Улица по-прежнему была пустынной, крикетный матч был в самом разгаре. С трудом поймав такси, в котором на полную громкость работал транзистор, Агарвал направился в Старый город. По дороге он два раза останавливал машину у телефонных будок, звонил Виджею — номер не отвечал. Бросая каждый раз с досадой телефонную трубку на рычаг, Агарвал в сердцах ругал друга за столь непростительное отсутствие на рабочем месте в момент, когда он был, пожалуй, как никогда, ему необходим. Ехать домой нельзя — почти наверняка там его поджидают эти неизвестные ему преследователи.

— Интересно все же знать — кто эти люди? — подумал репортер. — Судя по «ягуару» — дело серьезное. Агарвал был в определенной степени осведомлен о жизни уголовного мира столицы. Знал руководителей местной мафии — владельцев различных притонов, спекулянтов валютой и наркотиками. Но он не припоминал, чтобы у кого-то из них был такой автомобиль. Они больше ценили японские автомашины — «тойоты», «хонды», «исузы», которые были значительно дешевле и престижнее.

— Куда, сааб, ехать? — прервал его мысли шофер. Такси уже миновало новые кварталы столицы и въехало на оживленные, несмотря на крикетный матч, узкие улочки Старого города.

— Давай на улицу Пяти Колодцев, — после небольшой паузы ответил Агарвал. Он знал: в этом районе при всем желании трудно найти человека.

Минут через десять, попросив остановить такси у завешенного рекламой кинотеатра, Агарвал расплатился с водителем, вышел из машины, свернул в переулок, затем на параллельную улицу, прошел несколько домов, пока не увидел вывеску: «Отель Новый Хилтон» над одним из подъездов. Улыбнувшись про себя столь помпезному для трехэтажной развалюхи названию, он вошел внутрь подъезда. Слева около входа за небольшим прилавком дремал, по-видимому, сам хозяин — тучный мужчина лет пятидесяти в старом поношенном военном френче, застегнутом на все пуговицы.

— Здравствуй, хозяин, — громко обратился к нему Агарвал.

Человек медленно открыл глаза, зевнул и внимательно посмотрел на Агарвала опытным оценивающим взглядом, мысленно добавив добрых десять анн к нормальной цене комнаты.

— Сорок анн в день. Деньги вперед за два дня, — после небольшой паузы сказал вместо приветствия хозяин отеля.

— Хозяин, в таких гостиницах, я знаю, дороже тридцати анн комнат не бывает. Или вы мне с ванной и туалетом предложите?

— Комната как комната, без всяких излишеств. Но дешевле тридцати пяти анн я не сдаю.

Агарвал понял: дела в отеле идут неважно, так что можно еще анн десять сбросить, но времени было жалко.

— Хорошо. Вот тебе семьдесят анн — понравится, буду долго жить, — сказал репортер, достал деньги и протянул хозяину гостиницы.

Тот взял их, не говоря ни слова, пересчитал деньги, поднялся со стула, откинул прилавок и направился впереди Агарвала вверх по крутой лестнице, медленно переставляя по крутым ступенькам ноги. Комната была небольшая, но чистая и даже с умывальником в углу. Взяв у хозяина ключ, Агарвал закрыл за ним дверь, положил сумку с папкой на стол, подошел к окну. Ничего подозрительного на улице не было заметно — там шла обычная жизнь. Матч, вероятно, закончился, и движение вошло в нормальный ритм. Бесконечно сигналя, проносились, едва не задевая друг друга и прохожих, моторикши. С трудом налегая на педали, катили свои коляски велорикши, разносчики овощей резкими зазывными криками расхваливали свой товар.

