Изменить стиль страницы

  – Эй, вы чё там забыли, а ну-ка обратно на пост. Живо! – прокричал “зайцам” Никодим, показывая на дорогу.

  “Сочки” быстро ретировались и побежали исполнять возложенные на них обязанности. Я заметил небольшую странность: обычно, людей, числившихся в оборонительном отряде, одевали в одинаковую форму. А здесь все, включая командиров, были одеты по-разному, из-за чего ситуация принимала некую несерьезность, странность, а также непонятливость, кто тут кто.

  А может, у них просто “народное ополчение”, вот и надеваются, как попало.

  – Жёстко тут у вас, – сказал я.

  – А по-другому с подобной солдатнёй нельзя, совсем разбастялась, – откликнулся глава охраны, а я про себя отметил, что тема с “ополчением” отбрасывается.

  Значит, тут что-то другое.

  Но тут мои мысли прервала выплывшая из мрака громада невиданного мною ранее здания, изображавшего собой два бруска, соединенных, под углом в 90 градусов, кругом из стекла, кое-где заменённого железными листами.

  – И что же это? – смотря на двухэтажное чудо, поинтересовался Петя.

  – Ранее был гипермаркет, теперь наш Дом. Пойдёмте. – Никодим, видимо, торопился.

  Подойдя ближе, я понял свою ошибку: на самом деле это был не круг, как я подумал сначала, это больше напоминало сплюснутый цилиндр, и сделан он был отнюдь не из стекла, а из покрашенного в серебристый цвет металла. А тёмными, кое-где тронутыми коррозией, листами всё того же металла, может алюминия, были закрыты как раз, наверное, оконные проёмы. Само же здание было покрашено в (я пригляделся) бледно-оранжевый цвет. И тут, когда я распознавал окрас, справа я заметил некие большие красные и синие пятна. Прищурившись, я понял, что это буквы, причём английские. Но прочесть так и не успел, помню только три первых “ros…”, дальше просто не успел.

  Мы зашли под навес-цилиндр, державшийся на нескольких парах арок. Уже отсюда я великолепно видел двери, ранее стеклянный, скорее всего раздвижные, судя по роликам снизу, а теперь закрытые брусками дерева и с прибитыми ручками. Не обычными, мелкими, а большими, на трапецию похожими.

  Подойдя к дверям, глава охраны взялся за трапециявидные дверные ручки, и резким взмахом развёл их в стороны. Открывшийся проход был довольно просторным. Никодим дождался пока мы все пройдём в их обитель, терпеливо ожидая нас за порогом, после чего, уже за нашими спина, спокойно задвинул сначала одну, а потом и вторую дверь.

  Как только мы проникли внутрь, открывшаяся картина на несколько секунд лишила меня дара речи. Не знаю, что именно меня поразило, наверное, величина этого здания внутри. Оно было просто огромно, хотя в полутьме тысячи свеч, заменяющих лампочки, это было и не очень хорошо видно. Трудно представить, как бы электрический свет разлился по этому простору.

  Опустив взгляд вниз, я осмотрел так называемое поселение. Людей почти видно не было, только иногда смутные фигуры проскакивали между фанерных хибар и палаток. Я попробовал представить это здание внутри до войны. Ну да, в магазине такого размера было явно предостаточно стеллажей и продукции, поэтому не мудрено, откуда они взяли дерево, фанеру, метал, палатки и так далее. Почти во всех палатках и будках горел огонёк. Скорее всего, это был костёр, потому как от электрической лампы свет шёл гораздо бы ровнее. Мою догадку подтверждал ещё и дым, исходящий из проплешин в жилищах и устремлявшийся вверх к вбитым в потолок трубам. Их там было с дюжину, все разного диаметра и с решётками на нижних концах: наверное, чтобы чистить легче было. Но, как до туда можно добраться? Тут метров пять-семь минимум. Хотя, они, скорее всего, знают ответ, а мне его знать необязательно. Ну, топливо для подобного, костры, у них тоже должно хватать.

  Приподнявшись на носках, я попытался рассмотреть самый конец гипермаркета. Единственное, что я смог увидеть, это некую конструкцию из дерева, примерна в два метра величиной, метров пять шириной, а вот в длину я разглядеть не смог: свет не позволял.

  – Ну как вам? – тихо спросил бесшумно подошедший сзади Никодим.

  – Неплохо, даже очень, – сказал ему Гоша. – Послушайте, а сколько у вас людей проживает?

  – Около трёхсот.

