После такого известия она, конечно же, не могла усидеть на месте.

– Вано! – взмолилась Вали, – поторгуй тут, я кофе попью.

– Я принесу кофе, – пожал плечами этот тугодум. Он действительно всегда приносил ей кофе из буфета.

– В туалет ты тоже за меня сходишь? – топнула ножкой Вали. – Поторгуй, тебе говорят! – И вышла из-за прилавка.

А Вано не растерялся и выпалил:

Там у вас в момент наступит Просветление уму!

И Вали отправилась, покачивая бедрами, но, конечно же, не на Колыму, а всего лишь к Манькиной точке. Манька торговала бойко, балагурила с покупателями, в особенности – со знакомыми оптовиками. Она крутилась и вертелась, доставая и подавая книги, и Вали была уверена, что вертится Манька с одной только целью: показать себя в разных ракурсах. И показывала. И было что показывать! Манька наклонялась, и Вали отчетливо видела вполне определенные очертания под полупрозрачной блузкой. Ах, Вали были хорошо известны эти дамские уловки – хорошо известны и неоднократно использованы. Но Вали-то при этом обходилась, конечно же, собственными ресурсами, не прибегая к ухищрениям. Вали непроизвольно повела плечами, скосив глаз на собственное довольно смелое декольте. Потом она подняла глаза на Маньку – о сравнении смешно было и заикаться! Тут взгляд ее наткнулся на Лешку. Он стоял поодаль и о чем-то оживленно беседовал с охранником по прозвищу Гоголь. Они оба были под стать друг другу – высокие и костистые. Со спины выглядели, как братья, спереди же – нет, потому что лицо Гоголя украшал большой гоголевский нос, Лешка же имел нос небольшой и невыразительный.

Вали не в упор на них смотрела, так, скользила рассеянным взглядом, как бы оглядывая окрестности. И к разговору, конечно же, специально не прислушивалась. Но кое-что интересное все же уловило невнимательное ухо: это когда Лешка сказал:

– Нет, только восемьдесят шестую.

– А как же твой бывший хозяин? Ты же ему перекроешь кислород!

– Что поделать, – пожал плечами Лешка. – Лес рубят – щепки летят. Только восемьдесят шестую. Лады?

– Лады! – в свою очередь пожал плечами Гоголь и, удалившись, смешался с населением.

Вали рассекала толпу, не соприкасаясь с ней, она словно бы парила, грациозная женщина, в юности занимавшаяся фигурным катанием. Да, полет ее над толпой был исполнен вдохновения, ибо она несла в себе новость.

– Лешка у Гоголя точку выкупает, восемьдесят шестую, – сказала Вали, охорашиваясь после минутной пробежки, – слышите, Леонид Петрович?

– Как выкупает? – удивился Леонид Петрович. – Она ж занята под канцелярку. И при чем здесь Гоголь?

– Гоголь места распределяет на нашем этаже, – пояснил Вано. – Сейчас у него такса двести баксов. А канцелярка в торец переезжает. У них ведь тут две точки рядом с одним и тем же ассортиментом. Вот.

Вано умолк, утомленный такой длинной речью.

Марина сразу, выражаясь фигурально, просекла опасность. Первым, на кого издался ее гнев, был Леонид Петрович.

– Ты знаешь, что у него наш ассортимент?

Леонид Петрович знал.

– Теперь посмотри внимательно, где он будет стоять со своей Манькой крикливой!

Леонид Петрович внимательно посмотрел. Восемьдесят шестая точка находилась на стыке двух людских восходящих потоков: поток с широкой лестницы омывал точку своей левой стороною, поток с боковой, служебной лестницы – правой. Они направлялись друг к другу под углом в сто двадцать градусов, омывая восемьдесят шестую точку, как волны омывают выступающий мыс.

– Теперь все нами прикормленные оптовики будут о Лешку спотыкаться! Ведь сам же ты его учил, какие книги ходовые, какие – нет…

– Да, – согласился Леонид Петрович, – это все равно что сети выставить сверху по течению. Ай, Лешка!

Ай, Лешка, Лешка, способный ученик! Жадно схватывал уроки Леонида Петровича: что такое федеральная программа, что когда пользуется спросом, как организовать витрину: книги стопками – для наглядности и оперативности, распределение ярких обложек – для привлекательности. Научил…

– Петрович, – говорил Лешка, – не сердись, что я откололся. Я Вадиком компенсировал. Он парень преданный, не подведет. Только научи его, как меня учил.

