– Мы не можем конкурировать с китайцами, вьетнамцами, турками, южными корейцами, индонезийцами, пакистанцами, индийцами, тайцами и прочими восточными и юго-восточными производителями без правительственной поддержки, без соответствующих нормативно – правовых актов, без таможенных льгот и налоговых послаблений. Без всего этого мы, отечественный производитель, имеем шанс вылететь в трубу. Уже, можно считать, вылетели.

Религиозный чиновник, хорошо поставленным голосом:

– Что вы хотите – семьдесят лет агрессивной атеистической политики. И хотя атеисты уже давненько не у власти, но их пропаганда в умах народных засела так, что не выдернешь, на генетическом уровне засела. Да и что нынешней молодежи церковь – ей нужны гаджеты, футбол, бокс нужен, электронная музыка: бум-бум-бум-бум. Пиво, наркотики, беспорядочный секс. Плюс к тому сектанты. Эти по домам ходят, в двери звонят, на улицах к людям пристают. По телевизору их проповедники – постоянно. Завлекают народ секондхендом, бесплатными библиями, рок концертами. Психотропными методами воздействуют на сознание. И отходит народ от веры традиционной, веры истинной, в секты уходит или вообще – в безверье.

Женщина за стойкой мини-кафе подруге:

– Возьмут чашечку кофе, сядут здесь перед стойкой, и как начнут, как начнут… Грузят своими проблемами, грузят… Ну да, им-то молча пить кофе скучно, так почему б меня не погрузить… У той муж уже двое суток домой не является, завис у любовницы; тому долг не вернули, все люди сволочи, никому нельзя верить; та спину надорвала – внуков переносила; тот немытый тоже ноет: картины его гениальные не продаются. И все грузят, грузят… А мне-то оно – кто ответит? – мне оно на фига? Идите к психологу… или к психиатру, не знаю, кто там из них кто – и его грузите. Он с радостью вас выслушает. Но только не бесплатно – ага, тот случай, что бесплатно… Плати за каждый час слушанья, и грузи, грузи… Сколько кошелек потянет, столько грузи. А тут – ну очень хорошо! – нашли бесплатные уши, и давай, и давай…

Дядя Рафик

Считалось неким показателем крутости – пальто свободного покроя длиной до середины икр с засунутым в карманы и провисающим сзади поясом. Среднее звено разбойничьего сословия предпочитало немаркие темные тона, высший эшелон мог позволить себе несуетные светлые.

Рафик («дядя Рафика» – как он сам себя чуть перекошено называл) в том самом сословии высокого положения не занимал, но, корпоративным нормам вопреки, носил пальтецо цвета нежный беж. Оттепель на дворе иль мороз – всегда нараспашку, мороз иль оттепель – всегда с поднятым воротником. Сзади прикрыта шея, нижняя часть затылка, спереди подперты уши.

Балахонистое одеяние, придававшее мужичкам низеньким вид совсем уж карикатурный, образ нашего героя, чей рост не дотягивал до ста семидесяти, ничуть не опошляло.

Слов русских дядя Рафик знал количество немалое, говорил достаточно бегло и внятно, но, бывало, путал падежи. Иногда казалось, что делает он это не по незнанию, но какого – то эпатажа ради. Может такого: речью подчеркнуть кавказскую свою принадлежность.

– Зашли в «Капказ», поднялись второй этаж – я, он, еще с ним люди… Сидим, разговариваем. Кушать принесли – кушаем. Он мне говорит: дядя Рафика, хочешь, будешь у меня бригадиром? А я, честное слово, мне даже смешно, я ему говорю: ты что, дорогой, ты кому такое говоришь? Мне? Думаешь вообще, что говоришь? Я что, мужик тебе? Я что – на стройке или в деревне на тракторе, чтобы бригадиром… У меня вообще три ходки было, я шестнадцать лет на зоне, а ты мне сейчас спрашиваешь такое: бригадиром хочешь быть?

Якобы в таком расслабленно-паритетном тоне протекал диалог Рафика с одним из самых свирепых бандюганов города.

Правдивым был его этот пересказ, полуправдивым, полностью брехливым – трудно сказать. Не думаю, чтоб главным жизненным принципом дяди Рафика был: «ни слова лжи».

