В январе, феврале и марте 1903 г. я был командирован в Румынию, в Бухарест, в распоряжение заведующего политическим розыском на Балканском полуострове, подполковника В. Тржецяка, и в Болгарию, в Софию, к его помощнику, известному А. М. Вейсману. В апреле, мае и июне того же года я находился в Кишиневе при начальнике местного Охранного отделения бароне Л. Левендале, где мне было поручено выяснение путей транспортировки «Освобождения» и «Искры». С этой целью мне пришлось завязать сношения с контрабандистами и владельцами книжного магазина бр. Гросс в Яссах. Одновременно я посылал в «Искру» корреспонденции, посвященные деятельности революционных организаций в Одессе и в Кишиневе. Материал для своих корреспонденции я получал от подполковника Васильева и барона Левендаля. В июле я снова уехал в Софию.

Конец 1903 г. и начало 1904 г. я провел в Тифлисе вместе с А. Вейсманом, командированным туда Департаментом полиции. Деятельность моя здесь заключалась в том, что я был занят систематизацией материалов о деятельности армянской революционной партии, «Дашнакцутюн», доставляемых сотрудником Вейсмана Спандаряном, бывшим директором гимназии в Константинополе. По сведениям Спандаряна я составлял периодические доклады для директора Департамента полиции.

С мая 1904 г. по май 1905 г. я занимался в канцелярии Варшавского охранного отделения, не имея никакого отношения к розыску. Одновременно со мною здесь состоял М. Бакай, заведовавший всей внутренней агентурой отделения.

В мае 1905 г. по рекомендации известного М. И. Гуровича, занимавшего должность управляющего канцелярией помощника наместника по полицейской части на Кавказе ген. Ширинкина, я был зачислен чиновником названной канцелярии и откомандирован в Баку, в распоряжение начальника Бакинского губернского жандармского управления для составления докладов о деятельности местных револю-{316}ционых организаций. В своих записках на имя ген. Ширинкина и М. Гуровича я неоднократно указывал на неблаговидные провокаторские приемы заведующего Бакинским охранным пунктом, подполковника А. Заварицкого.

В декабре 1905 г. по моему настоянию Заварицкий был отчислен от должности заведующего Бакинским охранным пунктом и переведен в Сухуми. По личному ходатайству Заварицкого директор Департамента полиции назначил его начальником Охранного отделения во Владивостоке, где его провокаторская деятельность вскоре расцвела пышным цветом и закончилась скамьей подсудимых. Как известно, подполковник Заварицкий был приговорен судом за провокацию (должностное преступление) к пятилетним каторжным работам (см. запрос о Заварицком в третьей Г. думе - речи Маклакова, Караулова, Столыпина и др.). Временно, до назначения заведующим Бакинским охранным пунктом ротмистра Орловского, я заведовал таковым в течение полугода. В августе 1906 г. я был назначен помощником начальника Тифлисского охранного отделения, а в феврале 1907 г. после личных столкновений с начальником отделения ротмистром Ф. Рожановым, я по личной инициативе оставил службу и уехал в Петроград, где немедленно вошел в сношения с В. Л. Бурцевым и передал ему ряд статей о политическом розыске, впоследствии помещенных в журнале «Былое», издаваемом в Париже.

В марте 1907 г. по доносу сотрудника Тифлисского охранного отделения журналиста Льва Соломоновича Шварца я был арестован Петроградским охранным отделением и заключен в Петропавловскую крепость. Мне было предъявлено обвинение в сношениях с членами Центрального Комитета Партии социалистов-революционеров, с целью «сообщения им вверенных мне по службе тайн»… Дознание по моему делу велось более пяти месяцев. Директор Департамента полиции вынужден был признать ложность оговора Шварца, и после полугодового заключения я был освобожден из Петропавловской крепости. Выпущенный на волю, я снова вошел в сношения с Бурцевым, скрывавшимся в это время в Финляндии, и для свидания с ним приезжал в Выборг и Териоки. {317}