Агарвал поспешил к столу, вынул из сумки кожаную папку с бумагами, взял в руки первый лист рукописи, начал читать, и, несмотря на перегруженность текста цитатами и статистическими выкладками, чтение его постепенно захватило: «Наши уважаемые историки, социологи и экономисты, анализируя ход мировых событий, подчас напоминают мне несмышленых детей, тщетно пытающихся составить из разноцветных кубиков, принесенных Санта-Клаусом на рождество, сложный узор мозаики жизни. Каждый из них любуется и изучает очередной кубик, но не понимает, как его можно соединить с другими, чтобы получилась предложенная в инструкции картинка. Точно так же взрослые создают часто интересные теории, логически их обосновывают, но не могут воссоздать общую картину мирового развития.

Цель моего исследования — проанализировать в историческом, социальном и экономическом аспектах добро и зло, эти основополагающие категории нашего бытия, и попытаться показать, что борьба между ними есть не что-то абстрактное, личностное, а со все большим накалом идет во всех сферах современной жизни. Надо выяснить корни мирового обличья зла, которое для меня сейчас выступает в виде корпораций и тоталитарного государства, подавляющих личность, растлевающих души людей и подчиняющих их жизнь призрачной погоне за славой и богатством. Корпорации возникли давно, в те времена, когда естественное стремление людей выделиться, заимствованное ими из животного мира, переросло в неутолимую жажду подчинения себе других людей, с тем чтобы воспользоваться плодами их труда. Возникновение корпораций невозможно понять, не рассмотрев ее как часть общего процесса развития природы, что я и попытался сделать.

Хорошо известно, что в природе как таковой нет четкого деления на добро и зло. Это деление возможно только у людей, крайним выражением которых является жизнь и смерть. То, что мы называем живой природой, стало таковой потому, что она сделала условием своего существования смерть. Именно так — за жизнь приходится расплачиваться смертью. Несмотря на все успехи биологической науки, она еще не знает основных деталей важнейшей «земной тайны» — появления жизни. Известно только, что около четырех миллиардов лет назад на нашей планете возникла качественно новая форма организации материи, которая обладает способностью усваивать внешнюю энергию, и прежде всего энергию Солнца, с помощью фотосинтеза.

Эти первые микроскопические существа — прокариоты не имели того, что принято называть индивидуальностью, то есть способностью жить полнокровной индивидуальной жизнью, и могли существовать лишь в форме сообщества с достаточно четким разграничением функций. Одни из них строили из неорганических веществ первичную биомассу, другие разрушали, разлагали остатки органических тканей после смерти живых существ на составные части, как бы на отдельные кирпичики, которые снова использовались как стройматериалы.

Сообщества прокариотов довольно быстро, за какие-нибудь несколько десятков миллионов лет, заселили все пригодные для жизни участки Земли, причем общее количество живого вещества, биомасса, как считают ученые, было не меньше современного. И это не случайно. Ведь они могли жить в условиях почти кипящего океана и высокого уровня радиации. Они были практически бессмертны и могли оставаться такими, если бы не эволюция, являющаяся основным законом природы. Более чем за миллиард лет прокариоты создали газовую оболочку планеты и условия для появления первых живых организмов с кислородным дыханием — эукариотов. Но за способность дышать, позволявшую им гораздо лучше использовать внешнюю энергию для своей жизнедеятельности, они заплатили дорогую цену — эти новые живые организмы сделались смертными. Таким образом, во многом прав Джай-баба, говоривший, что дышать — значит умирать.

Но вернемся к вопросам эволюции. С появлением смерти вопрос самосохранения, или гомеостазиса, становится одним из наиболее острых. Эволюция безжалостно экспериментирует с создаваемыми природой все новыми и новыми видами живой материи. Те из них, у кого уровень гомеостазиса выше, становятся основой для создания других, более сложных видов. Так появились, но быстро вымерли динозавры и прочие чудища, И этот процесс беспрерывен. Правда, иногда в процессе эволюции случаются и отклонения — он как бы замирает, не в силах справиться с гомеостазисом того или иного вида живой природы. Именно поэтому в лесах Европы все еще растет папоротник, в дебрях Амазонки летают диковинные птицы, а поля Австралии топчут стада кенгуру. Но это — лишь временно. Пройдет еще несколько миллионов лет, и все они исчезнут в процессе эволюции природы.