— А я этого не скрываю.

— Так и забирайте его себе!

— Э-э-э, нет! Американец, конечно, субъект интересный, но… Сначала основное блюдо, десерт — напоследок.

— Мудрено изъясняетесь. Значит, от писателя нашего отказаться не желаете?

— Как можно! Поборемся еще!

— Ну-ну, — сказал Иван Степанович, поставил стакан и поднялся, — к сожалению, вынужден вас оставить. Дела.

— Всего хорошего, — флегматично произнес Гофман.

— Я надеюсь, — Добрый-Пролёткин наклонился к самому его уху и тихо сказал, — что мы оба не будем делать глупостей. Ведь так?

— Разумеется! Я исключительно за мудрый подход. У вас есть сомнения?

— Каюсь, грешен. Но вы их развеяли.

Добрый-Пролёткин вышел из буфета, а Гофман принялся за чай с булочкой.

VII

Пока господа советники занимались большой политикой, а заместитель главы президентской администрации страдал от неразделенной любви, Наташе, которая, собственно и была предметом этой самой любви, приходилось заниматься вопросами насущными. Оказалось, что даже привилегированное положение в больнице не освобождает от необходимости денежных выплат. У Рудакова нашли какую-то проблему с мозгами и прописали дорогущее немецкое лекарство. Наташа, правда, считала, что проблема с мозгами существовала у Рудакова с момента рождения и вряд ли поддавалась медикаментозному лечению, но чего не сделаешь для любимого мужа!

Чтобы восполнить потери семейного бюджета пришлось взять заказ на несколько статей. Нужно было красивым литературным языком расхваливать достоинства новых жилых комплексов в ближайшем Подмосковье, главными преимуществами которых оказались «транспортная доступность» и «нетронутая природа». Наташа не поленилась и залезла в Интернет, дабы удостовериться хотя бы в наличии этого самого жилья, и обнаружила, что близость к Москве компенсируется мертвыми пробками и переполненными электричками, а «природа» означает окруженный чахлыми кустиками полигон бытовых отходов и небольшой заповедничек с романическим названием «питомник энцефалитных клещей». Интересно, кому пришло в голову разводить клещей в непосредственной близости от столицы?

Пришлось примириться с собственной совестью и заняться откровенным враньем. Наташа успокаивала себя тем, что это все нужно для страдающего больного.

Впрочем, литературно-рекламные опыты не приносили особых дивидендов, так что возникла необходимость поиска дополнительных финансовых поступлений. Вопрос дружеского займа отпал сам собой: из друзей Рудакова кредитоспособными выглядели только Ванька Кухмийстеров и Дискин. Ванька, возможно, и рад был бы помочь, но оказалось, что семейным бюджетом ведает его супруга — дама суровая и расчетливая, выдававшая мужу на обед и проезд. Стали понятны его нежелание платить по счетам в кабаках и любовь к посиделкам в гостях. Дискин же, услышав о финансовых неурядицах в семье Рудакова, сделал такое скорбное лицо и такими яркими красками описал все свои денежные потери, что просить после этого в долг было бы просто неприлично.

Совсем не к месту вспомнилась последняя встреча с Загорским. Вот для кого финансовых вопросов не существует. Яркая иллюстрация классического утверждения: «деньги нужны для того, чтобы о них не думать».

Мысли обратиться к такому большому начальнику за вспомоществованием даже не возникала, хотя Наташа прекрасно понимала, что в этом случае отказа не будет. Она, слава Богу, давно не маленькая девочка и отдавала себе отчет в природе интереса, проявленного Загорским. Как же, забота о попавшем в беду российском гражданине!

Но делать нечего, оставался последний шанс — звонок маме. Понятно, что Светлана Тихоновна на дух не переносила Рудакова и считала, что он сломал жизнь ее маленькой дочурке, но в этом случае можно было надеяться на помощь. Все-таки, больной человек и все такое…

Предчувствие оказалось верным. После двухчасового телефонного разговора, состоящего из упреков и высказываний вроде «я же предупреждала», мама согласилась спонсировать лечение нелюбимого зятя. Правда, Наташа была уверена, что основным побудительным мотивом стала появляющееся возможность после всего по нескольку раз в день напоминать Рудакову, кому он обязан жизнью.

