22 августа 1994 года страна отметила 90-летие китайского патриарха. К этому дню он завершил свой последний важнейший труд – основные направления развития страны до 2049 года, столетнего юбилея КНР, и высказал последнюю мечту – дожить до 1 июля 1997 года – времени официального возвращения Гонконга в лоно Китая. Лучшие врачи Китая стремились помочь в осуществлении этой мечты, но он не дожил до этого. 19 февраля 1997 года в 21 час 8 минут один из самых великих государственных деятелей XX века скончался. По воле покойного похороны были скромными, а его прах вместе с лепестками цветов был развеян над морем между Тайванем и Гонконгом.
В сентябре 1997 года XV съезд КПК подтвердил, что теория Дэн Сяопина продолжает оставаться идеологической основой партии, и обязался выполнить завещанную им 55-летнюю программу социально-экономических преобразований. Идеи Дэна продолжают работать.
Ментальность и историческое сознание
Когда делаются прогнозы относительно будущего Китая, многих интересует, насколько успешно он преодолеет социальные, региональные и поколенческие контрасты, а также издержки взрывного экономического роста. Но немаловажными представляются историософские и ментальные особенности. Эта тема очень сложная.
Каждая цивилизация уникальна, и каждая из них имеет свои тайны. Но Китай – это настоящий сфинкс. Как же преодолеть «великую китайскую стену», разделяющую нас не столько на земле, сколько в умах?
Надо понять, чем отличаются наши ментальности. А разница, по сути, лежит в нескольких основных причинах. В общеизвестном и принципиальном отличии слогового и иероглифического писем. Слоговое письмо обладает безграничными возможностями, но изменчивыми и размытыми берегами. Оно хранит архетипы в подсознании.
В то время как иероглифика, похоже, позволяет сохранять архетипические конструкты в самом сознании. Отсюда живая преемственность традиций в культуре, быту и политике.
В слоговом письме, изучив алфавит, научившись слагать буквы в слова, каждая личность может заняться самообразованием. Отсюда произрастают корни индивидуализма.
В иероглифике невозможно самостоятельно понять значение иероглифов и самому обрести знания. То есть для постижения культуры нужен Учитель, который в политике трансформируется в Лидера. (Успех японцев заключается в немалой мере и в том, что им удалось совместить слоговое и иероглифическое письмо, таким образом выработать «синтетическую» ментальность.)
Существенные отличия наблюдаются и в религиях. В Китае имеет место синкретизм трех религий – даосизма, конфуцианства (строго говоря, оно скорее этико-политическое учение, со временем обретшее религиозные черты) и буддизма. Особенностью всех трех является то, что это религии без бога, то есть китаец не полагается на дар богов, на случай, на везение, он знает, что только самосовершенствование и труд обеспечат ему достойную жизнь. Причем китайцы, пожалуй, единственный народ, где идеология чистой прагмы – конфуцианство – возведена в религию.
Китайцы, которые буквально все фиксировали в своих летописях, как это ни покажется странным, не обладают цельным историческим мышлением. Это связано с тем, что их историки, в общем-то, династийные летописцы. Этим отличался даже великий китайский историк Сыма Цянь. Каждая последующая династия отрицала предыдущую, а летописцы закрепляли это в памяти. Прерывистое китайское историческое мышление не позволяло предугадать приближающиеся исторические катаклизмы.
Поэтому в этой сфере, как не раз было в истории, китайцев могут ждать самые неожиданные сюрпризы.
Дэн старался преодолеть это и преобразовать дискретное мышление в единое историческое сознание. Отсюда сохранение коммунистической идеологии и бережное отношение к роли ее идола Мао Цзэдуна.
Китай всегда боялся варваров и как мог отгораживался от них, но сейчас, в эпоху глобализма, ему угрожают гораздо более опасные «варварские» идеи, от проникающего воздействия которых никак не отгородишься. Поэтому, что произойдет в Китае, когда подвергнутся эрозии традиционные ценности и вместо культуры аскетизма придет культура потребления, сказать трудно.
