Здесь я очутился без работы и все время находился в правлении Союза металлистов, исполняя разные поручения, и благодаря рекомендации делегатов, я поступил в завод Гамаюна, где нашел сильную дезорганизацию, но в скором времени мне удалось, благодаря агитации и литературе, сорганизовать и даже поставить завод в известное положение, т. е. был один из передовых заводов.

Свободное время я проводил в Союзе металлистов, где встретил безработного Яна Точинского, которого и поставил к нам; на следующий день, как выборный делегат, подошел к нему и спросил членскую книжку, в которой увидел, что он 9 месяцев состоит членом Союза и ни одного месяца не уплачено. На мое заявление об исключении его из Союза он мне ответил, что я в хулиганской организации не состою и с хулиганом дела не имею; выходит так, что та организация, которая дала ему место, хулиганская, а тот, который его поставил, хулиган. Мы его привлекли к третейскому суду, постановлением которого решили его удалить, это было 27 марта; он подошел ко мне и просил, чтобы я выпросил у рабочих отработать ему до Пасхи, я, переговоря с товарищами, разрешил ему отработать ради семьи. Но 3 апреля он неожиданно сам берет расчет и уходит с завода, а в ночь с 3-го на 4-е ко мне пришли с обыском и меня арестовали на квар-{325}тире; здесь же ночевал мой теперешний шурин Александр Булышкин, высланный в 1912 г., а я проживал - Выборгская сторона. Большой Сампсониевский проспект, д. № 62, ком. № 103, где и можно об этом справиться.

С участка я был отправлен в охранку, где я был избит и отправлен в дом предварительного заключения, откуда каждый день возили на допрос в охранку, где была мне предъявлена 102 ст. за распространение прокламаций и принадлежность к СДР партии. Стращали каторгой и предлагали вступить в охранку сотрудником, и я согласился, а после чего выпустили с тюрьмы без всяких последствий, но с предупреждением опять явиться к ним на свидание в течение трех дней угол Кронверкского и Зверинской ул., но я не явился. Тогда меня вызвали в управление второго Выборгского участка, где мне вручили высылку с пятью пунктами; после чего мне выдали помощь в с.-д. фракции меньшевиков товарищ Чхеидзе 15 руб. и товарищ Шагов 15 руб., в Союзе металлистов 15 руб. и на заводе Гамаюна сделали сбор, и я уехал в Озерки, где я и жил; был поступивши к Новому Айвазу, но там стали требовать выписки, и мне пришлось взять расчет.

Во время расстрела на Путиловском заводе на баррикадах меня казаки избили, и я попал в Петропавловскую больницу, где при обыске у меня нашли паспорт Николаева Андрея, по которому я жил в Петрограде, и до 50 штук прокламаций, которые я не мог выкинуть, про что, конечно, сообщили в охранку, откуда сообщили, чтобы под усиленным конвоем меня доставили в охранку, откуда меня в вольной одежде доставили напротив в дом на вольную квартиру (это - где аптека, по парадной наверху по Александровскому проспекту), где находился адъютант начальника охранки. Меня опять избили, после чего мне опять сулили каторгу и смертную казнь; а затем дали папироску, после которой я стал как сумасшедший и опять вторично согласился быть сотрудником и на чем-то расписывался, но это я помню как сквозь сон, после чего меня опять отпустили и назначили два раза в неделю приходить на свидание. Но в этот же раз у меня при обыске нашли паспорт Николаева Андрея, по которому я жил; они мне велели по нему жить, но в это время прие-{326}хал сам Николаев, и я ему отдал паспорт. После они по этому паспорту приходили меня искать - это можно справиться: Лесной проспект, Парголовская улица, д. № 3, где полиция у дворника сидела 9 суток, сменяясь, но я на свидания не ходил. Здесь приехал мой отец, увидя меня избитым и еле ходящим, увез к себе за Невскую заставу (проспект села Александровского, д. № 21-23, кв. 10), где я жил без прописки, никуда не выходя, около двух недель (если нужно, можно там справиться и узнать все подробно). И все это я перенес, мне только исполнилось 18 лет.

