Стоя в тени, за деревом, Глухарь наблюдал, как женщина направилась к остановке автобуса, и до него донесся ее голос:

— Приедем домой, возьмем денег и еще купим.

Глухарь шевельнулся. «Приедем домой», — не выходили у него из головы слова женщины. «Что это за дом? Проследить надо, а потом видно будет».

Автобус тронулся, и Глухарь быстро двинулся к остановке такси. Шоферу он объяснил, что надо ехать медленней, не выпуская из вида красный автобус. «Там знакомый едет, но где сойдет — не знаю». Шофер кивнул головой.

Ольга вышла из автобуса около Главного управления милиции и вместе с Олежкой направилась прямо в ворота, где находилась комната дежурного по городу. От неожиданности Глухарь не успел даже попросить шофера остановить машину, к тому же выходить около ГУМа он не решился, и они свернули в переулок. Здесь Глухарь решил подождать выхода женщины с Олежкой. Он ждал до самой темноты. Но ждал он напрасно. Ольга заходила к мужу, он только что сменился после дежурства, и Мартынов подбросил их домой на своей «оперативке».

А Глухарь все стоял и стоял, глядя в закрытые ворота, чувствуя, что непонятная пустота заполняет его душу. Взошла луна, и ему захотелось завыть, как воет одинокая голодная собака.

Он зашагал по тротуару, и с каждым шагом чувство пустоты становилось все отчетливей, будто из-под ног ушла земля и он заваливается куда-то набок. Он подумал, что за ним могут следить, но теперь ему было все равно.

На следующий день Глухарь, придя на базар, выпил кружку пива и направился в сторону реки. К барахолке. Тут среди барыг можно было отыскать парня, готового на любое дело. У моста он остановился. С любопытством оглядел человека, похожего на огородное пугало: соломенная шляпа с продавленным верхом, порванные брюки, красная рубаха, лицо серое, небритое, опухшее. Человек бессмысленно глядел куда-то вдаль.

Глухарь кашлянул — человек обернулся. И Глухарь раскрыл рот от удивления.

— Вот те на! Гора с горой не сходится, — произнес он, ощупывая взглядом странное одеяние Валерки Сазанкова.

Валерка посмотрел на Глухаря бессмысленными глазами.

— Не найдешь ли копеек тридцать? — спросил он.

«Не узнает», — подумал Глухарь. Вот Олежка тоже не узнал. Это хорошо. Значит и опера́ не узнают. Они ж по карточке с «личного дела» ищут. Так? Ведь другой карточки у них нет. А там у меня ни усов нет, ни очков. Да и тем более такого черного костюма и белой накрахмаленной рубашки. «Не узнает, — с облегчением подумал Глухарь. — А он-то как раз мне и нужен для дела. Лучше и не придумать. Дня за три обделаем дельце. А потом — ту-ту…».

— Найдется не только тридцать копеек, а и больше, — ответил Глухарь и заметил, что Валерка внимательно вслушивается в его голос.

— У тебя какой размер костюма? — спросил Глухарь.

— Ч-чего? — не понял Валерка.

— Костюм какого размера?

— А зачем?

— Для интереса.

— Ну, сорок восьмой.

— А туфли?

— Слушай, пошел ты… Чего привязался?

— Подожди меня здесь, — сказал Глухарь. — Я тебе денег дам. Только в долг. Я сейчас…

Вернулся Глухарь с базарчика минут через пятнадцать. В руках он нес дешевый коричневый костюм и коробку с туфлями.

— Идем, — потащил он Валерку за рукав. — Идем под мост. Переоденешься. Не могу же я с тобой идти, когда ты в таком виде.

Валерка не упирался. Гремя за Глухарем по осыпающейся гальке, он только твердил: «Что-то мне твой голос знаком…».

— Конечно, знакомый, — сказал Глухарь. Он снял запылившиеся очки и начал их протирать.

— Глухарь! — от неожиданности Валерка выронил коробку с туфлями на песок.

— Тише, — предупредил Глухарь и поглядел наверх. — Тише ты. Дело есть.

— Что за дело?

— Быстрей переодевайся. Сбрасывай с себя все это барахло.

Валерка сдернул рубаху, обнажив изможденное, синеватое тело.

— Не женился еще? — спросил Глухарь.

— Ч-чего?!

— Не женился, говорю? Молодец, парень. Ошибки, значит, не совершил еще — алименты платить не будешь.

— А ты совершил, что ли?

Глухарь не ответил.

