– В основном, нужно много ездить и ходить, – весело возразил ей Константин Сергеевич. Почему-то он чувствовал себя очень уверенно и говорил все, что в голову взбредет.

Телефон зазвонил, и секретарша взяла трубку. Это оказалась Лидочка. Она согласилась прислать распечатку на факс. Через несколько минут факс ожил, и из него выполз лист бумаги с заветными сведениями. Константин Сергеевич нетерпеливо выхватил его и стал читать.

Итак, Казачкова Елена Ивановна, 1963 года рождения, город Запорожье. Поступила в университет в 1980 году, группа 121б. Проучилась два года. Затем был взят академический отпуск. Причина – болезнь матери. Потом в связи с замужеством перевод во Владивосток на заочное отделение. Был еще список студенток из ее группы, но Константин Сергеевич решил, что это подождет. Главное, выяснить, почему Альбина ни разу не упомянула, что Казачкова взяла академотпуск одновременно с ней. О себе говорила, что брала отпуск и уехала домой к родителям, а о том, что Лена уехала тоже, ни слова.

Расшаркавшись перед женщиной и тысячу раз поблагодарив ее, он вернулся к себе и сразу же нашел в деле номер телефона матери Лены в Запорожье. Набирая номер и ожидая ответа, он даже притоптывал от нетерпения. Ну, ответь же, ответь, мысленно твердил он, как будто звонил любимой девушке. К его радости ему ответили. Надтреснутый женский голос произнес «Алло», и Константин Сергеевич мгновенно ощутил неловкость. Тяжелее всего ему было разговаривать с родителями жертвы. Почти все они сразу же начинали обвинять милицию во все смертных грехах. И в том, что преступников развели, и, что допускают преступления, и что не могут поймать убийцу. Казалось бы, что за столько лет можно было бы и привыкнуть ко всему этому, но Константин Сергеевич, все также мысленно ругая себя, почему-то начинал оправдываться и говорить виноватым тоном. Но сегодня он решил не поддаваться эмоциям. В конце концов, это не его вина, что чьи-то дочери бросают мужей и детей и шляются по рынкам и паркам неизвестно с кем.

– Казачкова Инесса Александровна? – как можно официальнее спросил он.

С вами говорит старший оперуполномоченный Завгородний из Москвы. Это по поводу вашей дочери.

– Что, вы нашли убийцу? – саркастически спросила она.

– Ищем, – твердо ответил он, – и в связи с этим нам нужна ваша помощь.

– Чем же это я могу вам помочь? Я всего лишь больная одинокая женщина, у которой убили дочь, а милиция…

– Да, да, – торопливо перебил ее Константин Сергеевич, – я понимаю, у вас такое горе, но мне нужен ответ всего лишь на один вопрос. После второго курса Лена взяла академотпуск из-за вашей болезни и уехала домой ухаживать за вами…

– Чушь, – твердым голосом перебила его женщина. – Лена никогда не брала никаких отпусков, и я вовсе не болела. Более того, если бы даже такое и случилось, за мной нашлось бы кому ухаживать. Я была женой генерала, молодой человек.

– Вы уверены в этом? То есть, в том, что она не приезжала домой на год?

– Вы что же думаете, что я сумасшедшая? Я, слава богу, еще в здравом уме и твердой памяти, и за свои слова ручаюсь. С чего это вам пришла в голову такая чушь?

– Ну, извините тогда, значит, мы ошиблись, – чуть ли не радостно сказал Константин Сергеевич, и, торопливо распрощавшись, тут же повесил трубку. И сразу же набрал номер Альбины.

Здесь ему также повезло. Альбина оказалась дома. Положительно сегодня был его день.

– Альбина Владимировна, – сразу же приступил он к делу. – На третьем курсе вы взяли отпуск и уехали домой.

– Да, – настороженно ответила та. – Я вам это говорила.

– Да, о себе говорили, но вы не упомянули, что и Елена тогда же взяла отпуск и тоже уехала.

Повисло молчание, и Константин Сергеевич почти ощутил ужас и замешательство собеседницы.

– Я… Я не думала, что это важно, – наконец, сказала она. – Да у нее заболела мать, и она уехала ухаживать за ней.

– Вот как, вы уверены в этом?

– В чем?

– Что она уезжала в Запорожье, а не куда-нибудь еще? – многозначительно спросил он, стараясь не дать ей понять, что говорит наугад.

Снова повисло молчание, и снова Константин Сергеевич почувствовал ее страх.

– По крайне мере, так она мне говорила, – наконец, сухо сказала Альбина. – В любом случае, причем здесь я? – ей, наконец, удалось овладеть собой.

– А вот это мы и выясняем, – также сухо ответил ей Константин Сергеевич и повесил трубку, не дав ей возможность сказать еще что-нибудь.

Итак, дело то все-таки в прошлом. Девочки что-то натворили, и постарались замести следы. Одна быстренько забеременела, благо муж был, и уехала домой. И вторая тоже уехала, только куда? Домой она поехать не могла, родители бы замучили вопросами. Поэтому куда же она поехала? Может, тоже в Херсон к подруге? Тогда Альбинины родители должны были быть в курсе дела. Значит, нужно ехать к ним. Они, конечно, будут защищать дочь. Хотя вряд ли та сказала им об убийстве. Скорее всего, об этом они ничего не знают. А о том, что подруга дочери жила у них целый год, наверное, скажут. Во всяком случае, и соседи это должны помнить. Если, конечно, она была у них. А вот чтобы узнать об этом, нужно ехать в Херсон. Что ж, следствие как будто бы выходит на финишную прямую. Нужно просить командировку, и скорее всего там это и решится. И Константин Сергеевич направился к начальству.

***

Олег сидел в аллее на скамейке. День был не холодный, но он еле сдерживал дрожь. Итак, наконец, сегодня он увидит ее. Утром она позвонила и своим нежным голосом сообщила, что пришли его документы, и она может их ему отдать. Он поблагодарил ее. Они назначили встречу здесь в аллее. Ни о чем кроме документов, по телефону они не говорили, как будто это было единственное, что их связывало. Оба понимали, что они ведут себя как дети, соблюдающие правила какой-то игры.

Олег принарядился, внутренне посмеиваясь над собой, так как выбор у него был небольшой. Единственный костюм, правда, все еще хорошо выглядевший, и все то же австрийское кожаное пальто, когда-то обманувшее Марианну.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Олег остался доволен. Высокий, стройный, плечи прямые широкие, хорошие черты лица, русые волосы на пробор – ну, прямо типичный ариец или славянин. Никто никогда бы и не заподозрил наличие бабушки Розалии Финкельштейн, чье имя в свидетельстве о рождении его матери вдруг оказалось козырным тузом.

Всю дорогу, сжимая в руке неизменный кейс, который окончательно делал его похожим на молодого бизнесмена или дипломата, он придумывал, что ей скажет и, вообще, как будет себя вести. Но в голову ничего путного не приходило, и он махнул рукой. Ладно, жизнь покажет, и жизнь рассудит, как некогда пелось в популярной песенке.

Он напряженно вглядывался в конец аллеи, думая, как же они все-таки узнают друг друга. Но, когда там появилась стройная женская фигура, затянутая также в кожаный плащ, словно какая-то сила рывком подняла его со скамейки и бросила к ней навстречу.

Она оказалась даже лучше, чем он себе представлял. Стройные ножки в красивых туфельках из змеиной кожи, тонкая талия, туго перехваченная кожаным поясом, а лицо… Больше двадцати пяти лет ей нельзя было дать. Великолепная туго натянутая кожа, короткий точеный носик, пухлые детские губы, и глаза… Огромные миндалевидные, извечно увлажненные слезой еврейские глаза и роскошные блестящие черные волосы делали ее похожей на какой-то экзотический цветок.

Он стоял перед ней, позабыв от волнения даже поздороваться и не отрываясь смотрел и не мог насмотреться на ее прекрасное лицо. «Восток горит в ее очах», мелькнула в голове полузабытая пушкинская строка. Она тоже молча смотрела на него. Потом, словно сбрасывая наваждение, тряхнула головой, и, по детски закусив нижнюю губку, сделала шаг вперед и протянула ему руку. Она, по-видимому, хотела сказать ему «Здравствуйте, Олег», но у нее перехватило дыхание, и она только сумела выговорить «Олег». У него тоже вырвалось только «Лера», и он склонился, целуя ее протянутую руку.