Что так, что этак — хрен редьки не слаще… На звонки Сульдин не отзывался, ни по основному каналу связи, ни по запасному. Наносить личный визит не стоило. Имелось сильное подозрение, что Яков Степанович лежит сейчас неподвижно у себя дома — и на его остывшем организме красуется парочка не предусмотренных природой отверстий. Причём не исключено, что проделали те отверстия посредством «горчичника» — того самого, с моими отпечатками. И кто-нибудь осторожно наблюдает за квартирой, готовый при моём появлении тут же сообщить куда следует. Фортель с потайным люком во второй раз не провернуть — в чужой-то квартире…

Впрочем, оставался небольшой шанс: отставной интендант, не забросивший своё давнее хобби, укатил куда-то на рыбалку, все средства связи в таких случаях он отключал. Но я не обольщался…

Спалённая конспиративная квартира — беда, по большому счёту, не фатальная. Вернее, стала бы таковой — будь моей единственной целью убежать подальше и спрятаться понадёжней. Не маленький, обошёлся бы и без убежища на Северном.

Но я ставил перед собой более глобальные задачи. Во-первых, разыскать и пристрелить Пастушенко. После обстоятельного допроса, разумеется. Во-вторых, стребовать и получить с его хозяев должок — деньги за исполненную работу.

Вот так, не больше и не меньше.

Любой труд должен быть достойно оплачен.

Санкт-Петербург, стоянка гипермаркета, 15 июня 2028 года, 16:48

Счёт на моё имя был открыт в питерском отделении «Кредит Лионе». Не слишком выгодно с точки зрения процентных ставок, зато надёжно — чихать хотели эти заграничные ребята на бумажки об аресте счёта, подписанные нашей районной прокуратурой. Им, чтобы ущемить интересы клиента, подавай решение европейского суда, да не какого-нибудь, а высшей инстанции, после всех апелляций-обжалований.

Как и ожидалось, денег на счету не прибавилось. Сто тысяч пятьдесят евро. Полтинник в валюте внёс я, при открытии счёта. Остальное — от щедрот Пастушенко, двадцатипроцентный аванс. Остальные восемьдесят процентов должны были оказаться на счету в течение трёх часов после успешного завершения акции. Не оказались…

Из спортивного интереса я позвонил Пастушенко — вдруг случится чудо, и он ответит. Не случилось, ответа не было… Наверняка этот номер использовался Пашей лишь для общения со мной и лишь в период подготовки операции.

Может, он вообще сейчас далеко-далеко, на другом краю света? Греет косточки на флоридском пляже?

Или наоборот, лежит где-нибудь в укромном месте с пулей в голове — чтобы не осталось никакой ниточки, ведущей от «Хеопса» к «патриотам России»?

Нет, оба эти варианта не проходят. Потому что работа Паши до конца не выполнена — я жив. Значит, он жив тоже и находится где-то поблизости. Руководит охотой на меня… Из чего следует, что у рядовых охотников есть выход на Пастушенко, прямой или опосредованный. И план дальнейших действий прост и логичен: охота на охотников.

…Необходимыми для задуманного аксессуарами я запасся в гипермаркете «О'Санчес» — в огромном здании нелепой архитектуры, расположенном всё на том же Северном проспекте, в нескольких кварталах от засвеченной конспиративной квартиры.

Запасся, но не спешил вырулить на «Дерринджере» с пятиярусной подземной стоянки гипермаркета. Сидел за рулём и терпеливо поджидал жертву. Машины время от времени подъезжали и уезжали, но не слишком густым потоком, — настоящее столпотворение начнётся здесь позже, вечером, когда «средний класс» хлынет с мест работы в спальные районы.

Наконец появилась «тойота» десятилетней давности, набитая под завязку — мужчина, женщина и трое детей — от детсадовского до среднего школьного возраста.

Пожалуй, то, что надо… Машина достаточно старая, но, судя по внешнему виду, содержится неплохо, — и не сломается в критический момент. Разговор вышедших пассажиров внушал надежду, что покинут они «О'Санчес» не скоро: младший отпрыск требовал после киносеанса в стереозале гипермаркета ещё и сеанс на игровых автоматах, мама уговаривала его выбрать что-то одно, папа же вынул из кармана и развернул список с добрую простыню размером — не иначе как перечень необходимых покупок. Всё понятно — семейство затоваривается перед выездом на дачу, причём не на уик-энд, наверняка на весь отпуск.

