Если бы я осталась на ферме, к семнадцати годам меня уже или просватали бы или выдали замуж. Женщины, живущие при дворе, шли к алтарю позже, чем жительницы села, но если к двадцати одному году девушка еще ни с кем не была помолвлена, ее называли старой девой. Петре, которой до этой вехи оставался один год, уже дважды предлагали замужество, но она была единственной дочерью в большой семье, и ее отец не спешил сбыть ее с рук. Поэтому она могла позволить себе такую роскошь, как привередливость и переборчивость. Девушку, которой повезло с внешностью меньше, чем Петре, уже давно выдали бы замуж за первого же посватавшегося к ней парня.

Замок был во всех отношениях раем для стремящихся замуж молодых женщин. Будь я из их числа, я могла бы попытаться женить на себе любого из самых высокопоставленных слуг: одного из личных слуг короля или главного плотника замка, дружелюбного парня, подмигивавшего мне всякий раз, когда мы встречались во дворе. Но только Маркус занимал мои мысли днем и заставлял томиться от мучительного желания ночью, потому что в нем я узнала родственную душу. Еще во время нашей первой встречи в мастерской его отца, когда мы были почти еще детьми, я поняла, что мы оба предпочитаем наблюдать за миром со стороны, тщательно контролируя свои эмоции. И все же он позволил мне краешком глаза взглянуть на уголки своей души, недоступные для всех остальных. И этот дар был тем более драгоценен, что представлял собой необычайную редкость. Постоянно находясь в окружении придворных, которые стремились привлечь к себе всеобщее внимание и вызвать восхищение окружающих, я не могла не ощутить влечение к этому безыскусному человеку.

Это качество проявилось уже во время нашего первого свидания. Любой другой мужчина на месте Маркуса попытался бы произвести на меня впечатление, но он просто поприветствовал меня широкой улыбкой и заявил, что до конца дня я вольна командовать им по своему разумению. Я предложила ему погулять в северной части города, где еще ни разу не бывала. Вежливые вопросы сменились непринужденной беседой. Маркус вел меня по извилистым улочкам, показывая самые известные магазины и красивые дома самых уважаемых горожан. Мы купили пирогов с мясом у женщины, назвавшей Маркуса красивым мальчиком, что заставило его съежиться от смущения, и направились поедать их к изогнутому каменному мосту, украшенному статуями предков нашего короля.

Маркус был гораздо лучше образован, чем большинство башмачников. Как и я, он с легкостью писал и читал и был наделен неуемной любознательностью к окружающему миру. Я поделилась с ним тем, что со слов королевы узнала о ее стране. Он выслушал мой рассказ с большим интересом и продолжал засыпать меня вопросами, пока я не рассмеялась и не сказала, что мне больше нечего ему рассказать. Если бы он родился в другой семье, он мог бы сбежать в море, потому что когда он наблюдал за кораблями в гавани, его лицо становилось грустным. Я представляла его на палубе большого парусного судна. В моих фантазиях его уверенность и спокойствие ободряли его товарищей в минуты наибольшей опасности.

Гуляя по городу, мы так и не смогли вернуться к интимности нашей встречи в саду. И все же, улыбаясь друг другу и кивая головами в знак согласия, мы продолжали укреплять возникшую между нами связь. И это означало, что однажды мы позволим себе нечто большее, чем простые разговоры. Когда мы прощались у ворот крепости, он с неожиданной нежностью поцеловал мне руку и прошептал тихим голосом, предназначавшимся только для моих ушей:

— В знак будущих поцелуев.

Как я сожалею, что мне не удается вспомнить все до единой подробности того дня, потому что воспоминания о встречах с Маркусом утешают меня в те вечера, когда меня одолевает особенно мучительное одиночество. Но воспоминания способны устоять перед любыми попытками укротить их, ускользая в тот миг, когда мы думаем, что сумели взять их под свой контроль. Временами мне кажется, что я ощущаю, как его губы прижимаются к моей коже. Но потом я понимаю, что лишь смотрю на наши изображения со стороны, и мое зрение омрачено тем, что ожидало нас впереди.

Вскоре после нашего свидания я укладывала волосы королевы Ленор, помогая ей подготовиться к ужину. Когда я закончила, она взяла с туалетного столика зеркальце и, подняв его к лицу, нахмурилась.