Пришлось ехать сначала к маме в Медведково, потом в аптеку на Кузнецком Мосту, единственное, где было нужное лекарство, затем — бегом — в больницу к Рудакову, так, чтобы подгадать к обходу. Успела все, даже купить по пути мандаринов.

В больнице Наташа пообщалась с врачом, отдала упаковку с ампулами, сунула по пятисотенной двум сестрам, ходящим за Рудаковым, и после всего, уставшая, но довольная, прошла в палату к мужу.

Рудаков сидел на кровати, опершись спиной на подушки, и бойко стучал по клавиатуре ноутбука. С одной стороны это хорошо, поскольку главврач говорил, что могут из-за травмы быть проблемы с мелкой моторикой пальцев, а ничего такого не наблюдалось…

— Это что? — строго спросила Наташа.

— Здорово, Натаха, — ответил Рудаков, не отрываясь от экрана.

Вот, значит, как… Наташа подошла и захлопнула ноутбук так, что Рудаков едва успел отдернуть руки.

— Ната-а-аш!

— Все, сеанс окончен! Врач что сказал?

— Мало ли кто кому чего сказал? А ты все слушаешь!

— Не кто-то, а врач! И не что-то, а простую и понятную вещь — три недели не читать и не смотреть телевизор.

— Так я и не читаю! Я пишу, а это, заметь совсем другое дело!

— Разговорчики! — Наташа взяла компьютер и отложила на тумбочку. — Мы договаривались посмотреть новости — и все. Было такое?

— Ну, было, — вздохнул Рудаков.

— Так вот, прошу соблюдать договоренности, иначе орудие преступления будет конфисковано. Понятно?

— Куда уж понятнее…

Наташа присела на краешек кровати и взяла Рудакова за руку. Теплые мягкие пальцы сразу же сжали ее ладонь.

— Натусь! А может…

Рудаков опустился на подушках, подвинулся и похлопал по кровати рядом с собой.

— Ага, прямо сейчас! Только в душ схожу.

— Вот, значит как… — разочарованно протянул Рудаков.

— Именно так. Придется потерпеть. Тебе много чего нельзя!

— Погоди, погоди! Что у меня не пострадало, так это как раз…

— Я сказала: потерпеть, — отрезала Наташа, — я, между прочим, тоже терплю. Так что страдаем вместе.

— Хоть это радует.

— Ладно, радуйся. Как успехи на писательском фронте? — спросила Наташа, чтобы переменить тему.

— Вспомнил предложение Дискина. Есть время — почему бы не заняться нетленкой?

— Ну! Решил наследить в истории?

— Ага.

— Одобряю!

Наташа рассмеялась и взъерошила мужу волосы.

— Умничка! Дашь почитать?

— Конечно, — Рудаков кивнул в сторону компьютера, — посмотри. И заодно проверь, у меня после удара плохо с грамматикой.

Наташа достала из сумочки розовую флешку и, держа ноутбук на коленях, скопировала файл.

— Вечерком гляну.

Она встала, наклонилась к мужу и поцеловала в губы.

— Пора. Надо еще забежать на работу. Завтра приду пораньше.

Наташа помахала ручкой и выпорхнула из палаты.

Домой Наташа пришла около семи. В большой комнате занавески не задергивались до конца, и через широкую щель пробивалась полоса пронзительного солнечного света. Это было неуютно.

Наташа раздвинула занавески и настежь распахнула окно. Но пришедший с улицы воздух оказался горячим, и к тому же с привкусом выхлопных газов. Оставаться дома не хотелось, а идти куда-либо не было сил, так что оставалось одно. Наташа скинула одежду и отправилась в душ.

И пусть живительная прохлада имеет запах хлорки, пусть ванна с плохо работающим стоком — вовсе не лагуна на коралловом острове, зато наслаждение от соприкосновения тела с водой — полное и абсолютное. Полное и абсолютное! Наташа замурлыкала от удовольствия, когда летящие из душа струйки смывали липкий пот и усталость.

Когда она вернулась в тюрбане из полотенца на голове, солнце любезно скрылось за приползшей с востока черной тучей. В комнате стало свежее, и Наташа с удовольствием упала на кровать. Полежав пару минут, не вставая, дотянулась до лежащей на полу сумочки, и вытащила планшет и флешку. Комфортное состояние разума позволяло почитать рудаковскую нетленку. Наташа перевернулась на спину, подложила под голову подушку, включила планшет и принялась читать. С самого начала…