Изменить стиль страницы

Алиенора была там. В белом платье, отчётливо видимом в темноте, и с тоненькой золотой короной на распущенных волосах. Она сидела в глубоком кресле вполоборота к холодному очагу; лишь единственная свеча, одиноко стоявшая на каминной полке, едва рассеивала сумрак. Девушка медленно повернула голову.

— А, Гуго… — несколько растерянно произнесла она. — Это ты? Как ты оказался здесь? Как дела в Хартворде?

Глаза Алиеноры словно затягивала какая-то дымка; говорила она тихо и задумчиво.

Гуго опустился на одно колено.

— Миледи… я давно не был в Хартворде. Я приехал из Лонхенбурга с важной новостью для вас. Вы ведь помните: его высочество Ллевеллин отправил туда меня и Миртена с письмом для короля?

— Да… какая ж новость?

Алиенора опустила свою руку на нечто, лежавшее на маленьком столике возле её кресла. Глаза Гуго мало-помалу начали привыкать к полумраку и, вглядевшись, он вздрогнул от ужаса. На столике стояла голова Эдмунда. Посеревшая, с пятнами, закатившимися зрачками и слегка оскаленным ртом; Алиенора ласково гладила её по волосам. Слева от кресла на другом точно таком же столике стояла, чуть завалившись набок, голова Лотара Гленгорма.

Неимоверным усилием Гуго взял себя в руки, проглотив застрявший в горле комок.

— Это… насчёт леди Бланки, госпожа, — чуть запнувшись, сказал он.

— Бланки?!

— Она родила сына. И это не сын короля. Это ребёнок вашего брата.

Алиенору начала колотить дрожь.

— Замолчи! — внезапно завизжала она. — Они убили всех… отца, Эдмунда, Лотара, дядю Пемброка, а теперь эта сука хочет заставить меня поверить в то, что галахадов ублюдок — это сын Эдмунда?

— У него есть знак… родимое пятно. Как у вас, как у Эдмунда…

— Ты видел?! Ты видел сам? Или она нарисовала его специально для тебя?!

Алиенора наклонилась к Гуго, подавшись к нему всем телом и заглядывая в глаза. У юноши перехватило дыхание. Скрюченными пальцами она вцепилась в подлокотники кресла. Лицо её было мертвенно-бледным, щёки ввалились, вокруг глаз пролегли глубокие тёмные тени. Её губы девушки, а мелкие жемчужные зубки выстукивали еле заметную дробь.

— Нет, госпожа… Томас видел. Томас Одли. Вы помните его?

— Одли? — Алиенора откинулась назад, внезапно успокоившись. — Как же… помню. Он ведь сейчас на королевской службе, так?

— Он на службе у леди Бланки, госпожа, — вымученно произнёс Гуго. О, боги, подумал он, что за чушь я несу. Она не поверит мне.

Алиенора пожала плечами.

— Конечно, не поверю. Она просто хочет спасти своего выродка. Но у неё не получится.

Гуго, оторопев, открыл рот.

Алиенора усмехнулась, вновь опустив руку на голову Эдмунда; тоненькими пальчиками она нежно перебирала пряди его волос.

— Удивительно, да? В последнее время я иногда слышу, о чём думают люди. Но они думают такие глупости… — Она зевнула, прикрывшись ладошкой. — Ты не поверишь: сначала они жалуются на жизнь, а когда она заканчивается, начинают жаловаться на смерть. Кричат, кричат, что-то просят… Я не понимаю. Глупцы. Я сама умирала несколько раз. Ничего страшного.

— Дай мне свою руку, — вдруг потребовала она.

Гуго нерешительно протянул руку вперёд; Алиенора крепко ухватила его за ладонь. Прикосновение её было холодным и каким-то пронизывающим; пальцы Гуго словно свело судорогой. Он сделал попытку выдернуть руку, но у него не получилось; холод стремительно потёк по венам. Гуго не мог вздохнуть. Захрипев, он завалился набок, дёргаясь на полу, как червяк.

Слегка приподняв одну бровь, Алиенора внимательно смотрела на него. Потом отпустила его, тихонько засмеявшись. Широко раскрытым ртом Гуго хватал воздух подобно рыбе, выброшенной на берег.

— Ну, вот видишь… У тебя тоже в жизни много неприятностей, не так ли? Но о чём сейчас ты кричал мне? Всем своим нутром?

Она откинулась на спинку кресла.

— Ладно… ты можешь идти. Я не держу зла на тебя. И передай Бланке, что я скоро приду к ней. И мы поболтаем… как старые подружки. Передай ей… — Алиенора вдруг на мгновенье задумалась. — Хотя, вот что. У меня есть для неё подарок.