Сигнализацию эти простофили даже не включили. Понадеялись на сканирующие камеры под потолком, да на охранников, сторожащих два выезда со стоянки, и спрашивающих техпаспорта на машины у всех выезжающих. Наивные люди (не охранники наивные, понятное дело).

Через пять минут я сидел за рулём «тойоты» — замки её при желании можно было открыть ногтем, но у меня имелся инструмент получше. Из пяти техпаспортов, лежавших в кармане, я выбрал самый потрёпанный, затёртый, со следами испачканных в машинном масле пальцев. Конечно же, указанное в документе транспортное средство ничего общего с «тойотой» не имело, но я знал, как работает охрана подобных заведений. Правильнее сказать — как бездельничает.

Техпаспорт лёг в бумажник, бумажник — в барсетку, барсетка — в бардачок, и я покатил к выезду — естественно, не к тому, через который въехало стремящееся на дачу семейство.

Расчёт оказался точен. Охранник лениво подошёл к машине, я неторопливо опустил стекло, медленно потянулся к бардачку и вынул барсетку, бумажник из неё доставал вовсе уж летаргически…

Сзади раздался длинный, нетерпеливый гудок — навороченный «опель-рейтар» стремился покинуть стоянку. Охранник, едва увидев появившийся из недр бумажника техпаспорт, нетерпеливо махнул мне рукой: проезжай, мол, не задерживай движение! Да и в самом-то деле, ну какому кретину придёт в голову угонять старую «тойоту»?

Импульсный парализатор опять остался невостребованным. Даже обидно: с утра безбожно нарушаю закон, таская с собой запрещённую игрушку, реквизированную у шелушащегося господина, — и всё никак не представляется случай её на ком-нибудь опробовать.

Постараюсь в ближайшее время исправиться…

Санкт-Петербург, окрестности конспиративной квартиры, чуть позже

За минувшие два с половиной часа караул у Мавзолея сменился. В смысле, сменилась группа, опекавшая снаружи конспиративную квартиру.

У молодых людей кончилось, наконец, пиво в их бездонных бутылках, и они — и бутылки, и их владельцы — покинули авансцену. Автомеханик-любитель не то починил «волгу», не то решил прервать на время своё увлекательное занятие. Мамаша тоже отчалила — думаете, вместе с коляской? — а вот и нет. Коляска, всё та же, осталась на месте, но теперь её покачивала другая молодая женщина.

Недоработка… Могли бы уж не поскупиться на две коляски.

И ещё один прокол — в облике юной мамы. Вроде бы всем хороша: моднейшая разноцветная причёска «взрыв на прядильно-ниточной фабрике», пятнистый комбез в популярном ныне стиле «ретро-милитари». Но отчего-то униформа, украшенная эмблемами и знаками различий несуществующей армии, не выглядела на мамаше, как седло на корове, — в отличие от большинства её сверстниц, предпочитающих этот стиль. Хорошо сидел комбез, подогнанно… Вместо высоких шнурованных ботиночек от Гуччи или Марселлини юная мамочка натянула кроссовки, которые нынешние модницы с таким нарядом не носят. Если, конечно, по личному опыту не знают, что прыгать под пулями куда удобнее не в бёрцах, но в более подходящей для того обуви.

С мамашей всё ясно. Двое других топтунов тоже вычислялись на счёт раз: ремонтники в ярких оранжево-синих спецовках возились с кодовым замком подъезда — не того, что был нужен мне, а соседнего, расположенного в полутора десятках метров. Вернее, возился один, а второй стоял рядом, подавал время от времени коллеге инструменты из чемоданчика. И внимательно обозревал окрестности, разумеется.

Неплохо придумано, хоть и тривиально. В чемоданчике могут лежать не только гаечные ключи и отвёртки, но и другие, более опасные для жизни и здоровья инструменты, а спецовки настолько режут глаз, что лица псевдоремонтников едва ли вспомнит кто-то из случайных прохожих. Человеческий мозг так уж устроен: фиксирует — в целях последующей идентификации — самую характерную черту имиджа незнакомца. В данном случае — наповал бьющую по глазам оранжевую куртку с голубыми рукавами. А остальные детали внешности не запоминает…