Но что интересно: на каком-то этапе жизни своей он все ж выполнял бригадирские функции. Делегированный тем самым легендарно свирепым, бывшим чемпионом по вольной и греко-римской борьбе, собирал дань с мелких уличных торговцев, фотографов, лотерейщиков, бывало, вел разъяснительно-улыбчивые беседы с зарвавшимися конкурентами из ментов.

Неизвестно по какой причине, но вскоре дядя Рафика с этим малопочтенным и, видимо, слишком хлопотным делом завязал и возвратился на свою изначальную стезю – мошенническую.

Хороший мошенник, прежде всего, хороший физиономист. Рафик, думается, был в этом деле настоящим профи. Мог любого человека, что говорится, «выкупить на раз», лишь только на него глянув.

Вот он стоит в кружке слушателей, травит полуфантастические истории из развеселой зоновской своей биографии, машет – жестикулирует руками, причем делает это так, чтоб удобно было народу созерцать гайку с бриллиантовой россыпью, как вдруг, яростью вспыхнув, выстреливает ногой в сторону юнца, показавшегося ему невежливым.

– Ты! А ну, пошел прочь!

Белеет лицом пострадавший, взгляд униженно опустив, ретируется. Ныряет в толпу, растворяется в ней. И это при том, что его телесно-мускульные показатели раза в два превышают те, что прикрыты бежевым балахоном.

Вообще-то, слово «прочь» Рафику не знакомо. А если и знакомо, то все равно он его не употребляет. Лишь упрощенно уличный аналог.

Разумеется, с применением этого аналога Рафик крайне осторожен – попробуй, не там примени, без головы останешься. Да и вообще… Вспыльчивость, она ведь не столько от температуры крови, сколько от уровня и быстроты сообразительности. Никто, будь он самым горячим, самым – вах-вах-вах – вспыльчивым, не станет выяснять отношений, ну, скажем, с экскаватором, тем более, не станет посылать экскаватор прочь. И уж тем более, в грубом уличном аналоге. Пусть хоть сто раз тот неправ…

Из рассказов дядя Рафика.

– В камере забилась канализация. Вонь такая, что ну его прочь… Но терпим – а что делать? Один молодой, туда – сюда, уже не может терпеть – все. Что-то такое нашел, пошел, – работает. Работает, работает, уже совсем потный стал – не получается, а старый зек лежит на койке, смотрит на него, внимательно так смотрит и говорит: «Надо же», – говорит, – «такой молодой, а уже специалист».

Специфический юмор. Кто-то из слушателей понял и гогочет – заливается, кто-то не понял, но все равно скалит зубы. Уважает народ дядя Рафика. Понятное дело: шестнадцать лет на зоне, три ходки, а еще дружеские отношения с сильными мира сего. А еще длинное бежевое пальто и откровенно выпячиваемая гайка с бриллиантовой россыпью.

Из понтов дядя Рафика.

Просто так, беспричинно вдруг достанет с кармана трубочкой свернутую кучку пошарпанных зеленоватых купюр (тщательно сокрытого достоинства), задумчиво переберет их пальцами, положит на место.

Глядя на трюк, не можешь въехать: зачем он это делает, что хочет этим сказать?

Я понимал, благо, жизнь научила: с типажами, подобными Рафику, не стоит сходиться ближе пожелания здравия при встрече. Понимал и как мог долго держался такого уровня отношений.

– Добрый день, Рафик.

– Здравствуй, дорогой. Как твои дела?

– Спасибо, хорошо. Твои?

– Лучше всех – как еще могут быть?

Но однажды…

Я стоял в небольшой очереди за кофе, как вдруг появился, словно вынырнул из ниоткуда дядя Рафика.

– Здравствуй, дорогой. Что будешь? – обратился ко мне. – Давно хочу тебя угостить.

– Спасибо, я сам.

– Слушай, ты это не надо. Пожалста. Очень тебя прошу. Лучше скажи, что будешь?

– Ладно, кофе.

– Не, опять не то. Кофе мы уже потом будем… Спрашиваю, какой коньяк будешь?

– Спасибо, Рафик, никакой. Рановато. Дел еще много.

– Чуть коньяка для дела никогда не мешает. Наоборот, очень полезно. Дело лучше идет. Всегда. Я знаю.