Он вернулся за свой стол, достал из ящика папку с бумагами.

— А теперь о вашей работе, — продолжал Викентий Иванович, растягивая, как гармошку, какую-то длинную ведомость. — Вакантных должностей инженерно-технических работников так много, что я даже не знаю, что вам предложить. Но я хочу, чтобы были учтены и ваши интересы как заочника строительного института. — Он уткнулся в ведомость. — Поскольку вы хотите стать инженером-механизатором строительных работ… Кстати, вы замечательно сделали, что пошли именно на этот факультет, — будущее за ним!.. Так вот, друг мой, поскольку вы хотите специализироваться именно в этой области, то я предложил бы вам должность прораба по механизации земляных работ. Молчите, молчите! — Саблин предупредительно выставил вперед свою пухленькую белую ладонь. — Да, вам будет трудно вначале. Но, дорогой мой, кто из великих выбирал путь проторенней и легче, как сказал поэт. Вы справитесь, безусловно! — Саблин строго и решительно посмотрел на Захара. — Не знай вас столько лет, я бы, возможно, воздержался от подобного предложения. Но весь ваш путь у меня на виду. Поэтому я верю в вас больше, чем вы в себя, — да, позволю себе такую нескромность!

— Хорошо, Викентий Иванович, согласен, — решительно кивнул Захар, и на щеках у него ворохнулись желваки. — Честно скажу: побаиваюсь, хотел просить работу полегче — ведь учусь. Но раз так — сделаю все, чтобы не потерять вашего доверия.

— Тем лучше! Что ж, а теперь отправляйтесь оформляться. В курс дела введет вас товарищ Сидоренко. Знаете его?

— Очень хорошо знаю! — воскликнул Захар.

— Он у нас начальник участка земляных и бетонных работ. Прекрасный организатор!

Говоря это, Саблин быстро написал что-то на бумажке, протянул ее Захару.

— Вот, пожалуйста. И желаю вам успеха! — Он вышел из-за стола и, подавая Захару руку, сказал улыбаясь: — Не могу не поделиться с вами радостью — с пятнадцатого января ваш покорный слуга кандидат в члены ВКП(б)! Да-с, любезный Захар Илларионович!

— О-о! От всей души поздравляю, Викентий Иванович! Значит, мы с вами теперь почти ровесники: мой стаж всего на два месяца больше вашего.

Сдав документы в отдел кадров, Захар отправился на поиски Ивана Сидоренко.

Мороз был градусов под сорок, небо холодное, белесовато-синее, без единого облачка; в воздухе — ослепительные блестки плавающего инея. Ветерок чуть-чуть трогает поземку, гонит ее тончайшими жиденькими ручейками, нестерпимо обжигает лицо ледяным дыханием. В низине, километра на три протянувшейся у подножия крутой гряды сопок, курятся сизые дымы костров, тарахтят экскаваторы, гудят машины. В сущности, здесь еще ничего нет, кроме длинной шеренги приземистых бараков, занесенных сугробами.

«Даже не верится, что через два года здесь будет завод», — думает Захар.

Конторку начальника участка он нашел под самыми сопками.

Помещение битком набито людьми. Жарко как в бане. Докрасна накаленная печь-чугунка чадит едким дымом, накурено — хоть топор вешай! Стоит сплошной гул голосов.

Сквозь толщу дыма Захар едва разглядел Ивана Сидоренко. Он сидел за столом в распахнутом черном полушубке, в ушанке, сдвинутой на затылок, из-под которой выбился на лоб смоляной чуб.

— Какой, к черту, это наряд, это же филькина грамота! — кричал Иван. Увидя Захара, он обрадовался: — Здорово, Жернаков. Ты ко мне?

— К вам, но тут, видно, не дадут нам поговорить. Вы очень заняты?

— Если нужен, не очень. Это тут собрались к теплу, на перекур. — И во все горло: — А ну, товарищи, хватит перекура!

Конторка опустела.

Захар подвинул табурет к столу.

— Работать к вам, — коротко сказал он, снимая шапку.

Они не виделись, наверное, года два, а Сидоренко ничуть не изменился: такой же молодой, мужественный и красивый, с теми же энергичными жестами.