— Разве мы остановились не на красной? — спросила она.

Я посмотрела на вплетенную в ее волосы зеленую ленту и опустила взгляд на оставшуюся лежать на столике красную.

—  Прошу прощения, миледи, — произнесла я, проводя пальцами сквозь ее пряди, чтобы расплести тщательно уложенные локоны. — Я сейчас же все исправлю.

—  Элиза, ты сегодня сама не своя. Может, поделишься со мной тем, что занимает все твои мысли? Или будет правильнее сказать, кем?

Мои руки замерли, и я увидела в зеркале отражение улыбки королевы Ленор.

—  Элиза, ты думаешь, я слепая? Ты отправляешься на какое-то загадочное свидание, а возвращаешься невнимательной и неуклюжей. Это может объясняться только одним.

Она говорила непринужденно и как будто поддразнивала меня, и я попыталась улыбнуться, как улыбнулась бы в ответ на шутку. Видимо, улыбка вышла такой натянутой, что она отложила зеркало и обернулась ко мне.

—  Так, значит, это правда? Ты ходила на свидание с молодым человеком?

Я кивнула, и лицо королевы засветилось восторгом. Именно из опасений столкнуться с такой реакцией я была предельно уклончива, излагая ей свои планы на сегодняшний день. Королева Ленор, женщина, которая отказалась от всего, что было ей близко, ради любви, обожала рассказы о романтических отношениях, и я боялась ее вопросов, пока не была уверена в том, какие отношения связывают нас с Маркусом.

—  Твоя рассеянность, как мне кажется, говорит о том, что свидание прошло удачно? — спросила она.

Мои зарумянившиеся щеки были ответом на ее вопрос.

—  Ты должна мне все рассказать, — потребовала она. — Как его зовут?

—  Это Маркус Иеллинг, сын башмачника, который приходил в замок несколько недель назад.

— А-а...

Королева Ленор была достаточно тактичной и попыталась скрыть свое удивление, но я поняла, что она озадачена тем., как такой с виду невзрачный парень сумел привлечь мое внимание.

—  Ты умная девушка, Элиза, — твердо произнесла она. — Если ты считаешь, что он достоин твоего внимания, я уверена в том, что это так и есть. Ты не из тех, кто способен потерять голову из-за кого-то наподобие Дориана!

Дориан? С того самого момента, когда Петра рассказала мне о своем восхищении красавцем пажом, я невольно задерживала на нем свой взгляд, встречаясь с ним в коридорах замка. Я была далеко не единственной женщиной в замке, кто так поступал, но меня привело в ужас то, что мой интерес заметила королева. Я не хотела, чтобы она решила, что я увлеклась им подобно некоторым из ее фрейлин. Честно говоря, я считала его скорее загадкой, достойной того, чтобы ее разгадали, чем призом, к обладанию которым следовало стремиться. Станет ли он вожаком? Или его погубят тщеславие и восхищенные женские взгляды?

Королева Ленор отвернулась от меня и подняла красную ленту, чтобы я вплела ее в ее новую прическу. Я обвила ленту вокруг пальцев, наслаждаясь ее бархатистой поверхностью. Прикосновение к таким красивым вещам успокаивало меня, напоминая о том, как мне повезло. Где-то вдалеке протрубили трубы, возвещая начало ужина. Я осторожно закрутила волосы королевы и обернула их лентой, закрепив узел булавками, инкрустированными бриллиантами. Королева встала и расправила юбки, а потом обернулась ко мне и, протянув руки к моему липу, ласково обняла мои щеки ладонями.

— Не забывай о том, что я была когда-то юной и влюбленной в молодого человека из очень далекого королевства, — произнесла она. — Отношения влюбленных редко бывают совершенно безоблачными, и ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

Ее слова были такими нежными, а в глазах светилась такая доброта, что от восхищения у меня болезненно сжалось сердце. Господь должен осчастливить ее больше, чем одним ребенком, — подумалось мне, потому что она обладала даром находить именно такие слова и жесты, которые могли успокоить смятенную душу. Смотрела ли бы моя собственная мама на меня с таким сочувствием, побуждая довериться ей? Была бы она счастлива за меня?