Изменить стиль страницы

СМЯТЕНИЕ

Снаружи ветер буйно в окна рвется,
Деревья хлещет, — стон, и свист, и вой,
А здесь, в простенке, мерно раздается
Тысячелетий однозвучный бой.
Налево шаг, направо шаг — и дале
Отсчитывает стрелка бег минут.
Круг завершен, удары отзвучали,
И вновь часы, где кончили, начнут.
Снаружи ночь, и стоны ветра тяжки,
И так назойлив стук дождя в стекло!
Несутся тучи в небе, как барашки,
Когда овчарка гонит их в село.
Столпились, разбежались, — то виденья
Моей души. Себя в них узнаю.
А маятник стучит, летят мгновенья,—
Откроет ли он тайну мне свою?
Порхают листья. Жизнь и увяданье.
Настанет смерть, и будет вновь расцвет.
И в этом бесконечность мирозданья,
И двух былинок сходных в мире нет.
Иль мы одни конечны во вселенной?
Часы бегут, но ни на шаг вперед.
И движет время стрелку жизни бренной,
Само ж вовеки с места не сойдет.
То меркнет лес, то синих молний сполох
Над ним блеснет — и сорван тьмы покров.
Скрежещет ветер в дебрях сучьев голых,
И стон его подобен крику сов.
Здесь, на земле, одно лишь то нетленно,
Бессмертно то, что не жило вовек.
А все живое хрупко и мгновенно —
Цветок, трава, и лист, и человек.
Снаружи ветер буйно в окна рвется,
Деревья хлещет, — стон, и свист, и вой,
А здесь, в простенке, мерно раздается
Тысячелетий однозвучный бой.
Налево шаг, направо шаг — и дале
Отсчитывает стрелка бег минут.
Круг завершен, удары отзвучали.
И вновь часы, где кончили, начнут.

ЙОЖЕФ КИШ

Йожеф Киш (1843–1921). — Поэт-лирик импрессионистического склада, издатель журнала «Ахет» (1890–1921), сыгравшего известную роль в проникновении в литературу демократических тем. В стихотворении «Огни» (1896) брезжит предчувствие нового — революционно-пролетарского — общественного подъема в Венгрии.

ОГНИ

Перевод Н. Чуковского

Знаком ли вам трескучий, жаркий, зыбкий
Огонь в печи, углей горячих блеск,
Открытых лиц веселые улыбки,
Нежданных шуток звонкий переплеск?
Потрескиванью хвороста внимая,
Подслушал я однажды песни ритм…
Где тот огонь, пылавший, завывая?
Он для меня погас. Для вас горит?
Где девочка в передничке цветистом,
Что дула в печку, полную углей?
Где юноша с тоской во взоре чистом,
Что помогал с таким усердьем ей?
Мы с ней вдвоем бросали сучья в пламя,
И, капли на коре заметив вдруг,
Гадали мы, охвачены мечтами,
О чем рыдает старый мокрый сук.
Песок шуршащий рассыпает время.
К чему тревожить то, что он занес?
Огнями новыми, уже не теми
Душе моей с тех пор гореть пришлось.
Я пламенел — о, глупость! — жаждой славы,
За истиной я гнался — о, тщета!
Пока я пил, спеша, страстей отраву,
Виски седели, старилась мечта.
Я не колосья собирал на ниве,
Мой урожай — горсть вянущих цветов,
Любил мечты, в мечтах был всех счастливей
И прожил жизнь в туманном мире снов.
Зола огней погасших погребает
Огонь душевный, приближая ночь,
Она мечты, боюсь, перепугает,
Они вспорхнут и унесутся прочь.
Мне зябко… Что ж, угля в огонь! Пусть чаще
И громче фыркает он, словно кот,
Нечаянно вспугнувший птицу в чаще
И мчащийся за ней вперед, вперед.
Вот наконец огонь! Не то что раньше!
Из недр земли он вышел, он рожден
Кипящей лавой — славной великаншей;
Отцом восстаний, знаю, будет он.
Гудит, бушует, буйствует, стучится,
Ворча и воя, мчится в дымоход,
Как будто демон рвется из темницы,
Шатает стены, двери с петель рвет.
О, гневный бог! Что будет со вселенной,
Коль уголь каменный в глубинах гор
Прозреет, вспыхнет вдруг и дерзновенно
Из темных недр рванется на простор?
Коль рухнет все, что гнило и трухляво?
Коль миллионы выползут из нор
И уничтожат идол тот кровавый,
Что нас терзал и мучил с давних пор?
Уже я вижу, как они шагают,
Как с новой «Марсельезой» громовой,
Бросая факел, крыши поджигают,—
Бежит по крышам пламень золотой.
Пока в душе живет воображенье,
Меня влекут небесные огни,
Когда-нибудь, покинув сфер круженье,
К моей могиле спустятся они…
Так я сижу, окутанный мечтами,
У времени пощады не прошу,
Дремлю один и гаснущее пламя
В почти остывшей печке ворошу.

ГЕРМАНИЯ

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ

Иоганн Вольфганг Гёте (1749–1832). — Величайший немецкий национальный художественный гений, пролагавший своим творчеством новые и плодотворные пути в развитии прозы, драмы, поэзии и эстетической мысли. Поэзия Гете необычайно многогранна; уходя от влияний классицизма и рококо, она уже с начала 1770-х годов становится провозвестницей тех новых качеств, которыми во многом и был обусловлен расцвет немецкой поэзии в XIX веке. Непосредственность и глубина лирического чувства, восприятие природы в органическом единстве с духовным миром человека, раскованная полнота мировосприятия и необычная для XVIII века простота выражения отличают уже «Зезенгеймские песни» (1770–1771) Гете, ставшие одной из вершин немецкой поэзии. В эти же годы Гете обратился и к народной песне, записывая подлинные тексты и мелодии и создавая оригинальные стихотворения, ставшие затем народными песнями. «Фульский король» Гете был любимым стихотворением Брентано; Уланд в своем творчестве постоянно ориентировался на Гете, особенно на его народно-песенные стихи и баллады. Перекличку с лирикой Гете мы найдем у В. Мюллера и у Гейне, у молодого Веерта и у Мёрике. Одной из важных черт поэзии Гете, также проявившейся уже в 70-е годы, является ее философская и эмоциональная насыщенность, идущая нередко рука об руку с лаконичной простотой и рациональной завершенностью формы, за что поэта иногда упрекают в «холодности». Поражает широта поэтического диапазона Гете: непритязательные, на первый взгляд, пейзажные зарисовки соседствуют в ней с взволнованными философскими монологами, строгие сонеты и чеканно-утонченные строфы с нерифмованными и почти прозаически звучащими стихами. Расцвету немецкой лирики в XIX веке во многом способствовал также универсализм поэтических интересов Гете; что касается, например, народной песни, то он обращался не только к германским и романским песням, но интересовался также сербской, литовской, итальянской, бразильской и восточной народной поэзией, и в этом предвосхищая широту поэтических интересов многих романтиков, да и не только их.

«Фаусту», величайшему творению Гете, посвящен отдельный том БВЛ. Помещаемая в настоящем томе подборка стихотворений Гете, разумеется, раскрывает только некоторые стороны его поэзии.