Выслушав объяснение Захара, он воскликнул:

— Смотри-ка! Ты здорово потянул! Я-то слышал, что ты окончил техникум. Кажется, сам и говорил мне? Молодцом, Жернаков, молодцом! Ну что ж, будем работать вместе. Эта половина стола моя, а та — твоя. До тебя тут никого не было, все я сам тянул.

Удивительный это был человек — Ваня Сидоренко! По самому своему образу мыслей, действий, по характеру и даже внешности он, кажется, родился именно для социализма. Всю свою жизнь он был зачинателем. В тридцатом году в Харькове Ваня установил мировой рекорд на бетонных работах. В Комсомольске он был одним из первых корчевщиков. Теперь вот, на Амурстальстрое, он опять начинает с нулевого цикла. Хорошо было на душе у Захара от сознания, что ему предстоит работать вместе с Ваней. Хотя прошло восемь лет со времени побега со стройки, Захар помнил свою тогдашнюю встречу с секретарем комитета Сидоренко, помнил, как Ваня поддержал его в трудную минуту.

Захар уже поднялся, чтобы уйти, как отворилась дверь и на пороге показалась короткая, толстенькая фигура Аниканова.

— Ты погля! — воскликнул он на донской манер. — Захар, кажись? Ну, здорово! — Он снял рукавицы, хлопнул одной о другую, как это делают рабочие, протянул руку Захару. — Вот уж кого не ожидал встретить на нашем участке фронта!

— Почему же? — без улыбки спросил Захар.

— Так ты же в управлении Дальпромстроя, так сказать, конторским работником заделался.

— Теперь уже тут.

— К нам работать? И на какую должность?

— Прорабом у тебя будет, — вместо Захара ответил Сидоренко.

Аниканов на минуту растерялся, но быстро справился с собой.

— Ну что ж, добре! — с показной радостью воскликнул он. — Опять повоюем вместе, как бывало в старину. Я к тебе, Иван. — Он повернулся к Сидоренко. — Опять позатупились кайла, землекопы прохода не дают мне. Что будем делать?

— Теперь с этими вопросами обращайся к Жернакову.

На котловане работа подвигалась довольно быстро, экскаваторы и землекопы не давали там промерзнуть земле. На траншеях же из-за бездействия канавокопателей все дело стояло на месте. Захар с горечью наблюдал, как зубья канавокопателей скользят поверху и не цепляют промерзший грунт. Стоило, однако, мотористу плотнее посадить на землю раму с ковшами скребков, как всю машину начинало трясти, и дело кончалось поломкой.

Захар вызвал в конторку Аниканова.

— Вот что, Андрей, — сказал он. — Нужно добыть кубометров двадцать дров и столько же примерно торфа. Это пока, а потом потребуется больше.

— Зачем тебе?

— Не мне, а для дела. Будем оттаивать грунт.

— Так это же мартышкин труд! — воскликнул Андрей. — Как же ты его отогреешь, если земля промёрзла на целый метр!

— Вот что, Андрей, это дело не твое, и в технические вопросы ты не лезь, — спокойно, но твердо сказал Захар. — Ты здесь хоздесятник, сможешь достать дров?

— Попробую, — обиженно ответил Аниканов.

Дрова и торф были подвезены. Захар уже имел перед собой весь расчет операции. Он пригласил геодезистов и попросил проложить план будущих траншей непосредственно на местности. Вскоре здесь, на снегу, протянулись ломаные линии, обозначенные пунктиром колышков. Пятидесятиметровый отрезок линии был очищен от снега до самой земли. По ней выложили поленницей дрова, а сверху накрыли торфом. Облили мазутом и подожгли. Вскоре все окуталось дымом. Накрытые торфом дрова тлели, не воспламеняясь.

Прошло двое суток, пока сгорели все поленья. К этому времени Захар подогнал исправный канавокопатель. Собрались механизаторы, пришел и Сидоренко. И вот мотор загудел во всю мощь, рама со скребками-ковшами легла на грунт, заскрипела. И грунт подался. Все ниже садилась рама, уверенно сдирали скребки положенные порции гальки и глины. Минут через десять рама опустилась до проектной глубины. Со скоростью улитки, едва-едва заметно, канавокопатель двинулся вперед. А позади оставалась аккуратно вырезанная глубокая щель-траншея. Но и эта скорость привела всех в ликование.

В полдень пришел Саблин. К этому времени агрегат уже оставил позади себя траншею метров в двадцать длиной. Викентий Иванович весело кивнул на машину, спросил: