– Ты можешь ничего не говорить и уйти. Но сначала выслушай.

Смена тона, резкий переход на «ты», нисколько не смутили застенчивого молодого человека. Он кивнул. Более того, достал и закурил сигарету – стало быть, приготовился слушать.

– Я ничего не хочу утверждать, – сказал Лешка. – Ты не говорил, и я ничего не знаю. Но если ты задумал прогонять через клуб тиражи, то ты, как говорится, поставил не на ту лошадь. Ты ведь договаривался без предоплаты, так?

Рома молчал: не отрицал и не соглашался. Но уже то, что он не закричал: «Какие тиражи, мужик, ты меня с кем-то путаешь!» – говорило о многом.

А Лешка продолжал:

– Конечно, без предоплаты. Не тот калибр. Нет у них денег на предоплату.

Рома молчал, никак не реагировал.

– Мы можем предложить другую схему, – нагло заявил Лешка. – Я и мой партнер. Мы будем проплачивать сразу.

– А вы не побоитесь? – вступил-таки в беседу Рома. – Не боитесь, что кину?

– А куда ты денешься, – серьезно сказал Лешка. – Из-под земли достанем!

Это был блеф. Ни «крыши», ни связей у Лешки не было. Но был какой-никакой жизненный опыт. Опыт подсказывал, что этот – не кинет.

Как ни странно, этот недружеский ответ был воспринят положительно. Рома кивнул. Он действительно договорился с тремя типографиями, и ему, естественно, нужны были деньги на бумагу. Типографии, впрочем, могли печатать книги и на своем материале, но это получалось значительно дороже, и вся акция в конечном результате принесла бы копейки. Насчет бумаги Рома уже тоже договорился, в Карелии. Причем за наличные деньги, это выходило совсем дешево. И вот деньги сами плыли ему в руки.

Рома спросил только:

– А лично с тобой нельзя договориться? Без партнера?

Лешка вздохнул с сожалением:

– Лично нельзя. Пойдем, познакомлю.

Рома кивнул.

Через полчаса Вадик сообщил между делом, что долговязый, который приезжал месяц тому назад, прошествовал в сопровождении Лешки и Вовы Блинова в дальний торец седьмого этажа. Вадик как раз поднялся на склад за пачками. Он окликнул Лешку, хотел переброситься с ним шуткой-другой, но Лешка отмахнулся: отстань, не до тебя. Ну, Вадик обиделся. Он часто теперь, блин, обижался на брата, и поскольку обида его распирала, он хоть как-то должен был отреагировать. Ну вот, рассказал Леониду Петровичу и Марине, и стало легче. Про то, как обидно Лешка его отшил, Вадик умолчал, но легче стало все равно.

Вадику стало легче. А Марине? Марину прямо передернуло от этой новости. Она моментально учуяла запах закулисной борьбы, в которой ей, увы, не светила победа.

Обидно было до слез.

Весь этот месяц Марина строила планы. В ее записной книжке значились фирмы и фирмочки, складские подвалы и официальные склады. Она провела предварительные переговоры – у кого, что на что менять и в каких количествах. В результате к лету у Марины рисовался целый ассортимент учебников с пониженной себестоимостью. Оплатить же левые тиражи Марина намеревалась за счет перекидки клубникам. Ожидаемая прибыль внушала уважение. Леонид Петрович снял большой гаражный бокс, застелил пол деревянными поддонами – готовился принять первую партию. Еще два бокса были на примете. Клубники получали бы свои количества только из ее рук…

Бы! Как кто-то когда-то неудачно пошутил: «Если бы у бабушки росла борода, она была бы дедушкой». Как она ненавидела Лешку, этого злого гения, ставшего у нее на пути! И как она понимала ход его мыслей, как понимала! Читала их буквально как по писаному.

– Пригрел на груди! – зло сказала она Леониду Петровичу. И Вадик тут еще сострил не к месту:

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!

– Пойдем, – решительно сказала Марина Леониду Петровичу.

– Куда?

– На седьмой этаж, куда же? Еще застанем!

Застали.

– Здравствуйте, Рома, – произнесла Марина, сверля взглядом застенчивого человека. Леониду Петровичу показалось, что долговязый застенчивый Рома уменьшился в размерах и посматривал на Марину не сверху вниз, а наоборот, снизу вверх.

– Вы привезли образцы? Нет еще? А как идут дела?

– Ничего, – скромно промолвил Рома.

– Вы что-то уже заказали?

– В общем, да.

– А что из подсказанного мной?

– Все, – прошептал Рома.

Марина с вызовом оглядела окружающих. Лешка прятал глаза. У него имелась такая привычка – избегать прямого взгляда. Вова же Блинов оставался абсолютно невозмутимым. Он как-то сонно смотрел прямо перед собой, происходящее на его глазах тихое столкновение страстей мало его занимало. Ну да, Лешка кинул своего бывшего шефа и его бабу, поступил, конечно, не очень… Тем более что у самого в кармане вошь на аркане и расчет исключительно на его, Вовины, деньги. Ну и что? Вова денег даст. Это выгодно. Горюнов, Князь, теперь вот – Рома. Все получится в одних руках. Выгодно. А люди должны расти. Какая разница, – каким путем. Вот теперь Лешка крепко будет к нему привязан. А люди будут расти. И Горюнов, и Князь, и Рома… Вова сам не заметил, что загибает пальцы. А эти двое – при чем они здесь? Да ладно… Мысли его вдруг своевольно перенеслись на Маньку, на ее шальные глаза, волнующий низкий голос и округлую с некоторых пор грудь…

– Ладно, – вдруг великодушно произнес он, – пусть Леонид Петрович будет в доле. Я не против. После клуба – у моей «Газели», – добавил он. – Я приготовлю деньги.

Самое большое облегчение почувствовал интеллигентный и застенчивый Рома. Он осмелился поднять глаза на Марину и слабо улыбнулся. Марина сухо кивнула. Глобальный план рухнул. Но и того, что ей досталось, было немало. Небольшие части тиражей. И – без предоплаты. Об этом Рома сказал ей чуть позже, когда ушли неожиданные конкуренты. Планы на размен в общем тоже оставались. Не вышло сорвать банк, оставался умеренный, но осязаемый выигрыш.

Леонида Петровича Лешкино коварство не столько возмутило, сколько заинтересовало. Он присутствовал при настоящей коммерческой интриге. Его задремавшая на время писательская профессия как бы приоткрыла один глаз и наблюдала за ситуацией, а стало быть, и сам Леонид Петрович наблюдал спектакль, где был одновременно и участником, и зрителем. Это раздвоение всегда приносило ему определенное облегчение: пусть неважный участник, зато – внимательный зритель. Иногда зритель выходил на первое место, и тогда неудачи участника были, право, не столь важны. И сколько было таких спектаклей с единственным зрителем, ненаписанных новелл с единственным читателем! Ибо всего не напишешь: некогда, надо жить. Замкнутый круг.

Клубная жизнь шла между тем своим чередом. Интересное явление: коммерция на учебном процессе приводила порой к абсурду. В начале своей коммерческой деятельности Леонид Петрович наткнулся на одном складе на такую книжку: «Пишем сочинения на пять». Он взял в руки тусклую, непривлекательную брошюру. В ней было подверстано не менее сотни готовых сочинений. Никаких тебе намеков, рекомендаций, планов и методик. Просто бери и списывай. Хозяин склада горячо рекомендовал:

– Бери, не пожалеешь. Уходимость убойная!

Леонид Петрович открыл содержание.

«Катерина – как луч света в темном царстве» – по пьесе А. Н. Островского «Гроза»… У Леонида Петровича екнуло сердце. Пахнуло голодным и старательным детством, когда в головы маленьких Леонидов Петровичей аккуратно вкладывались непреложные истины: дважды два – четыре; Катерина – луч света; Маяковский – был и остается лучшим и талантливейшим…. Готовые формулы, но не готовые все же сочинения. Требовалось мыслить одинаково. Одинаково, но мыслить. А теперь, выходит, и этого не требуется!

Почитал дальше. Так: «Обломов и обломовщина»; «Революционный патриотизм в творчестве Н. А. Некрасова»… А это что? «Образы коммунистов и руководящая роль партии в период коллективизации в романе М. А. Шолохова “Поднятая целина”». Приехали. Посмотрел на год издания: 1995-й.

Леонид Петрович не поленился, показал хозяину склада. Это что?

Тот пожал плечами:

– Не обращай внимания. Все равно берут. Другие-то темы не устарели?