Однажды попросил:

– Тебе в издательствах верят, дают в кредит, на реализацию. Бери на мою долю, помоги раскрутиться. Вроде как на абордаж.

Леонид Петрович засмеялся:

– На буксир, Леша, на буксир, а не на абордаж!

Ему стало весело, и он согласился.

Лешка с оплатой всегда тянул, успевал пару раз «крутануть» выручку. Сердиться на него у них с Мариной не получалось. Марина, как ни странно, тоже подпадала под Лешкино обаяние. Наконец они облегченно вздохнули, когда Лешка в конце сезона расплатился.

Да, Лешкин корабль не без помощи этого буксира выплыл, выжил и вооружился. И теперь воистину на абордаж брал мирную шхуну Леонида Петровича.

– И ты ничего ему не скажешь? – зло спросила Марина.

Леонид Петрович вздохнул:

– А что тут скажешь? Если у человека есть совесть, так она есть. А если нет… Может и скажу, да что толку.

– И будешь с ним по-прежнему «Леша-Леша»? – не унималась Марина.

Леонид Петрович подумал и сказал печально:

– Что поделаешь? В бизнесе не принято хлопать дверью.

Через день Лешка занял восемьдесят шестую точку.

Низкий с хрипотцой Манькин голос воцарился в близлежащем пространстве, останавливая покупателей. На Лешкином лотке лежал тот же, что и у Марины, ассортимент, такими же стопками, штук по десять, чтобы можно было продавать розницу, не ныряя каждый раз в одну из банановых коробок. Лешка был способным учеником. И творческим. Он на все скинул цену. Некоторые книги шли у него чуть ли не по закупочной цене. Это была уже не тактика, а стратегия. Лешка терял в деньгах, прикармливая оптовиков. Оптовики – прикармливались. У Леонида Петровича и Марины резко упали дневные выручки.

Если толстый человек Вова Блинов руководствовался в коммерции мудрыми правилами Герберта М. Кессона, то его земляк Лешка, или, к месту будет уточнено, Алексей Борисенко, руководствовался совсем-совсем другими материями.

Он руководствовался законами преферанса. Мудреной игре научили его в госпитале, куда он попал на последнем году военной службы в далеком северном гарнизоне. При замене двигателя в артиллерийском тягаче случилась неловкость, и Лешке отдавило ногу. У него оказался перелом большого пальца правой ноги – вот и госпиталь. Рентген, пальпирование, гипс, и полное безделье на чистых простынях. Шахматы вот… Лешка всех чесал в шахматы, кроме майора Ашота Артуровича, зампотеха части. Этот Артурович был кандидатом в мастера, а Лешка не был в этом смысле никем, то есть не имел никакого разряда, даже третьего. Однако мозги у Лешки были устроены так, что он самоучкой допер до уровня примерно первого разряда – так определил майор Ашот Артурович. Лешка упорно сопротивлялся, разгадывал хитроумные ловушки и зачастую сводил партии на ничью.

Как-то вечером Ашот Артурович позвал Лешку в офицерскую палату, усадил его за небольшой квадратный стол и, отодвинув с середины стола графин с кипяченой водой, выложил колоду карт, лист бумаги и шариковую ручку.

– Я обучу тебя интересной и умной игре, – сказал он. – Называется преферанс.

Они просидели за картами до самого отбоя.

На следующий вечер Лешку взяли в компанию – четвертым. Сметливый сержант с быстрыми глазами понравился офицерам: он был предупредителен, вежлив, не зарывался, пользуясь ситуацией, и, даже объявляя, скажем, девятерную игру, оставался сержантом срочной службы, не заносился. Независимо от выигрываемых вистов. А висты Лешка начал дня через три выигрывать. Он увлекся игрой. Днем перебирал вчерашние ситуации, анализировал варианты. Карт у него, конечно, не было, и он изготовил их сам, аккуратно разрезав тетрадные листочки.

Играли на деньги, По-маленькой, по полкопейки вист. Играли на деньги, но не расплачивались, только записывали результат каждой игры в специальную тетрадку.