла та. - Мы всё равно опоздали…
Эфанда и Хетта одновременно вскрикнули:
- Как опоздали?! Там… в огне… все погибли?! Руцина покачала головой.
- Ничего вы не поняли, - отрешённо проговорила она. - Хворый сокол летал!
В это время дверь одрины широко распахнулась, и на пороге появился молодой друид воды в голубой обрядовой одежде. Огромный железный поднос, покрытый льняным серым покрывалом, покоился на его руках. Рядом с друидом воды стоял молодой парасит с факелом в руках.
- Княгини готовы? - таинственным голосом спросил Юнка и обвёл женщин насмешливым взглядом. На жреца воды никто не смотрел, и потому его дерзкий взгляд остался незамеченным.
- Готовы, - за всех ответила Хетта и первая сняла убрус с плеч, распустила волосы, вынув из них драгоценные заколки, и спустила рукава рубашки. Её примеру последовали Эфанда и Руцина. Юнка медленно переводил тяжёлый взгляд с гладких, цвета воронова крыла волос знатной кельтянки на рыжие кудри Руцины, а затем на лёгкие, светлые, чуть вьющиеся волосы Эфанды, завистливо оглядывая их полуобнажённые тела, и зло думал: "Их жизнь сейчас принадлежит мне! Что хочу, то и сделаю с ними…" Но в тёмном проёме двери блеснул свет факела, и на пороге одрины показался старый хромоногий Руги с двумя дворовыми слугами.
- Обряд заговора огня Бэрин велел справлять при мне, - громко заявил Руги и выдержал злобный взгляд друида воды.
- Слово верховного жреца - закон для меня! - ответил Юнка, заметно помрачнев, и поискал глазами, куда можно поставить поднос.
Руги пенял его взгляд и по-хозяйски, осторожно выдвинул на середину одрины маленький столик Руцины, предварительно сняв с него свечу.
Друид воды поставил поднос на столик.
- Огня! - приказал он параситу, и тот, сняв покрывало. Поджёг мелко наломанный хворост и чёрные угли, лежащие на подносе.
Все присутствующие взялись за руки и трижды обошли вокруг маленького костра. Затем по команде Юнки все остановились и резко выдвинули руки с широко растопыренными пальцами к огню.
- Ты, огонь, остановись! - медленно и торжественно проговорил Юнка, и все шёпотом повторили за ним магические слова.
- Ты, огонь, жито не ешь! - продолжил Юнка, и опять все шёпотом повторили за ним: - Ты, огонь, жито не ешь!
- Ты, огонь, не делай зла!
И все трижды повторили этот наказ друида воды.
- Огонь, умри! - громко выкрикнул Юнка, и все, ещё раз вскинув руки к огню, застыли. Но языки пламени равнодушно лизали хрупкие палочки и не затухали.
- Нужна кровь! - мрачно проговорил Юнка.
- Бери мою! - взволнованно предложил Руги и протянул друиду правую руку.
Друид вынул из-под полы своей рубахи тонкую узкую металлическую пластинку и кинжал. Взяв управителя за правую руку, он поднёс её к огню и быстро прошептал какие-то слова. Затем друид прокалил над огнём кинжал и надрезал кожу на руке у старика. Руги ревностно наблюдал за всеми действиями друида воды.
Вот Юнка собрал кровь слуги на пластинку, затем прокалил её над огнём и соскоблил в костёр. Огонь затрепетал, съёжился и мало-помалу на глазах у удивлённых зрителей потух.
На некоторое время в одрине стало тихо. Женщины робко отступили от подноса, разогнули напряжённые спины и облегчённо вздохнули.
Боги приняли жертву. Огонь погас. Пожар за грабовой рощей был слаб. Юнка и сам был удивлён, что всё закончилось так быстро.
- Да ты, никак, сожалеешь, что не пришлось прокалить и нашу кровь, насмешливо воскликнула Руцина, закутываясь в убрус. Эфанда и Хетта последовали её примеру.
