9

 Он пришел обедать в столовую фабрики. Сел на свое постоянное место и, меланхолично прихлебывая суп, отметил, что сегодня он не в одиночестве,- за другим столиком сидели четыре девушки. Трое из них, видимо, убеждали четвертую и, похоже, уже давно, потому что время от времени они отвлекались, поглядывали по сторонам, и Кузьмин, конечно, попался им на глаза.

 Одна из них повернулась к нему вполоборота, и Кузьмин застыл с ложкой в руке, проливая суп себе на колени. Он растянул обед на полчаса, все разглядывая ее. Она мало говорила, и ее голоса он не расслышал, но жесты - она поправляла короткую толстую косу, провела рукой по плечу - напомнили ему плавкостью и законченностью маму. Он пригляделся к другим девушкам, несколько развязным, с вульгарными, как он определял это про себя, жестами, с громкими голосами, и сразу и навсегда потерял к ним интерес.

 Она встала, и он увидел легкую ее фигуру, а когда вся компания прошла мимо него, он разглядел ее лицо, немного холодноватое из-за глаз, но прекрасно вылепленное, с благородным подъемом бровей, маленьким высокомерным ртом. Он ощутил спрятанную в этом лице тайну, загадку, ту самую, которую хотел обрести и узнать. Он загляделся ей вслед.

 Назавтра, естественно, он был на посту, но пообедал в одиночестве. Поразмыслив, он походил вокруг фабрики, нашел афишу Дома культуры и, приодевшись, явился на танцы, готовый ко всему. Он проторчал в зале у стены до самого последнего вальса и ушел, странно опустошенный. На следующий день в лаборатории он был рассеян и дважды ходил обедать.

 Еще целую неделю он, подгадывая разные часы, высиживал в столовой по сорок минут, но встреча не случилась.

 К этому времени он стал работать с человеческой тканью, беря образцы опухолевых клеток в отделениях городской больницы, прямо в операционных.

 ...Он спускался по лестнице из гинекологического отделения, когда из окна увидел эту девушку с двумя подружками.

 В кармане у него лежали образцы, и надо было торопиться, но, поглядев на часы, он разрешил себе полчаса опоздания и деланно неторопливо спустился в вестибюль.

 Девушки стояли и уговаривали равнодушную, твердо сидящую на стуле гардеробщицу отнести в отделение пакет-передачу, говорили, что отпросились с работы, их голоса были просительно высоки, но среди них Кузьмин не услышал голос светловолосой.

 Он подошел и спросил: "В чем дело?" По тому, как они посмотрели на него, он понял, что узнан, Спросил-то он всех, но глядел на одну светловэло сую. Она и ответила, прямо и спокойно поглядев ему в глаза.

 Он взял передачу и размеренным шагом человека в своем праве поднялся в гинекологию, нашел четвертую подружку, передал ей пакет, велел ей, обалдевшей, писать записку, а сам разыскал закуток ординаторской, попросил "историю болезни" этой девушки и убедился: конечно же, "прерывание беременности".

 Спустившись вниз, он, как и надеялся, увидел, что светловолосая одна и ждет: в расстегнутом пальто, спустив платок на плечи, она стояла у стены, рассматривала мрачные медицинские плакаты. Она прочитала записку, холодно сказала ему: "Спасибо",- и, на ходу застегиваясь, пошла к выходу. Лихорадочно быстро (под насмешливым взглядом гардеробщицы) Кузьмин оделся и побежал догонять. ("Девушка, девушка! У меня ноги больные, не успеваю!..") Он проводил ее до проходной фабрики, весь путь балагуря и пытаясь ее разговорить, но узнал лишь, что ее зовут Наташа.

 Забавляя ее, он не забывал греть ладонью флакончики с клетками и никак, никак не мог выключить тикающие в ухе часы. Когда они подсказали, что время отсрочки истекло и опыт не может быть признан безупречным, он незаметно выбросил флакончики в сугроб.

 Когда они с Наташей распрощались (она только кивнула, так и не ответив, где они встретятся), он припустился бежать в лабораторию, а Наташа осторожно подглядывала за ним через заиндевевшее стекло проходной. На работе ее засыпали вопросами подружки; она отшучивалась и смеялась вместе с ними.