Таким образом, китайцы порой недостаточно знают себя, но своих соседей они видят насквозь. Они, начиная со знаменитого путешествия в Центральную Азию (139 год до н. э.) разведчика-дипломата Чжан Цяня, внимательно изучали мышление и поведение народов этого региона. А в нынешнее время такое изучение проводится усилиями нескольких крупных специализированных научно-исследовательских институтов на более высоком уровне. Как гласит китайская пословица, мы, азиаты, «все спим на одной кровати, но видим разные сны», но в отличие от нас китайцы знают, что грезится нам. Об этом можно судить по словам премьер-министра Китая Ли Пэна, который как-то сказал: «Китай подобен большому дракону, любое шевеление которого вызывает страх у окружающих».
Поэтому нам нужно научиться понимать Дракона, хотя бы потому, что через три-четыре десятка лет он будет устанавливать мировые правила игры.
Ведь Китай – не только неизбежное будущее Казахстана но и, пожалуй, всего мира.
А для того чтобы хотя бы в общих чертах понять суть современного Китая, надо в первую очередь познать деяния великих лидеров, которые его сотворили.
Критерии истинных лидеров
Какие же уроки мы можем извлечь из политической биографии Дэн Сяопина. Это, прежде всего, то, какими должны быть истинные лидеры страны. При этом нельзя не отметить, что модель руководства и общения с народом Дэн Сяопина в корне отличаются от стиля наших руководителей.
Дэн обладал глубочайшими знаниями в истории, культуре, искусстве, философии, литературе и науке. Драматические повороты судьбы позволили ему наблюдать, как меняются люди с изменением ситуации.
Дэн был несгибаем даже в самых тяжелых ситуациях Если дело касалось интересов народа и государства, он был готов пожертвовать собой.
Он был очень скромен и говорил: «Я ничего из себя не представляю, конечно, что-то я сделал. Но какой же это революционер без деяний?» Великий государственный деятель, на практике совершивший грандиозные экономические преобразования, сказал о себе: «В экономических проблемах я профан». Дэн был самодостаточен, поэтому отрицательно относился к возвеличиванию его личности.
Великий реформатор и его семья жили скромно и не гнались за богатством. Дэн не любил словоблудия и всегда выражал свои мысли предельно лаконично, ясно и логично. Он призывал меньше учить других, а больше учиться самим.
У наших же «лидеров» местоимение «я» наиболее употребляемое слово, зарубежные гости, зная эту слабость, до небес воспевают их. Раньше европейские колонизаторы дарили туземным вождям за конфискованные земли стеклянные бусы, сейчас современные руководители стран и транснациональных компаний Запада и Востока не скупятся на «побрякушечные» хвалы для заключения сверхвыгодных контрактов.
Дэн говорил: «Чем больше думающих людей в народе, тем лучше. Нам нужна целая армия застрельщиков, людей, которые смело думают, смело ведут поиски и создают новое. Без таких застрельщиков нам не покончить с бедностью и отсталостью, не догнать, а тем более не превзойти передовой мировой уровень». У нас же показать свой ум значит погубить себя. Ничто так не раздражает наших чиновников, как талант: в нем они видят живой укор себе.
Наши некоторые лжевеликие руководители абсолютно не умеют отличать настоящих специалистов от ложных. И это породило целое поколение лжеученых, лжеспециалистов, лжереформаторов… и даже лжеоппозиционеров.
В 1991 году легендарный «отец сингапурского чуда» Ли Куан Ю посетил Казахстан. В Алматы он выступил с лекцией перед нашими экономистами, чиновниками. Вместо того чтобы с бесконечным пиететом внимать его словам, они, демонстрируя школярские знания, забросали патриарха мудреными пустопорожними вопросами. При этом их абсолютно не интересовали ответы, им надо было показать себя. Кем они действительно предстали перед патриархом, нетрудно представить.