Юнка молча набросил на поднос льняное покрывало. Парасит взял свой факел и приготовился освещать дорогу жрецу.
Руги перенёс столик Руцины к окну и прислушался к доносившемуся со двора шуму.
- Ба! - растерянно произнёс он. - Да, никак, на дворе дождь вовсю льёт!
Эфанда, как и все в поселении рарогов, была охвачена глубокой скорбью: вчера состоялось предание огню воинов, погибших в бою с коварными германцами, и нынче душа её всё ещё пребывала в унынии от тяжкого горя рарогов. Скорбь её была искрения и глубока, но мыслями она нет-нет да и возвращалась к Руцине. Эф ни о чём не спросила князя, когда он вернулся в её одрину после посещения первой жены. Она не спала, ждала его, а потому знала, что пробыл он у Руцины недолго. Вчера же вечером одна из жриц любви намёками сказала ей о любви Руцины к Дагару. Не очень-то поверила ей Эфанда. Но, поразмыслив, вспомнила, что и сама не раз видела, как Дагар смущался, обращаясь к Руцине, прикасаясь к её руке или подавая оброненный старшей княгиней убрус. Пожалуй, это меченосец влюблён в старшую жену, ибо взглядом своим она никогда не искала Дагара в толпе, не старалась остаться с ним наедине. Эфанда ревновала и жалела Руцину: она уже стара, хотя ещё и говорят о её красоте. Рюрик же принадлежит только ей, Эфанде. Но тут она вспоминала, как муж её как бы ненароком, случайно брал Руцину за плечи, пытливо смотрел ей в глаза, затем, как бы с шутливой яростью оттягивал за волосы её голову и зло рассматривал на её шее красивый серебряный крестик с распятием Христа-спасителя. Руцина краснела, с вызовом смотрела в глаза князя, ждала, когда он опомнятся, но он не сразу отпускал плечи жены. Чаще всего в таких случаях Руцина тут же уходила в свою одрину и никого не пускала к себе. А Эфанда, видя эти сцены, не знала, как ей вести себя при этом. Ясно, что Рюрик недоволен тем, что старшая жена его открыто показывается в поселении с крестиком на шее, поскольку князь не принимает христианство, но уж очень долго и откровенно пытливо смотрит он в глаза Руцины. Что кроется за этим взглядом? И как может вера в того или иного бога помешать двум людям любить друг друга? Вот и я, женщина, и мой самый дорогой и желанный мужчина, мы оба верим в Святовита; Сварога и Перуна. Но всё это мужские божества! Они помогают мужчинам стать сильными, смелыми и ловкими. И слава богам! Мы, женщины, любим таких мужчин! Из-за них нам понятнее и ближе бог Радогост это бог блаженства! Бог, творящий радость! Он всегда со мной! Он во всем! В жесте руки, повороте головы, в моей летящей походке, в счастливом смехе! Во всем, что окружает меня! И во всем, что по праву принадлежит мне! И Рюрик получает от меня то блаженство, которое ниспослано мне Радогостом! И я должна делать все, чтобы мой бог не был на меня в обиде! Я кормлю любимых птиц Радогоста - гусей и голубей; содержу в чистоте своё тело и постель; не переедаю и не ем слишком жирную пищу; ухаживаю за цветами; знаю, когда собирать, лесные растения и как использовать их; слушаю поучения друидов и оберегаю свою душу от скверны. Вот ветер ревёт за окнами и холодит людям душу. Я чувствую мятежную душу ветра и говорю с ним о том, что возмущает его. И ветер успокаивается! Он рад, что нашёл разумную собеседницу, и уже больше не несёт ненастья. Так же, как с ветром, я разговариваю с грозой и дождём, с морозом и огнём. Так велели друиды, так поступали наши матери и наши бабки. И это завет самой Природы! А Радогост - её властитель! И потому для меня он выше Святовита. Эфанда замерла: открытие, только что сделанное ею, поразило молодую женщину. Но сказать об этом Бэрину или Рюрику она никогда не решится. Слишком смелым было то, что стало для неё откровением!