 На следующий день, встретив Наташу в столовой в свой обычный час - и не удивившись этому!- он не вернулся в лабораторию, а поехал в центр города покупать билеты в кино.

 

 Еще было слишком холодно, чтобы прогуливаться по городу, поэтому приходилось по нескольку раз смотреть один и тот же фильм (то, что раньше раздражало Кузьмина - перешептывания в кинозале -теперь казалось естественным и правильным), ходить к Наташе в общежитие под прокурорские взгляды комендантши.

 Постепенно она разговорилась, перестала косить на него; если ей надо было что-то ему сказать, она поворачивала голову, и он обалдело любовался тем, как она говорит, как размыкаются ее губы, как она хмурит брови и, недовольная его глупым видом, отворачивается. Иней опушал платок и уголки воротника ее жалкого пальтеца, и из этой глубины, пронизывая, парализуя, на него внимательно-холодновато смотрели серо-голубые глаза. Кузьмин поражался тому, как много может сказать мимолетная улыбка, взгляд, стремительно охватывающий всего его, и плавный жест руки, поправляющей клапан кармана на его пальто. Он опять стал тщательно бриться, придирчиво проверяя ладонью гладкость кожи, опять перелез в белые рубашечки.

 Он узнал, кто она и где родилась; что она учится в вечернем техникуме, а мечтает быть художником-костюмером, что в Москве она была только раз, на два дня, и ей понравилось, Она узнала о нем много больше, почти все,

 Он приглашал ее в один из трех ресторанов города, он навязывался познакомиться с ее родней, но она так взглянула на него - он не знал, что и подумать.

 И когда однажды, прерывая декламацию стихов, она сама, без всякого нажима, пригласила его на танцы в Дом культуры, он, уже зная кое-что об укладе городка, принял это приглашение как дар, как награду за подавляемое желание взять ее за руку, приблизить к себе ее лицо и узнать, внять его тайне.

 А на танцах он усвоил и еще один урок: будучи приглашенным, он получил, оказывается, на этот вечер какие-то права на нее - она танцевала только с ним, в паузах держала его за руку, подвела к своим подружкам, познакомила его с ними и позже в тесном буфете выпила с ним вино из одного стакана. И в тот вечер он впервые поцеловал ее.

 Она, как сумела, постаралась ответить на его поцелуй, и он с восторгом, мальчишеским чувством превосходства над всем миром отметил, что делать этого она не умеет.

 А через неделю она согласилась прийти к нему после занятий в техникуме.

 Он волновался: перегрел, а потом слишком выстудил флигелечек, наставил на стол бутылок и всякой чепухи, а не подумал о том, что она просто голодна. Она сама приготовила яичницу на двоих, выпила без всякого жеманства вина, когда у печки ей стало жарко, пересела поближе к нему,

- А Таню выписали,- сказала она.

- Как долго!- отозвался Кузьмин.- Зачем она?

- Правильно сделала,- сказала Наташа.- Зачем ей ребенок, если папаши нет, Мы ей все так и объяснили.

- Я видел,- сказал Кузьмин.- А ведь мог родиться человек... Может быть, и папочка бы нашелся!

- Брось! - усмехнулась Наташа.-Он даже с фабрики уволился, когда узнал. Вот так!

- А вдруг узнал бы о ребенке и вернулся...

- Может быть, ты и вернулся бы,- улыбаясь, сказала Наташа,- но чтобы Валерка вернулся - нет!

- Наташк! А люди ведь меняются...

- А-а! Горбатого могила исправит!

 Они сидели при полной иллюминации -три свечи и печная топка. Наташа задула ближайшую к себе свечу.

- Смотри, без света останешься.

- Ну, а если бы ты попала в такую ситуацию: с ребенком и без мужа?

 Наташа засмеялась:

- Ты меня совсем не знаешь, Андрей. Если я на это пойду, значит, я решила навсегда.- Она посмотрела на него, и он понял, что она хотела сказать ему этим взглядом.

- Слушай,- сказал Кузьмин после молчания.- Но ведь это невозможно решать навсегда. Это как Сделка. Например, вдруг ты разлюбишь?