Рост транснационального бизнеса осуществлялся уже не за счет вооруженного захвата заморских территорий, Как это делали Ост-Индские компании, а путем заграничных инвестиций, то есть перевода капитала за рубеж. Объем этих инвестиций к 1914 году достиг 14 миллиардов долларов, из них 46 процентов приходилось на долю английских компаний, 17 — на долю американских и 11 процентов — на долю немецких. Накануне первой мировой войны весь доход стран Запада от капиталовложений в экономику колониально зависимых стран составлял около миллиарда долларов, то есть вывоз прибылей изымал более двух процентов валового внутреннего продукта колониально-зависимого мира.

По подсчетам экономистов, вывоз прибылей из колоний и зависимых стран превышал в первой четверти нынешнего века 40 процентов потенциального фонда накопления, тем самым подрывая возможность развития экономики этих стран. За период с 1872 по 1929 год мировой товарооборот вырос в пять раз, а объем экспортированного капитала за этот же период увеличился почти в шесть раз.

Затем в росте транснациональных корпораций наступает перерыв. Причина этого, на мой взгляд, лежит в том, что в 30-е годы природа, вероятно, решила немного забежать вперед, целиком и полностью исключить демократические принципы из идеи государственности и воплотить в жизнь как на Западе, так и на Востоке идею корпоративного государства, где корпорация слилась с государством, или, вернее, государство превращалось в огромную корпорацию. Как я уже отмечал, в природе как таковой не существует добра и зла, а есть только тяга к максимальной рациональности, сохранению гомеостазиса ее творений. Когда этот гомеостазис сохранить по каким-то причинам не удается, природа прибегает к своему любимому инструменту — эволюции.

Вероятно, создание корпоративного тоталитарного государства в тот период казалось оптимальным выходом из тех трудностей и потрясений, которые испытывал мир в первой четверти этого века. Индивидуализм предшествовавшей эпохи привел к социальным катаклизмам во многих странах и сделал идею полного и безоговорочного подчинения индивидуумов воле государства очень привлекательной. Эта идея начала воплощаться в реальность. Она стала составной частью фашистской системы и была реализована на практике сначала в фашистской Италии, а затем в нацистской Германии. Аналогичные процессы шли и в сталинской России.

С поражением в войне Италии и Германии, а затем с падением фашистских режимов в Испании и Португалии и «оттепелями» в странах Восточной Европы надежды корпорации на достижение мирового господства, на превращение человечества в один послушный ей термитник рухнули. И поэтому пришлось начать сначала. Главными орудиями здесь теперь стали транснациональные корпорации, корни которых уходят в прошлый век. Тогда, в конце прошлого века, возник новый, особый тип корпорации — холдинговые компании, создаваемые с целью захвата многих отдельных корпораций и объединения их мощи в единый конгломерат. Используя пирамиду холдинговых компаний и широкое распространение акций среди индивидуальных акционеров, удается, владея, скажем, только 10 процентами всего акционерного капитала, осуществлять эффективный контроль сразу над несколькими огромными корпорациями. Именно на этой основе, в частности, создана огромная «империя зла» — «Капитал корпорейшн», одна из крупнейших транснациональных корпораций. Но о ней чуть позже.

После второй мировой войны значение транснациональных корпораций как орудий в попытках превращения человечества в один огромный термитник резко возросло. Так, с 1946 по 1971 год объем заграничных инвестиций возрос почти в восемь раз. Мировую экономику буквально опутала сеть транснациональных корпораций. К началу 70-х годов эти корпорации прошли примечательную веху в своем развитии, а именно объем международного производства на их зарубежных предприятиях впервые в истории превысил объем мирового капиталистического экспорта…»

Агарвал кончил читать, так как почувствовал, что необходимо срочно подкрепиться. Он отложил в сторону прочитанные листы, скрепил их и сложил в папку. Осталось еще больше половины. Пока что он не понимал, зачем Бенджамину потребовалось все это так усердно от кого-то прятать. Такие материалы можно было вполне прочитать в по меньшей мере десятке книг, свободно продававшихся в книжных магазинах города. Он встал, умылся и вышел из комнаты. Хозяина на своем месте не было. Вместо него у дверей сидел совсем молодой юнец и слушал транзистор. Увидев Агарвала, юнец встал и поздоровался.

