Как изможденный зверь в густой пыли вечерней,
Который на цепи ревет в базарный час,
Кто хочет, пусть несет кровь сердца напоказ
По торжищам твоим, о стадо хищной черни!
Чтобы зажечь на миг твоя отупелый глаз,
Чтоб выклянчить венок из жалких роз иль терний,
Кто хочет, пусть влачит, топча, как ризу, в скверне,
И стыд божественный, и золотой экстаз.
В безмолвной гордости, в могиле безыменной
Пускай меня навек поглотит мрак вселенной,
Тебе я не продам моих блаженств и ран,
Я не хочу просить твоих свистков и вздохов,
Я не пойду плясать в открытый балаган
Среди твоих блудниц и буйных скоморохов.
Когда великий день, желанный, неизбежный,
День искупления придет
И революция лавиною мятежной
Сметет с лица земли преступный сброд, —
То все, кто заскулит тогда о снисхожденье, —
Ведь их самих те кары ждут, —
Кто мягок к палачам июльского сраженья,
Но отвергал наш правый суд,
Нам завопят тогда: «Нет, так не поступают!
Не кара, а прощенье им!»
Но пролитую кровь лишь кровью искупают,
А не раскаяньем одним!
Мы Немезиду ждем. Приди, богиня кары!
Закрыть
Как отключить рекламу?
Весь мир возмездия взалкал.
Взгляни, как мы теперь и немощны и стары
Твой острый меч ферулой
[309] стал…
А вы, философы, вы, жалкие фразеры,
Благоволящие сейчас
К убийцам, — не спасут тогда вас крючкотворы,
Убитых кровь падет на вас!
Не станем мы щадить! Мы вспомним братьев стопы,
Разлившееся море зла…
Пора, чтоб в ярый гнев, гнев праведный, законный,
Вся наша жалость перешла!
Мы вспомним дни резни, дни ужаса, печали.
Когда в предместьях вновь и вновь
На крик: «Мы голодны!» — картечью отвечали
И брызгала на стены кровь…
Насилья вспомним мы, когда под гнусный хохот
Боролись девушки, моля
Убить иль пощадить, когда хрипела похоть,
Тела бесстыдно оголя.
Мы вспомним, как в те дни казнили побежденных,
Обезоруженных людей…
Гремел за залпом залп… Меж тел нагроможденных
Кровавый побежал ручей.
Мы вспомним гордых дам: они рукоплескали,
Так восторгала их резня…
Когда же наконец, убийцы, вы устали,—
Ведь убивали вы три дня,—
Цветами вас они встречали, пьяных кровью,
Платочками махали вам
И лаврами чело венчали вам с любовью…
О, горе вашим матерям!
А за победою, за оргиею тою —
Доносов мерзких череда,
Вслед за убийствами разящих клеветою,
Судей холодная вражда,
Застенки тесные, где глухо в своды бились
Стенанья узников в ночи,
Где истязали их, над ранами глумились,
Тела топтали палачи…
О, как заслуженно безжалостное мщенье!
Когда оковы с рук спадут —
Июньским жертвам мы устроим погребенье:
Его давно герои ждут.
Придет и наш черед! Предателям смущенным
Придется на колени пасть.
Страшитесь, подлецы! И горе побежденным!
Куда девалась ваша власть?
В день правосудия не будет вам пощады!
Убийцы, мы заставим вас
Ту землю целовать, где были баррикады,
Где кровь святая пролилась.
Расправы, генерал
[310] , ты был слепым орудьем.
Так пусть терзают каждый день
Упреки совести тебя, подобны судьям,
Пусть гневно брата встанет тень!
[311] Вы предали родных, солдаты-кровопийцы,
Народов вечные бичи,
Псы кровожадные, наемные убийцы,
Вы — и рабы, и палачи!
Прочь, о презренная и гнусная порода
Бесчестных, подлых торгашей,
В чьем золоте застыл соленый пот народа!
Вы нанимали палачей…
Бегите! Воздух вы отчизны осквернили!
Бегите прочь, покуда вновь
Народ не поднялся… Ужель вы позабыли,
Что только кровь смывает кровь?
О, если бы судьба, слепа, но величава,
Мне на единый день дала
Карающий свой меч и с ним — святое право
Воздать за черные дела!
Я мщение и грех одной бы мерил мерой —
Порой убийца цепи рвет,
И кара грозная становится химерой,
А жертва все отмщенья ждет…
На трупах я сочту следы всех ран жестоких
В день искупленья… Близок он.
Хотим мы зуб за зуб, хотим за око — око,
Таков возмездия закон.
Сторицей я воздам за муки и страданья
Всех неотмщенных мертвецов…
До нас доносятся немые их рыданья
Из глубины седых веков…
Приди, священное, великое возмездье!
Стенанье тех, кто не отмщен,
Извечной жалобой возносится к созвездьям,
Они услышат этот стоп!
И люди, чтоб закон, гласящий о расплате,
Никто из них не позабыл,—
Решили, что Христос, сам на кресте распятый,
Греховность неба искупил.