Ближе к утру, не выдержав тревожного напряжения, Уингли засыпал. Тяжелый сон обволакивал свинцовой тяжестью все его тело и придавливал к постели. Сон был недолгим и очень крепким, без сновидений. Когда утром раздавался звук будильника, Уингли буквально подпрыгивал на постели и озирался вокруг, не понимая, где находится.

На работу все эти дни Герберт приходил с тяжелой головой. Здесь было спокойнее, и страхи отступали. Однако стоило ему хотя бы немного успокоиться и отвлечься, как его начинал одолевать сон. Он вставал, ходил по отделу, иногда, сделав вид, что направляется по важным делам, выходил в холл. Походив некоторое время по административному корпусу, возвращался в отдел и снова начинал бороться со сном. Иногда засыпал, сидя за своим столом. Проспав в таком положении какое-то время, просыпался и старался сделать вид, что вовсе не спал, а только глубоко задумался. Подобным образом он маялся весь день, а к ночи страх вновь охватывал все его существо.

Сразу после похорон Джексона с ним стали случаться нервные припадки. Начинались они с внезапных вздрагиваний, настолько сильных, что были заметны всем окружающим. Затем все его тело сковывали судороги, причем, наиболее сильно ощущаемые в кистях и пальцах рук. Пальцы рук плохо слушались, особенно трудно было их сжимать в кулак. Правда, судороги эти продолжались недолго, однако сопровождались сильным ознобом, в независимости от окружающей температуры, и ощущением нехватки воздуха. Во время подобных приступов Уингли всегда вспоминал о врачах, и давал себе обещание, что обязательно обратится к ним после наступления облегчения его мучений. Но, как только подобные приступы прекращались, так он забывал о, данных самому себе обещаниях, и старался любым образом изгнать все воспоминания о покойниках из своей памяти.

Если до смерти Абрахамсона, Уингли постоянно оглядывался, то после его похорон он начал вздрагивать при каждом резком звуке, при внезапном появлении людей, машин. Он постоянно стал ожидать нападения…

Ночи превратились для Уингли в настоящую пытку. Он с тревогой всматривался в темноту, боясь подниматься из постели. Сердце в такие моменты совсем замирало, а потом начинало так сильно колотиться, словно стремилось выпрыгнуть через горло в рот.

Утром Герберт боялся выходить на улицу. Он долго прислушивался, приложив ухо к двери, чутко улавливая каждый звук. Затем немножко приоткрывал дверь, и придирчиво рассматривал каждое окружающее деревце, каждый кустик. Открывал дверь еще больше, и напряженно всматривался в автомобили, расположенные около его дома. Больше все он боялся больших внедорожников: в силу необъяснимых причин, Уингли уверовал, что все водители таких автомобилей непременно злодеи. Убедившись, что ему ничего не угрожает, Герберт выходил и, постоянно оглядываясь (как бы не нанесли удар сзади), закрывал дверь, а затем быстрым шагом направлялся к своему автомобилю. На большом расстоянии от него Уингли нажимал на кнопки пульта дистанционного управления и отключал охранную систему автомобиля. Он делал это специально, так как опасался, что автомобиль заминирован и взорвется по сигналу при отключении охранной системы. Однако взрыва не происходило, и он быстро забирался в машину, захлопывал дверцу и долго сидел оглядываясь. Теперь ему предстояло самое страшное — заводить мотор. Герберт вставлял ключ в замок зажигания, закрывал глаза и, простившись с жизнью, запускал мотор. Но автомобиль послушно заводился, и ничего ужасного не происходило. Уингли долго приходил в себя и затем осторожно трогался в путь.

На работе было немного легче, приходилось решать кое-какие производственные вопросы. Однако постоянное недосыпание настолько измучило его, что он мог провалиться в кратковременный сон даже стоя. Его измученному мозгу требовался хотя бы кратковременный отдых, которого все не было, и не было.

Однажды Уингли вышел из своего отдела в холл, чтобы попытаться справиться с внезапно охватившими его судорогами. Все его тело периодически охватывал сильный озноб, мышцы сковывало внезапными сокращениями, зубы начинали стучать с неистовой силой. В такие моменты он бессознательно встряхивал головой, будто старался стряхнуть, охватившую его, лихорадку. Неожиданно сзади раздался голос Джейка Макгрегори:

— Как дела, Уингли? Выглядишь, ты, неважно… Может быть, заболел?