И вот я взял паспорт, прописался в Озерках на Безымянной ул., д. 46, поступил на завод Новый Парвиайнен; и неожиданно случилась экономическая забастовка в торпедной мастерской, где я работал. Проводили забастовку трое, я, Кузнецов Федор и Кудешов Владимир - он же Филиппов Василий. Забастовку мы выиграли, но нас предупредили и сказали до следующего случая. Этот случай скоро подошел: убило электромонтера. Мы устроили митинг, во время которого мне пришлось выступать первому и последнему, потому что те двое были семейные, но они все-таки выступали. Мы вышли из завода; а на следующий день они стояли на Лесном проспекте, а я пошел на завод, где была уже полиция и хотели меня арестовать, но я благодаря мастера Корецкого и рабочих вышел через постройку. Это можно узнать на заводе Парвиайнен Новый. И я опять остался без работы, но здесь я уже был семейный; женился я в Озерках 26 октября 1914 г., но жизнь моя была превращена в каторгу - я жену мог видеть урывками или же где-нибудь в саду, а дома ни в каком случае нельзя - очень следили.

И я выпросил у товарища, работающего на заводе Старый Парвиайнен, Сергея Серикова, паспорт и поступил к Новому Лесснеру в центрально-инструментальную мастерскую шлифовщиком, где я работал до 1 мая 1915 г. В день 1 мая я выступал на митинге. 2 мая, выйдя на работу, приходит отметчик и говорит: Сериков, вас зовут в проходную контору; а за ним подошел товарищ и говорит: не ходите, тебя, говорит, и Плетнева ждет полиция. Нас спрятали в кладовую под тряпки, где мы сидели около двух часов, а поли-{327}ция нас искала по всему заводу. Затем товарищи расставили своих патрулей, заговорили старика сторожа у других ворот на Малую Невку, а мы в это время пробежали мимо; хотя он и закричал, но поздно, а полиция чуть не по одному пропускала из ворот на Сампсониевский проспект. Это можно справиться у Леснера Нового в инструментальной мастерской. Где и как я в это время ночевал! Если работаю в день, то ночью сплю где-нибудь в ящике в заводе, а когда работаю в ночь, то спал в чайных или на полях; а когда стал без работы, то до часу спишь где-нибудь на лестнице, а потом идешь в чайную «Лондон» на Выборгском шоссе.

А моя семейная жизнь была уже разбита; я жене уже изменял, а она мне только принесла дочь; но я не имел права ее видеть. Я познакомился с сиделкой детской больницы Марией Киселевой, и она стала меня снабжать деньгами и спиртом. Я стал пить, ночевать по гостиницам, сошелся с хулиганами и стал постоянным обитателем Антонова поля, даже пускался на кражи, и здесь я был избит и валялся в сене и днем и ночью, а товарищи мои хулиганы приносили мне есть и денатурату туда, а также приносили и лекарства; но что значит выпить на улице - еще хуже.

И вот я решил поступить в клинику Виллие к машинисту по строительной слесарем, и все, конечно, ради спирту, потому что там его было достаточно (и это можно узнать в клинике Виллие у машиниста); и это продолжалось до августа месяца, до моего призыва. Но как мне попасть в солдаты; у меня нигде не прописан весь год и паспорт. И я караулил 3 дня воинского начальника, чтобы попасть на личное свидание; и вот я перед ним притворился патриотом, что хочу послужить родине и загладить и искупить свои старые грехи или же умереть за Россию; он мне посоветовал в каком-нибудь пригородном участке прописаться за день до призыва, но где я не замечен, и я 11 августа прописался у старухи, которая содержит всех воров, потому что отец меня не прописал - он боялся. 12 августа меня взяли в солдаты в первую запасную автомобильную роту, третью команду военных шоферов в гор. Новгород, а 13 августа, где я прописался, {328} пришли охранники за мной, где им ответили, что я взят в солдаты.

С Новгорода были переведены в Новый Петергоф, оттуда, как наилучший шофер, был откомандирован в 37-й бронево-пулеметный автомобильный взвод, откуда, после ухода полковника Самойлова, на меня напали механик и командир взвода, который раньше был старший офицер после полковника, и меня в конце этого откомандировали, как не соответствуя своего назначения, в село Медведь Новгородск. губ., бывший дисциплинарный батальон, откуда я бежал. Хотел попасть на позицию, но на станции Дно Псковск. губ. нас арестовали и отправили в Псковскую каторжную тюрьму, откуда на гауптвахту броневой роты, к коменданту, в пересыльную тюрьму, где вместе с этапом, шашки наголо и под звон кандалов, в арестантском вагоне, в Чудовскую пересыльную тюрьму. Здесь принял новгородский конвой и повезли в Новгородскую губернскую тюрьму и в село Медведь.