Гуго, дрожа от слабости, неловко уселся на полу.

— Пода-рок? — заикаясь, спросил он.

Алиенора улыбнулась.

— Да. Она ведь наверняка рада будет увидеть своего отца? Сейчас я принесу его. Подожди здесь.

— Как?!

Алиенора встала; проходя мимо Гуго, легонько потрепала его по голове. Юноша вздрогнул. Она указала на столики рядом с креслом.

— Смотри: мои любимые всегда со мной. Будет справедливо, если она тоже получит свою долю.

— О, боги…

Алиенора звонко расхохоталась.

— Да не бойся ты. Я положу её в мешок. Лошади не очень любят такой… груз. Жди меня здесь.

Что-то напевая себе под нос, она вышла, легко ступая. Гуго колотил озноб. Сумасшедшая… О, боги, она сумасшедшая. Миртен говорил же тогда, в Бараш-Дуре: Бремя Власти иссушает душу. Иссушает и убивает, превращает её в тень. Сумасшедшая.

Вдруг он замер, увидев нечто. Прямо под правым столиком. Небольшой деревянный ящик с бронзовыми оковками. Тысячи мыслей одновременно пронеслись у него в голове. Дверь может закрыть любой, сказал Миртен. Любой.

Гуго на четвереньках ринулся к ящику. Тот был заперт. Трясясь от возбуждения, он нервно крутил его в руках, потом принялся нажимать на все его стороны.

— Гуго! Иди сюда!

Ящик открылся. Камень лежал там. Дрожащими руками юноша запихнул его в свою заплечную сумку, закрыл ларец и торопливо задвинул его обратно под столик. Затем вскочил и ринулся вниз по лестнице, еле держась на подкашивающихся ногах.

Алиенора стояла посреди холла; в руках она держала холщовый мешок.

— Вот. — Она протянула его Гуго. — Иди. И ты должен поторопиться. Мои… м-м, друзья ночью ведут себя очень странно. Они — как непослушные дети. Стоит отвернуться на мгновенье, и уже приходится сердиться, чтобы они не натворили чего. Но я попридержу их… пару-другую дней. Чтобы она смогла насладиться моим подарком.

Кивнув на ходу, Гуго схватил мешок и выбежал во двор.

Глава 41

КРОВАВЫЙ ЛУГ

Стон стоял над Кровавым Лугом.

Многоголосый человеческий крик, заглушаемый лишь безумным свистом чёрных чудовищ. Огромные шатры раскачивало, а палатки срывало с места дикими порывами леденящего ветра. Чёрного ветра, ибо его принесли с собой тени.

Лишь стоило солнцу скрыться за горизонтом, как на южных холмах возникли они. Появились из ниоткуда. Воздух потемнел и сгустился, плотными языками тумана пополз вниз по склонам, приобретая формы высоких, на две головы выше человека фигур, как будто одетых в длинные рваные плащи. Из-под капюшонов на людей смотрели бесформенные вытянутые морды с колышущимися дырами вместо глаз. Каждое движение чудовищ сопровождалось лёгким потрескиванием, а на землю под их ногами ложился сверкающий иней.

Тысячи тысяч теней. Мириады теней. От запада до востока, насколько хватало взгляда, холмы дрожали и текли, словно чёрный океан, внезапно вышедший из берегов, гигантскими волнами хлынул на Корнваллис.

А над бушующим прибоем непостижимым образом стояла она. Тонкая женская фигура в ослепительно белом платье как будто парила в воздухе, широко раскинув в стороны руки. Ветер развевал её волосы.

— Она поёт… поёт, — шептали солдаты. То и дело поскальзываясь в весенней грязи, они торопились вперёд, выстраиваясь в длинные шеренги, с замиранием прислушиваясь к словам непонятной песни, которые доносили до них порывы холодного ветра.

Блио нарядное своё
Достать она велела,
И плащ с пурпуровой каймой,
Что здесь скроили ей самой.
Всё ей принесено тотчас:
Вот нежный мех, парча, атлбс,
Вот платья шёлк лоснится гладкий
На горностаевой подкладке.
И украшенья золотые —
А в них каменья дорогие:
Зелёный, алый, голубой
Чаруют пышною игрой.
А сверху, ворот замыкая,
Сверкала пряжка золотая
С двумя бесценными камнями,
Где алое горело пламя:
Из этих двух камней один
Был гиацинт, другой — рубин…
Плащ горностаем был подбит,
На ощупь мягок и на вид.
Красивей мало кто видал,
А ткань повсюду украшал
Узор цветочный и густой.
И многоцветный — голубой,
Зелёный, красный, жёлтый, белый…