Как раз за мгновение до его появления Герберта снова начали охватывать судороги. Услышав голос Джейка, Уингли обернулся, и обомлел: перед ним стояли два абсолютно одинаковых человека. Потребовалось какое-то время, чтобы два человека слились в одного. Уингли осознал, что перед ним Макгрегори, а оптический обман был связан с раздвоением зрения.

— Да что с тобой?

— Не знаю, может быть, действительно заболел, — неуверенно ответил Герберт.

— Послушай, что у тебя с глазами? Они словно провалились и стали какими-то бесцветными.

— Просто не выспался.

— Так выспись, наконец. Что тебе мешает?

— Не знаю, Джейк, как тебе объяснить? Понимаешь… Я постоянно испытываю страх. Не могу сказать, почему, но мне все время кажется, что за мной кто-то наблюдает, хочет подстеречь в укромном месте и убить.

— Что ты выдумываешь? — удивился Джейк. — Тебе просто надо выспаться. Не спится, так выпей снотворного… А, еще лучше, заведи себе смачную бабенку, и все проблемы снимет как рукой. Если хочешь, помогу найти.

Джейк произнес последнюю фразу настолько развязано, что и сам испугался. Правда, испугался не манеры своей, а сути своего предложения: а что если Уингли действительно попросит найти ему женщину? Что он тогда будет делать, где и кого искать? Дорого обошлась бы тогда ему обычная мужская бравада.

Однако Уингли, услышав о женщинах, еще больше сник, что-то невнятное забормотал себе под нос, повернулся и пошел в свой отдел. Джейк с облегчением вздохнул, но неприятный осадок от разговора у него на душе все же остался.

Уингли после разговора вспомнил об Эвелин. С ней ему было хорошо. Но теперь, когда ему казалось, что кто-то покушается на его жизнь, Герберт считал невозможным продолжение встреч с ней. А вдруг, и ее жизнь окажется в опасности, из-за него. Таким образом, он хотел уберечь любимую женщину от опасности. Хотя любил ли он Эвелин? Скорее всего, да, любил. А если не ее, то кого тогда? А бедная женщина недоумевала: что с ним происходит? Она и сердилась, и ревновала, и тревожилась одновременно.

Герберт вернулся в свой отдел, сел за стол и, не выдержав своих мучений, заснул. Голова его склонилась на стол, и он мгновенно провалился в глубокий сон. Так он проспал до конца рабочего дня. Сотрудники отдела все видели и посмеивались над ним: предположения были самыми различными, от бурных ночных похождений, до серьезного заболевания. Однако будить его никто не осмелился.

Очнулся Уингли лишь в тот момент, когда в отдел пришли уборщицы. Он спохватился и стал срочно собирать бумаги на столе, делая вид, что все это время напряженно работал. Собрал бумаги и поспешно удалился. И лишь выйдя на улицу, он осознал, что уже очень поздно и стало темно. Темнота, длинные тени от уличных фонарей вызвали у него настоящий трепет. Он вел машину, не отрывая взгляда от зеркальца заднего обзора. Он опасался преследования, и все время ругал себя за сон на рабочем месте, из-за которого он вынужден теперь возвращаться домой так поздно.

Внимание Герберта привлек большой джип темного цвета. Он уже давно следовал за его машиной. — «Не иначе, как за мной следят. Зачем, и кто их послал?» — думал он, лихорадочно перебирая возможные варианты бегства от преследователей. — «Нет, домой нельзя. Там меня уже наверняка ждут, надо оторваться».

Он прибавил скорость, джип не отставал. Неожиданно даже для себя самого Уингли свернул вправо, на небольшую улочку. Машина преследователей за ним, более того, она приближалась. Герберт резко остановился и, не выключая двигатель, выскочил из машины и бросился бежать. Он перебежал тротуар и прыгнул через аккуратно постриженный кустарник. То ли кустарник оказался слишком высоким, то ли страх окончательно сковал его мышцы, но Уингли не смог его перепрыгнуть и, зацепившись за куст правой ногой, грохнулся на постриженный травяной газон. Опомнившись, Герберт пополз вдоль кустарника в сторону от дороги. Ползти он пытался по-пластунски, но навык ползания у него не был отработан в достаточной мере. Поэтому непосредственно около земли было только его лицо.