В первых числах января 1908 г. я снова был арестован на улице чинами Охранного отделения и заключен под арест в дом предварительного заключения, где побыл более восьми месяцев, не будучи ни разу допрошен. Желая выяснить причину моего ареста, я отправил целый ряд прошений - начальнику Охранного отделения, жандармскому управлению, прокурору суда и палаты и др., ходатайствуя лишь о предъявлении мне обвинения - вполне законное право каждого арестанта. Только на восьмом месяце, в ответ на мое прошение, прокурор суда сообщил, что обо мне «Охранным отделением ведется переписка в порядке охраны…» На исходе девятого месяца «переписка», по-видимому закончилась, и начальник отделения, известный ген. А. Герасимов, вызвав меня к себе, объявил, что я был заподозрен в выдаче В. Л. Бурцеву всех агентов-сотрудников Варшавского охранного отделения, и что в таком виде им был сделан доклад директору Департамента полиции. Ныне, мол, это подозрение рассеялось, так как было выяснено, что ни один из сотрудников Варшавской охранки мне не был известен и автором перехваченного письма к Бурцеву со списком этих сотрудников являлся М. Бакай. Ген. Герасимов сообщил мне, что директор Департамента полиции намерен был выслать меня в Сибирь, но по личному ходатайству Герасимова я оставлен на свободе, с обязательством оказывать услуги охранке. Мне было поручено составление докладов о деятельности различных общественных организаций в Петрограде. Вскоре после моего освобождения я снова вошел в сношения с В. Л. Бурцевым и, между прочим, послал ему в Париж обширную статью о пресловутом И. Ф. Манасевиче-Мануйлове, в которой сообщал подробности всех его махинаций.

В 1909 г., когда в печати появились разоблачения В. Бурцева об Азефе и др., в обществе, а затем и с трибуны Гос. думы заговорили о неблаговидной роли деятелей политического розыска, - в правительственных сферах возник проект сокращения кредитов и штатов охранки. Высказывалась мысль, что революционная гидра уже задавлена, а охранка в своих интересах, при помощи сотрудников-провокаторов, поддерживает революцию… Начальник Пет-{318}роградского охранного отделения ген. М. фон Коттен пришел к заключению о необходимости поднять в обществе антиреволюционное настроение путем печати. С этой целью фон Коттен время от времени снабжал меня материалом из деятельности партийных революционных организаций за границей и в России: получаемый мною материал я использовал в целом ряде статей на страницах «Нового времени», «Голоса Москвы» и «Земщины», под видом корреспонденций из Парижа, Женевы и других мест, за подписью «Пэль», «Турист» и «Л.П.». Так были напечатаны статьи: «Революционеры готовятся», «Подготовка новой революции», «Раскол в лагере социал-демократов», «Три кита», «Национализм и революционеры», «Подготовка к студенческим беспорядкам» и др. Много шума вызвали две обширные корреспонденции из Парижа, помещенные в «Новом времени» под названием: «Кадеты» и «Парижский революционный конгресс 1904 г.». После убийства А. Столыпина в Киеве я поместил в «Новом времени» и «Русском слове» обширные статьи о покушениях на Столыпина, использовав данные, еще не появившиеся в печати.

Деятельность журналиста и достигнутый мною видимый успех на этом поприще дали мне вскоре возможность совершенно эмансипироваться от Охранного отделения. Желая ярко подчеркнуть свою полную независимость от органов политического розыска, я стал помещать на страницах «Нового времени», «Русского слова», «Речи» и других газет статьи разоблачительного характера. Так, я написал ряд статей об А. М. Вейсмане, вызвавших в свое время много шума в обществе, о Спандаряне, о женщинах-провокаторах, об известных деятелях охранки: Кулябко, Еремине, Спиридовиче, Гартинге-Ландезене и др. Статьи мои пользовались успехом у читающей публики, перепечатывались и комментировались всей прессой. В мае и июне 1912 г., по рекомендации петроградского представителя «Русского слова» А. В. Руманова, я поместил в вечернем издании «Биржевых ведомостей» за повышенный построчный гонорар несколько статей вышеуказанного характера: («Карьера полковника Спиридовича», «Генерал Новицкий и Рачковский», «Роль полковника Ере-{319}мина и охраны в деле «Дашнакцутюн», «Бурцев и провокаторы», «Политический сыск на Балканах»). Статьи эти обратили на себя внимание высших чинов Министерства внутренних дел, и в ночь на 1 июля 1912 г. я был арестован жандармским генералом Ивановым по ордеру директора Департамента полиции и заключен в дом предварительного заключения. Мне было предъявлено обвинение в разглашении вверенных мне по службе тайн. После моего ареста, в «Вечернем времени» появилась инспирированная Департаментом полиции статья обо мне, написанная Манасевичем-Мануйловым. В середине декабря 1912 г. я был освобожден, пробыв под арестом 51/2 месяцев. Лишенный всяких средств к существованию, терпя большую нужду, я возбудил в Департаменте полиции ходатайство о выдаче мне единовременного пособия. Не получая ответа, я вторично обратился к директору Департамента полиции, прося уплатить мне стоимость конфискованной у меня по обыску ценной библиотеки по истории революционного общественного движения в России. В конце января 1913 г. мне было выдано по личному распоряжению товарища министра внутренних дел Золотарева 1500 руб. под расписку, что я обязуюсь не помещать больше в печати статей о деятельности органов политического розыска.