Альфонс де Ламартин (1790–1869). — Громкую известность Ламартину принесли первые же сборники его стихов: «Поэтические размышления» (1820) и «Новые поэтические размышления» (1823). Новизну и обаяние формально традиционным строкам Ламартина сообщала свобода, с которой изливались в них сокровенно-личные раздумья и настроения. Возвышенное и совершенное, но столь быстротечное на земле блаженство любви; неотвязные предчувствия смерти; стремление человеческой души к божеству; меланхолическое очарование природы — вот темы, навсегда определившие сущность поэзии Ламартина. Несмотря на то, что Ламартин вел жизнь активного политического деятеля (либерал весьма умеренного оттенка, он был видным депутатом-оратором при Луи-Филиппе и министром Временного правительства в 1848 г.), его литературное наследие довольно обширно. Здесь еще несколько стихотворных сборников, две поэмы, задуманные как часть грандиозного мистико-философского цикла, повести, исторические сочинения.
Когда на склоне дня, в тени усевшись дуба
И грусти полн, гляжу с высокого холма
На дол, у ног моих простершийся, мне любо
Следить, как все внизу преображает мгла.
Здесь плещется река волною возмущенной
И мчится вдаль, стремясь неведомо куда;
Там стынет озеро, в чьей глади вечно сонной
Мерцает только что взошедшая звезда.
Пока за гребень гор, где мрачный бор теснится,
Еще цепляется зари последний луч,
Владычицы теней восходит колесница,
Уже осеребрив края далеких туч.
Меж тем, с готической срываясь колокольни,
Вечерний благовест по воздуху плывет,
И медным голосам, с звучаньем жизни дольней
Сливающимся в хор, внимает пешеход.
Но, хладною душой и чуждой вдохновенью
На это зрелище взирая без конца,
Я по земле влачусь блуждающею тенью:
Ах, жизнетворный диск не греет мертвеца!
С холма на холм вотще перевожу я взоры,
На полдень с севера, с заката на восход,
В свой окоем включив безмерные просторы,
Я мыслю: «Счастие нигде меня не ждет».
Какое дело мне до этих долов, хижин,
Дворцов, лесов, озер, до этих скал и рек?
Одно лишь существо ушло — и, неподвижен
В бездушной красоте, мир опустел навек!
В конце ли своего пути или в начале
Стоит светило дня, его круговорот
Теперь без радости слежу я и печали:
Что нужды в солнце мне? Что время мне несет?
Что, кроме пустоты, предстало б мне в эфире,
Когда б я мог лететь вослед его лучу?
Мне ничего уже не надо в этом мире,
Я ничего уже от жизни не хочу.
Но, может быть, ступив за грани нашей сферы,
Оставив истлевать в земле мой бренный прах,
Закрыть
Как отключить рекламу?
Иное солнце — то, о ком я здесь без меры
Мечтаю, — я в иных узрел бы небесах!
Там чистых родников меня пьянила б влага,
Там вновь обрел бы я любви нетленной свет
И то высокое, единственное благо,
Которому средь нас именованья нет!
Зачем же не могу, подхвачен колесницей
Авроры, мой кумир, вновь встретиться с тобой?
Зачем в изгнании мне суждено томиться?
Что общего еще между землей и мной?
Когда увядший лист слетает на поляну,
Его подъемлет ветр и гонит под уклон;
Я тоже желтый лист, и я давно уж вяну:
Неси ж меня отсель, о бурный аквилон!
Итак, всему конец! К таинственному брегу
Во мрак небытия несет меня волной,
И воспротивиться на миг единый бегу
Не в силах якорь мой.
Ах, озеро, взгляни: один лишь год печали
Промчался — и теперь на самых тех местах,
Где мы бродили с ней, сидели и мечтали,
Сижу один в слезах!
Ты так же со скалой угрюмою шептало
И грызло грудь ее могучею волной
И ветром пену с волн встревоженных кидало
На ножки дорогой.
О вечер счастия! где ты, когда я с нею
Скользил по озеру, исполнен сладких дум,
И услаждал мой слух гармонией своею
Согласных вёсел шум?
Но вдруг раздался звук средь тишины священной,
И эхо сладостно завторило словам,
Притихло озеро — и голос незабвенный
Понесся по волнам:
«О время, не лети! Куда, куда стремится
Часов твоих побег?
О, дай, о, дай ты нам подоле насладиться
Днем счастья, днем утех!
Беги для страждущих, — довольно их воззвала
Судьба на жизни путь! —
Лети и притупи их рока злое жало
И счастливых забудь.
Напрасно я прошу хоть миг один у рока:
Сатурн летит стрелой
[275] .
Я говорю: о ночь, продлись! — и блеск востока
Уж спорит с темнотой.
Любовь, любовь! Восторгов неужели
Не подаришь ты нам —
У нас нет пристани, и время нас без цели
Мчит быстро по волнам».
О время, неужель позволено судьбою,
Чтоб дни, когда любовь все радости свои
Дает нам, пронеслись с такой же быстротою,
Как горестные дни?
Ах, если бы хоть след остался наслаждений!
Неужели всему конец и навсегда,
И время воротить нам радостных мгновений
Не хочет никогда?
Пучины прошлого, ничтожество и вечность,
Какая цель у вас похищенным часам?
Скажите, может ли хоть раз моя беспечность
Поверить райским снам?
Ах, озеро, скалы, леса и сумрак свода
Пещеры, — смерть от вас с весною мчится прочь!
Не забывай хоть ты, прелестная природа,
Блаженнейшую ночь!
В час мертвой тишины, в час бурь освирепелых,
И в берегах твоих, играющих с волной,
И в соснах сумрачных, и в скалах поседелых,
Висящих над водой,
И в тихом ветерке с прохладными крылами,
И в шуме берегов, вторящих берегам,
И в ясной звездочке, сребристыми лучами
Скользящей по струям.
Чтоб свежий ветерок дыханьем ароматным
И даже шелестом таинственным тростник,—
Все б говорило здесь молчанием попятным:
«Любовь, заплачь о них!»