— Исхудал ты, — покачал он головой, оглядывая Валерку. — Ну на кого ты сейчас похож?! А хочешь — у нас будут деньги? Во-о сколько грошей.

— У тебя нет? — Валерка кивнул на шприц, выскочивший у него из кармана, и все тело его сжалось.

— Давай, — сказал Глухарь. — Давай…

Валерка обнажил руку, почувствовал укол, закрыл глаза. А через некоторое время он ощутил знакомое сладостное, безмятежное состояние. «Ну, вот, теперь ты, как огурчик. Джентельмен. Джентельмен удачи», — слышал он голос Глухаря.

— Дельце хорошенькое, — ворковал Глухарь. — Да… Есть тут один на примете. За ним обэхаэсовцы охотятся. Знаю я. А мы опередим их. Понимаешь? Придем раньше.

— Сколько? — сонно ворочая глазами, спросил Валерка.

— По две тысячи. Я тебя не обижу.

— Новыми?

— Дурак! Конечно, новыми.

— А ты откуда знаешь, что у него есть гроши?

— Если бы не знал, не говорил. Делец он, понимаешь? На сухофруктах наживается. Идет?

— Идет, — прошептал Валерка. — Только честно.

Они договорились встретиться назавтра в восемь вечера у моста. «В городе мне нельзя показываться», — сообщил Глухарь. Они расстались. Глухарь уехал на такси. А Валерка пошел звонить в угрозыск.

Когда он, постучавшись, вошел в кабинет, Дубровин стоял около сейфа. Он уже закрыл сейф и, видимо, намеревался положить ключ в карман, но, увидев Валерку, передумал и раскрыл тяжелую дверцу.

Сазанков увидел — в сейфе лежали пистолеты и ножи. Дубровин вытащил один — короткий с широкими краями, и положил на стол.

— Видишь? — вместо приветствия сказал он.

Взгляд у Дубровина был суровый, и Валерка опустил голову, не понимая, однако, почему капитан вытащил из сейфа нож.

— Сегодня я допрашивал Бориса Романенко, — сухо сказал Дубровин, не глядя на Валерку. — Романенко — вор-рецидивист, он убил этим ножом ученика девятого класса Анохина…

Дубровин замолчал на минуту.

— Ты понимаешь? Убил отличного парня, накурившись анаши…

— Но я уже не курю…. Последний раз… я… — Валерка попытался взглянуть на Дубровина, но понял, что не может этого сделать, и только искоса бросал взгляды на нож, мерцавший на столе.

— Садись, садись, чего стоишь.

Валерка подошел поближе.

— От чистого сердца… — начал он. — Константин Петрович…

Дубровин передернул плечами.

— О каком сердце ты говоришь?

— Честное слово… — начал было Валерка, но заикнулся и с сомнением посмотрел на Дубровина. — Вы не думайте, Константин Петрович, да я в рот не возьму теперь…

Он прикрыл глаза и сразу же перед глазами появилось тусклое лицо Глухаря и послышался тихий голос: «Тише ты. Дело есть».

Валерка открыл глаза и опять поглядел на нож.

— А что тому парню будет? — спросил он.

— Какому? — Дубровин положил нож в сейф и захлопнул дверцу.

— Который убил.

— А ты как думаешь — в Сочи его пошлют? — Дубровин оглядел Валерку. — Костюмчик новый? Где раздобыл?

— Дареный.

— От кого?

— От Глухаря…

— Так…

Валерка покраснел и заерзал на стуле.

— Он не украл, купил…

— Ну ладно, — Дубровин брезгливо поморщился. — Ты мне по телефону говорил, что Глухарь уехал на такси. Номер не запомнил?

— Нет. Завтра у нас с ним встреча. Дали бы вы мне тот нож… Я бы с ним сам рассчитался…

— Он о Бармашеве ничего не говорил?

— Это кто?

— Зубной техник. Золото скупает.

— Не знаю. Глухарь говорил, что есть у него один кореш. К нему махнем после «дела».

— Куда Глухарь уехал?

— Не знаю.

— А дом, где этот делец живет?

— Тоже не знаю. Глухарь завтра скажет.

— Пистолет у Глухаря есть?

— Видел.

— Та-ак, — вздохнул Дубровин. — А ты уверен, что за тобой не следили?

— Не знаю.

— И, наверное, не сам Глухарь, а кого-нибудь подослал.

— Нет. Если бы следил — то сам. Он сейчас один остался. Иначе б не втягивал меня.