Так, началось, подумала Бренвен. Она отвела взгляд от Орсона и посмотрела на преимущественно состоящую из женщин толпу зрителей. Она могла бы поспорить на все, что угодно, что каждый из сидящих в зале чувствует, что Орсон смотрит прямо на него. Он, конечно же, не мог проделать того же самого с балконами, но он поднял голову. Гипнотический взгляд Орсона лился потоком прямо над их головами, она почти чувствовала его. Уголком глаза она невольно увидела ауру Орсона. Она была красно-черной и вздымалась как бы шипами над его головой и плечами. Угрожающая, очень мощная аура.

Пристальное разглядывание аудитории заняло несколько минут, но Орсон не торопился. В зале снова стало нарастать беспокойное предвкушение. Действительно ли ему был необходим тот личный контакт со слушателями, на установление которого он потратил столько времени, или он просто подогревал аудиторию, Бренвен сказать не могла. Он овладел этой техникой в совершенстве и заговорил точно в тот момент, когда дальнейшее ожидание скорее бы начало раздражать аудиторию, чем возбуждать ее интерес и желание услышать его.

— Я пришел, чтобы доверить вам большую тайну, — прозвучал глубокий гулкий голос. — Ты… Бог!

Тысячи ртов одновременно выдохнули, как просыпающийся или умирающий зверь.

— Откуда я узнал эту тайну, а также другие, которыми я собираюсь поделиться сегодня с вами? Мне была предоставлена редкая привилегия: я умер, а затем вернулся к жизни…

Орсон продолжил рассказывать историю своей жизни, выдавая слушателям ту же самую информацию, которую Бренвен уже слышала, когда его представляли членам «Психического подполья». Отличие заключалось только в том, что он сам говорил о себе, — и в более подробных деталях. Благодаря очарованию его великолепного голоса, рассказ Орсона о его смерти и возрождении, а также о том, что произошло между ними, когда он совершил свое путешествие в Другое Измерение, превратился в героическую сагу. Бренвен чувствовала, как она постоянно усиливает свой Свет, сопротивляясь ему. Многим присутствовавшим здесь, которые, подобно Джессике, жаждали поверить ему, Орсон должен был казаться Ланселотом или Зигфридом к тому моменту, когда он закончил свое повествование.

Затем он перешел к той же теме, которую Бренвен уже слыхала в Вашингтоне: вы можете делать все, что хотите, быть всем, чем захотите. Он использовал практически те же самые слова, что и в тот раз, хотя его примеры были менее снобистскими, рассчитанными на более широкую публику.

— Как вы делаете это? — спрашивал Орсон. — Во-первых, посредством визуализации. Во-вторых, открывая себя Силе Вселенной. Я научу вас и тому, и другому прежде, чем вы уйдете отсюда сегодня вечером.

Бренвен окаменела. Все в ней кричало: Опасность! Опасность! Опасность!

Какой же хитрой и утонченной была эта опасность, подумала она, неудивительно, что она не почувствовала ее тогда, когда слушала его впервые. В визуализации нет никакой опасности, мягкая и очень полезная техника, настолько полезная, что ее результаты иногда могут показаться чудесными. Но второе!.. Орсон не сказал «Вселенская Энергия», он сказал «Сила Вселенной». А между ними была разница. Значительная разница. То, что существует невидимая энергия, пронизывающая все существующее, вряд ли был смысл отрицать; правдой было также, что люди могли подключаться к этой энергии, увеличивать ее, направлять. Но на языке Духа, Сила может быть употреблена как на добро, так и во зло, и более того, сама Сила может стать персонифицированным добром или злом. Для невежественной, незащищенной души открыться Силе без упоминания, о какой именно силе идет речь, было то же самое, что сказать другим: «Вот я, разрешите мне стать для вас дверью, войдите в мир через меня». Разве Грасия не предупреждала Бренвен? «Не открывайся духу, не защитив себя предварительно». И вот перед ней Орсон, который, являясь либо воплощением Зла, либо крайне невежественным человеком, обучает три тысячи человек открывать себя навстречу Силе, которую он не назвал по имени. Он не сказал ни слова о необходимости защищать себя и тем более не научил этому свою аудиторию.

