Изменить стиль страницы

ДО КОНЦА

Перевод Л. Мартынова

Ты лиру к груди
Прижимай до кончины,
Покуда касаешься пальцами струн.
От этого легкого прикосновенья,
От тягостных дум обретет утешенье
Печальный твой ум.
Любовь и вино
Не кипят в твоих жилах
Давным уж давно. Но ведь лира с тобой!
И разве сейчас за твоими плечами
Нет радостей этих и этих печалей,
Даримых судьбой?
Ведь жизнь до конца
Обольстительна, если
Сберег, что осталось, и этим богат.
Но только во дни своего листопада
При солнцевороте осеннем не надо
Звать лето назад.
Хотя и надежды Твои улетели,
И полдня тебе не вернуть своего,
Но ясность вечерняя — вот твое счастье,
И будь веселей и не бойся ненастья —
Разгонишь его!
Не думай, что сил
Не хватает у лиры.
Неправда, а только круг звуков не тот;
Коль сможешь ты этим доволен остаться,
То будет веселье к тебе возвращаться
И песня придет.
Ты в мире живешь,
И живут в тебе чувства,
И сердце еще не остыло в груди,
И если какая идея взыграла
И лира зовет, не позевывай вяло —
Зовет, так иди!
Не внемлют тебе?
Ну, а все ж говори ты,
Как бог тебе даст, сколько сил в тебе есть,
Хоть песня твоя и теряется ныне,
Как будто бы летом на голой равнине
Кузнечика песнь.

ЯНОШ ВАЙДА

Перевод В. Левика

Янош Вайда (1827–1897). — Поздний романтик. В мрачно-величественном фатализме Вайды, в молодости республиканца, соратника Петефи, отозвалось глубокое разочарование в буржуазном строе в эпоху безвременья, после соглашения 1867 года с Австрией.

ФРАНЦИИ

О ты, страна заката! Как ты быстро
Пережила свой блеск и торжество!
С глубокой грустью мир предвидит гибель
Недавнего кумира своего.
Ты славу больше вольности любила,
И вот — бесславны все твои дела.
Тебя богиня грозная свободы
За преступленья смерти обрекла.
Взгляни на нас: надменна и тщеславна,
Не замечала ты моей страны.
Но твой орел едва дерзает ныне
В цветущий дол спускаться с вышины.
Взгляни на нас: одни мы за свободу
Сражаемся! Гляди же и красней!
Пускай умрем, зато достойной смертью,
Не смертью унизительной твоей.
О шутовские воины свободы,
О лицедеи вольности святой!
Боренья человечества святые
Вы сделали забавою пустой.
Так смейтесь над собой! Одну лишь внешность,
Лишь моду легковесную любя,
Не смейте хвастать доблестью пред миром
И называть республикой себя!
Ты власть и славу ищешь, но забыла,
Великолепный празднуя позор,
Что лишь свобода — это власть и слава,
Не в этом ли твой смертный приговор!
Свободной будешь ты, но в наказанье —
Свободною бесславно, и народ,
Доселе незаметный и безвестный,
Тебе свободу прежнюю вернет.
О мой народ! Надейся и сражайся!
О Венгрия! Я слезы лить готов:
Когда в твое грядущее гляжу я —
Не нахожу от изумленья слов.
Ты, Франция! Тебе предназначалось
Грядущее, — оплачем твой удел!
А ты, народ мой, если ты страдаешь,
О том забудь — так бог твой повелел.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Как на Монблане вечный снег.
Не тающий и в летний зной,
Я охладел, застыл навек,
И страсти не владеют мной.
Мильоны звезд вокруг меня
Свершают огненный свой путь,
Зовут, сверкая и дразня,
Но не оттаивает грудь.
Лишь иногда в ночи моей
На зов сердечный в полусне
Блеснет на зыби прошлых дней
Твой лебединый образ мне.
И сердце вновь горит огнем,
Как на Монблане снег зимой,
Когда, рассеяв ночь кругом,
Восходит солнце над землей.

КОМЕТА

Летит комета по небу, блистая,
Полнеба хвост прорезал огневой.
Ей не вернуться: это та, «большая»,
Чей путь — в неизмеримость по прямой.
Сквозь табор звездный, к западу с востока,
Перегоняя в беге Млечный Путь,
Несчастна вечно, вечно одинока,
Не хочет и не может отдохнуть!
Одним звезда неверная милее,
Другие томной молятся луне,
Но я взываю к скорбной Ниобее,
Что, развеваясь, мчится в вышние.
Звезда печали, ты мой горький жребий!
Кисть из лучей! Что чертит пламень твой?
Где б ни был я в неизмеримом небе,
Я всюду — одинокий и чужой.

НА ОЗЕРЕ В КАМЫШАХ

Вверху лазурь без дна, без края,
Река сверкает голубая,
Мой легкий челн едва качая.
Он тенью зыбкой вдаль стремится,
И жаждет вся душа раскрыться,
Невыразимый сон ей снится.
Бор задремал в истоме лени.
Двустволку уперев в колени,
Качаюсь я в самозабвенье.
Завороженный красотою,
Внимаю тайн созвучных строю.
Он и во мне и предо мною.
Два солнца вижу, ослепленный:
Вверху — за тучкой озаренной,
Внизу — в лазури волн бездонной.
Земли коснулся свод небесный,
Как уст любовницы прелестной.
День несказанный, день чудесный!
Плыву, иль облако несется,
Иль над рекой лишь ветер вьется,
В лицо мне дышит и смеется.
Блуждают мысли, утопая
В пространстве, где ни дна, ни края…
Куда плывешь ты, жизнь земная?
Камыш возникнет силуэтом,
Растает вновь, облитый светом…
Так всё в неверном мире этом!
Но вот в зенит вошло светило,
Роскошный бег остановило
И, лучезарное, застыло.
И всё — в немом оцепененье.
Иль это с прошлым на мгновенье
Слилось грядущего стремленье?
Мир спит в изнеможенье полном.
Душа, качаясь вместе с челном,
Все шепчет, шепчет зыбким волнам:
Ужель и красота вселенной,
И смерть, и счастье жизни бренной —
Обман, виденье, сон мгновенный?