— Откуда у вас моя мерка?

— Это наша работа, — внушительно сказал советник, — одевайтесь!

Наташа, ничуть не стесняясь Доброго-Пролёткина, сбросила одежду, оставшись обнаженной, и девушки со смехом принялись одевать ее. И действительно, платье сидело так чудесно и было таким невесомым, что практически не ощущалось. Туфельки нежно охватили ножки и воспринимались как часть тела.

— Пройдитесь! — скомандовал Добрый-Пролёткин.

Наташа сделала несколько шагов.

— Принцесса! — воскликнула Лиля, а Ева громко рассмеялась.

Наташа посмотрелась в зеркало, сначала спереди, потом спиной, повернув голову.

— Да, я принцесса, — громко, уверенно и надменно сказала она и не узнала свой голос, ставший вдруг звучным и бархатным.

Наташа шла по залу и знала, что на нее смотрят: мужчины с восторгом, а женщины негодующе. Она прекрасно слышала за спиной перешептывание, тихое, похожее на шипение змей, но это только забавляло. Можно представить, как обидно прийти на главный светский прием в драгоценностях стоимостью в половину Алмазного Фонда и оказаться в тени никому не известной девицы, одетой со вкусом, но без единого украшения! Наташа улыбнулась и вежливо поздоровалась с раскланявшимся толстяком во фраке. Толстяк, румяный и веселый, поднял бокал и хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся, схватился за горло, захрипел и начал заваливаться на бок, но был вовремя подхвачен подоспевшим Добрым-Пролёткиным.

Советник, также облаченный во фрак с вызывающей малиновой бабочкой, крепко хлопнул толстяка по спине. Тот судорожно вздохнул и задышал ровно и глубоко.

— Осторожнее надо, любезнейший, осторожнее, — заботливо сказал советник, — в вашем возрасте шампанское легко может пойти не в то горло!

Наташа шла, и перед ней расступались фрачные кавалеры, в которых можно было узнать первейших звезд и самых богатых людей страны, а женщины неземной красоты и совершенных форм отводили взгляд и отходили в сторону, словно признавая ее первенство. Лишь одна решительно направилась к Наташе, намериваясь, как будто нечаянно, опрокинуть на ее платье бокал с ярко-красным Бордо. Одно движение — и опасная соперница нейтрализована!

Но, увы, не дойдя нескольких шагов, коварная светская львица столкнулась с другой гостьей — юной красавицей в простом, но изящном черном платье. И как неудачно — вино пролилось на ее собственный туалет, а нитка ожерелья на шее лопнула, и драгоценные жемчужины, каждая величиной с крупную вишню, раскатились по залу.

Если бы Наташа заметила это досадное происшествие, то узнала бы в девушке в черном платье свою спутницу Лилю. Но нет, завороженная очарованием золота, бархата, изысканной лепнины и безупречной игрой скрипки на маленькой эстраде, она даже не увидела столкновение и последующую суету.

Наташа даже не пыталась осознать собственные ощущения. Происходящее вокруг нее казалось несущественным и далеким, люди — бестелесными и незаметными. Музыка, очень знакомая, подхватывала и заставляла лететь куда-то вперед. Переживания прошлых дней растворились в свете хрустальных люстр, блистающих на гранях радужными всполохами.

Когда вошел принц, мир перестал существовать. Наташа сразу узнала его — это тот самый мужчина, с фотографии. Не возникло даже сомнений, это не торговец или политик, и даже не какой-нибудь граф, а именно принц! С голубыми глазами и золотыми волосами. И он направился прямо к Наташе. Зал замер, и в застывшем воздухе слышались шаги двух человек, идущих друг навстречу другу.

Потом случилось все, чем должна заканчиваться красивая сказка о современной Золушке. Могучий дирижер взмахнул палочкой, взметнулись смычки скрипачей, взлетели и отразились от стен первые аккорды вальса. Наташа положила руки на плечи принца и почувствовала прикосновение к обнаженной спине его тепой ладони. Вальс закружил, опьянил, опутал сладкой паутиной, и уже было невозможно разомкнуть объятья, и танец продолжался, хотя музыка закончилась, а гости в абсолютной тишине смотрели на танцующую пару.