Бренвен была в ужасе. Разве может быть Орсон до такой степени невежественным? Она думала, что нет. Он, конечно же, намеренно не упомянул об этом, особенно если учесть, что защитить себя было не так уж трудно. Любой мог сделать это. А Орсон только что провел обучение визуализации, гораздо более трудной технике, чем защита. Любой владеющий техникой визуализации мог защитить себя точно так же, как это делала Бренвен: представляя себя и ощущая Свет в своем собственном теле, найдя эту точку, откуда распространяется Свет, а затем направив Свет по всему своему телу, пока он не заполнит их изнутри и не окутает снаружи защитой, сделанной из Света. Люди, не владеющие этой техникой, могут добиться тех же результатов, заявив: «Я принадлежу Свету, и я окружен защитой Света».

«Что думает Уилл обо всем этом?» — подумала Бренвен. Ей хотелось бы, чтобы и Ксавье тоже был здесь. Потом она поняла, что она уже знает, что сказал бы Ксавье: конечно же, Орсон знает, что он делает. Он нарочно не стал обучать людей тому, как защитить себя с помощью Света. Он хочет, чтобы они были открыты той Силе, которую выбрал сам Орсон — Силе Зла!

Подумав об Уилле и о Ксавье, Бренвен теперь вспоминала о Гарри Рейвенскрофте. Был ли этот Орсон тем же самым человеком, имя которого тогда упоминал Гарри? Более чем вероятно. Сколько может существовать в мире таких Орсонов? Внезапно Бренвен почувствовала острое желание узнать то, что было известно Гарри, о человеке, который выглядел на сцене таким значительным.

Орсон закончил свое выступление, но «развлечения» этого вечера были еще не закончены. Подняв свою большую руку, чтобы привлечь внимание аудитории, Орсон сказал:

— Леди и джентльмены. Мои дорогие друзья. Сейчас у нас будет небольшой перерыв, после которого я представлю вам очаровательную молодую женщину, которую я разыскал, естественного трансканального медиума, которую зовут Мириам.

Неясный шум среди зрителей, услышавших это объявление, превратился в гул, когда Орсон ушел со сцены. Большинство людей, включая Бренвен и Уилла, остались в перерыве на своих местах. Бренвен прислушалась к комментариям, раздававшимся вокруг нее: «Ну разве он не изумителен?», «Такой красавец», «Это лицо, эта борода, этот голос… — Дорогая моя, за него можно умереть!», «То, что он говорил — действительно правда. Я знаю одну женщину, которая занялась этим еще в прошлом году, и теперь у нее новая машина и норковая шуба!».

Огни в зале потускнели, на этот раз окончательно. Освещена была только сцена. Коллективный вздох, вырвавшийся у зрителей, был настолько сильным, что его вполне могла издать сама Земля. Мириам представляла собой до такой степени разительный контраст с Орсоном, что люди просто растерялись. Если он представлял собой огромного мужчину типа Распутина, то она была неземным хрупким светлым созданием, будто бы только что сошедшим с какого-то средневекового живописного полотна. Несомненно, для того, чтобы подчеркнуть свою ангельскую внешность, эта девочка-женщина носила длинное широкое одеяние с пышными рукавами, которые закрывали ее руки, а на голове у нее был тоненький золотой обруч. Орсон подвел ее к центру сцены и представил зрителям очень просто:

— Это Мириам. Она передает голоса нескольких духов. Мы скоро узнаем, кто будет сегодня говорить с нами через нее.

Он повернулся спиной к аудитории и подвел Мириам к одному из двух стоявших на сцене стульев. Когда она села, он наклонился над ней, закрыв ее от глаз зрителей; Бренвен забеспокоилась, но потом поняла, что он просто прикреплял к ней маленький микрофончик-петличку. Затем Орсон сел на другой стул.

Бренвен была настроена крайне скептически, даже несмотря на то, что изящная красота Мириам вызвала у нее симпатию. Во-первых, Мириам не произнесла ни слова; как они смогут узнать, действительно ли кто-то говорит ее устами, или Орсон просто загипнотизировал ее? Во-вторых, Бренвен была уверена, что уже видела Мириам раньше. Где? Вероятнее всего, в каком-то месте, связанном с телевидением. Была ли она актрисой? Моделью? Где Бренвен видела ее? Ее просто сводило с ума то, что она не могла вспомнить.