— Можете мне ключ отдать. Я — сын хозяина, отец скоро придет.

Агарвал ничего не ответил, отдал ключ и вышел на улицу. Он знал, что где-то в квартале от его нового жилища есть несколько недорогих, но приличных ресторанчиков, где можно вполне сносно поесть. Он перешел на другую сторону улицы и вдруг впереди себя заметил знакомую фигуру человека — это был не кто иной, как сам Мирза Хан — один из крестных отцов столичной мафии. Он стоял около ювелирного магазина, внимательно изучая выставленные на витринах драгоценности. Чуть поодаль «паслись» два его дюжих телохранителя, а третий сидел за рулем прижавшегося к обочине белого с-затемненными окнами «амбассадора». Не доходя до мафиози, Агарвал остановился около уличного продавца, торговавшего паном — жгучей жвачкой, завернутой в лист бетеля. Пока продавец колдовал над паном для него, накладывал на лист длинной деревянной ложечкой его компоненты, Агарвал заметил, как чуть сзади от «амбассадора» остановился серый «мерседес», за рулем которого сидел европеец. Агарвал его также сразу узнал — это был управляющий директор компании «Биохим (Азия)» Ганс Мюллер.

Как только «мерседес» остановился, к нему, потеряв сразу весь интерес к ювелирным украшениям, направился Мирза Хан, сел на переднее сиденье рядом с Мюллером. Агарвал взял у продавца готовый пан, расплатился и, стараясь не привлечь к себе внимания двух телохранителей, которые стояли, как ястребы, оглядывая прохожих, подошел к сидевшему у стены мальчишке — чистильщику обуви. Тот сразу с большим усердием принялся за работу.

Через пару минут Мирза Хан вышел из «мерседеса» уже с небольшим атташе-кейсом в руках. К нему тут же подскочили охранники и, заслонив собой от прохожих, довели до «амбассадора». Еще несколько секунд — и обе машины тронулись и чуть вдали на перекрестке разъехались в разные стороны: «амбассадор» повернул направо, в сторону Старого города, «мерседес» — наоборот, налево, в новые кварталы столицы.

— Все, сааб, готово. — Голос чистильщика, закончившего свою работу и любовавшегося надраенными до блеска туфлями Агарвала, вывел того из раздумья.

Щедро по местным меркам расплатившись с мальчишкой-чистильщиком, Агарвал дошел до первого из ресторанчиков, заказал еду, а сам продолжал размышлять о том, чему он только что был свидетелем. У него не возникало никакого сомнения, что в чемоданчике, полученном мафиози от Мюллера, были деньги — иначе зачем им встречаться здесь на улице.

Он быстро поел и вернулся в гостиницу. Внизу вновь сидел и мирно посапывал хозяин. Агарвал легко покашлял, дав знать о своем присутствии, разбудил хозяина и попросил разрешения позвонить по телефону. Тот медленно полез в карман, достал маленький ключ, открыл им такой же маленький замочек, застопоривший телефонный диск, и придвинул телефон:

— За каждый разговор — пол-анны.

Агарвал порылся в кармане, вынул монету и отдал ее толстяку.

Телефон Виджея опять не отвечал, хотя до конца рабочего дня оставалось еще 40 минут. Агарвал набрал домашний номер инспектора — тоже никто не ответил.

— Разговор не состоялся, так что в следующий раз звоню бесплатно.

Хозяин, не открывая глаз, улыбнулся уголком рта и кивнул головой.

Вернувшись в свой гостиничный номер, Агарвал вновь запер на ключ дверь, достал пан, аккуратно положил его пальцами в рот и начал жевать. Он, как и большинство местных жителей, любил освежиться после еды этим национальным лакомством, одновременно очищавшим рот от остатков пищи и чуть опьянявшим. Так, медленно пережевывая кисло-жгучую смесь, Агарвал вновь уселся на топчан и принялся читать рукопись Бенджамина Смита.