Да-да, было все — дрожь прикосновений, сладостный миг первого поцелуя, жгучего и хмельного, безумие блуждающих рук, слепящая белизна простыней на кровати под бархатным балдахином… и темнота, скрывающая высшее наслаждение нашедших друг друга людей.

С утра сказка продолжилась. Кофе, сок, фрукты, хрустящий багет с сыром — и силы вернулись, и снова сплелись обнаженные тела… Жизнь прекрасна и удивительна! Только когда маленький реактивный самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта Внуково-2, а земля стала стремительно удаляться, Наташа вспомнила о Рудакове. Это было воспоминание о чем-то приятном, теплом и ушедшем навсегда.

Наташа счастливо улыбнулась и склонила голову на плечо сидевшему рядом златокудрому принцу.

XXIV

Внимание Виктора Сергеевича привлекла вывеска над входом в Манеж, сияющая желто-сине-красными огнями. Судя по картинке, изображающей нефтяную вышку и газовую горелку, здесь происходило нечто, связанное с нефтью и газом, а по месту проведения и плотности лимузинов на маленькой площадке перед входом можно было сделать заключение о высоком уровне мероприятия.

Количество растворенного в крови алкоголя не повлияло на логические способности Виктора Сергеевича. Другое дело, что времени на размышление требовалось куда больше, чем обычно. Загорский немного постоял, а потом решительно направился к входу.

У дверей скучал крепкий охранник в черном костюме, а рядом курил импозантный брюнет с изящной бородкой — явно кто-то из гостей. Увидев приближающегося человека, нетрезвого, с выбившейся из-под ремня рубашкой и порванных на колене брюках, он отбросил сигарету и снисходительно сказал:

— Ну, куда прешь, красавец! Давай-давай, разворачивайся, и топ-топ домой. Тут дяди серьезные собрались.

Виктор Сергеевич, обладавший фотографической памятью, сразу же понял, кто перед ним. В архиве, второй шкаф справа, третья полка. Папка — советский скоросшиватель с выцветшим штампом «Для служебного пользования». На снимке в верхнем правом углу — именно эта физиономия с бородкой. Зовут Семен Семенович Сушко, с ударением на последнюю букву «о». И судя по делу, жук этот Семен Семеныч тот еще.

— Сволочь ты, Сеня, — со злобой сказал Загорский.

— Что? — растерялся брюнет.

— Сволочь, гад и предатель. Мало того, что ты народные деньги расхищаешь, так ты еще и своих подельничков кинуть решил!

Виктор Сергеевич вспоминал страницу за страницей прочитанное почти год назад дело и с удовольствием выкладывал разволновавшемуся Сушко все новые и новые факты.

— Ты, гадина такая, через Украину три вертушки дизеля вывез, мало того, что пошлину не заплатил, так еще и долю не занес! Тимофей Геральдович до сих пор думает, что эти вертушки хохлы прикарманили. Ты знаешь, сколько за них людей положили?

— Ничего подобного, я к этому не имею никакого отношения! Произошло недоразумение, — начал оправдываться Сушко, но тут же сообразил, что вовсе не обязан отчитываться перед каким-то пьяницей и неадекватом и сердито сказал: — оставьте меня в покое!

Он хотел было уйти, но Загорский мертвой хваткой вцепился в руку.

— Врешь, сволочь, не уйдешь!

Тут охранник, молча наблюдавший за происходящим, решил, что пора вмешаться и положил руку на плечо Загорскому. Это была роковая ошибка!

Виктор Сергеевич находился сейчас в состоянии, когда душа требовала чего-нибудь неординарного и волнующего. Например, хорошего мордобоя. А в нем заместитель главы администрации президента, а в прошлом — офицер спецназа, понимал и даже в некоторой степени любил.

Охранник оказался тоже любителем помахать кулаками, они с Загорским обменялись парой ударов, потом сцепились и покатились по ступенькам вниз.

Увидев такое безобразие, из дверей Манежа посыпались охранники, они моментально скрутили Виктора Сергеевича, бросили лицом на асфальт, заломили руки за спину и прижали голову коленом. Кто-то для порядка пребольно пнул ботинком под ребра.