  – А во всём Минске сколько? – неожиданно вырвалось у меня.

  Такое бывает, когда язык быстрее мозга. Я просто на долю секунды подумал, что, раз уж они знают расположение всех лагерей выживших, тогда они должны были подсчитать примерное количество этих самых выживших. Я только на долю секунды об этом задумался, как язык сразу выпалил данную мысль в форме вопроса. Однако именно этот вопрос заставил начальника охраны задуматься.

  Пару секунд он простоял с бессмысленным взором, после чего обернулся ко мне и сказал:

  – Простите, молодой человек, но такого мы, к сожалению, сказать не можем ни точно, ни приблизительно. Информация о жертвах, пропажах и тому подобном слишком часто меняет друг друга. Так что подсчитать хотя бы приблизительное количество просто не является возможным, – он развёл руками, я же понимающе кивнул. – Я рад, что мы смогли найти общий язык, а теперь, если вас не затруднит, не могли бы вы все сдать мне ваше оружие.

  А вот это мне не понравилось: не привык я по чужой земле без оружия шастать. Так, автомат он по-любому видел, его сдать точно придётся, а вот насчёт ножа есть шанс, что не заметил.

  – Уважаемый, у меня винтовка пневматическая, – сказал Гоша, подойдя прям к Никодиму, и таким образом заслонив меня, дав возможность для перемены нахождения тесака. Не знаю, подозревал ли Георгий о том, что помогает мне. Наверное, нет. Однако службу сослужил он мне огромную. – Вот, сами взгляните, ИЖ-61. Такая винтовка вряд ли вам чем-либо навредит.

  Я быстро перецепил кобуру под мастерку, а чехол с “BOLO” всунул в штаны, таким образом скрыв его от чужих глаз, после чего посмотрел на вертевшего в руках Гошину винтовку Никодима.

  – Действительно, пневматическая. И зачем же вы её с собой таскаете? – спросил он, отдавая ИЖ владельцу.

  – Реликвия, расстаться не могу, – сказал второй и отошёл.

  Антон подошёл, безразлично отдал две гранаты, пару магазинов и автомат, развернулся и пошёл дальше. В спину ему прилетело: “Это всё?”. На что он, разведя руки, ответил:

  – Не верите – обыщите.

  – Да ладно, зачем же к подобному прибегать.

  Тут подошёл я.

  – Это от меня, – передавая “калашь” и подсумок со всем содержимым боекомплектом, сказал я. Затем, показав на Петра, заверил: – А у него оружия с собой нет вообще.

  Никодим посмотрел на Петю, потом перевёл взгляд на меня.

  – Это точно всё, разве у тебя ножа ещё не было? – подозрительно прищурился он.

  – Вы мне не верите? Зачем же мне лгать вам? – чуть улыбнувшись и вопросительно посмотрев на собеседника, поинтересовался я.

  Глава охраны посмотрел на меня, но потом, махнув рукой, сказал:

  – Есть в твоих словах доля правды, иди, – и я, направляя перед собой Петра, присоединился к остальным.

  Никодим Анатольевич положил всё наше добро на стоявшую рядом, сбитую из разноцветного ДСП столешницу, после чего, подойдя и разведя руками, будто хватая нас всех за талию, чуть помахал кистями:

  – Ну что ж вы стоите, пройдёмте-пройдёмте. За ваши вещи можете не волноваться: через минуту подойдёт человек, которой всё положит в оружейную. А завтра вам всё вернут обратно. В конце концов, чужого нам не надо – мы его и не берём. Нам самим всего хватает, сами всё выращиваем, собираем, едим. Было бы время, я бы показал вам наши теплицы, сделанные в конце магазина, там множество небольших пунктов связи было до войны, ну там помните SIM-карты где ещё продавали, так вот там подобных магазинчиков немало, мы там “живой уголок” и решили сделать. Вот, кстати, подобное помещение, только здесь у нас стиральня, взгляните, – сказал начальник охраны, показывая налево.

  Я повернул голову в предложенном направлении. Действительно, в слабом свете свечей были видны два ряда больших тазов, над которыми сгорбились женщины с решетом, об которое они тёрли намыленную одежду. Мне почему-то невольно вспомнились кадры из фильмов, где показывали сороковые-тридцатые года: женщины в белых халатах над речкой точно так же стирают бельё. И вот, спустя почти сто лет человечество так  и не ушло дольше столь примитивного способа. А всему виной алчность… такая повседневная, и такая привычная, что, порой, даже незаметная.