Военными действиями операции айнзатцкоманд назвать было трудно. Они грабили и уничтожали польских политических лидеров, ксендзов, интеллигентов и евреев. В Люблине была проведена беспримерная по цинизму и глупости акция: эсэсовцы сожгли все синагоги, пытками от раввинов добились письменных признаний, что поджог они совершили с провокационными целями, после чего оштрафовали еврейскую общину за умышленный поджог. Поскольку все делалось демонстративно, то огромное количество свидетелей невольно становились ярыми противниками нацизма. Впрочем, разнузданная жестокость всегда бессмысленна. Свобода, предоставленная дикарю, не может принести ничего другого, кроме дикости.
В Польше также впервые эсэсовцы начали реализовывать программу эвтаназии, которую Гитлер утвердил 1 сентября 1939 года указом об умерщвлении и стерилизации «неизлечимо больных». В списке, приложенном к указу, значились не только инвалиды, хронические и психические больные, но и «умственно неполноценные идейные противники возрождения Германии». Почти все пациенты польских психиатрических лечебниц были уничтожены. Интересно, вспоминал ли тогда Эйке, что сам он всего несколько лет назад считался «психически больным, представляющим общественную опасность»?
Епископ Мюнстерский граф фон Гален в своем обращении к полицай-президенту мюнстерской прокуратуры писал: «Только нравственно и психически неполноценному человеку могла прийти в голову мысль уничтожать беззащитных больных людей». О нравственной полноценности группенфюрера СС говорить не приходится — его ущербность бросается в глаза. Что же касается психического здоровья, то кроме депрессивно-маниакального синдрома с ярко выраженным садомазохистским комплексом, у него заметны и некоторые признаки раздвоения личности. Теодор Эйке постоянно разрывается между двумя своими основными психосоциальными ролями: бесстрашного до самозабвения воина и палача-изувера, издевающегося над беспомощными жертвами. Если до 1939 года это проявляется в разных условиях и может объясняться гипертрофированной мизантропией, ненавистью ко всем представителям человечества, взращенной бесчеловечным отношением к нему в детстве, то со временем эта акцентуация переходит в устойчивое мировосприятие: все окружающие делятся на опасных врагов, которых необходимо уничтожать в бою, слабых врагов, которых следует всеми доступными способами подавлять, и тайных врагов, которых нужно как можно быстрее выявить и уничтожить. Ключевым словом здесь, безусловно, является «враг». К сожалению, в характеристике личности Теодора Эйке преобладают медицинские термины, но каждый рассматриваемый объект требует соответствующих именно ему методов анализа.
Бесчинства айнзатцкоманд на территории Польши вызвали протест армейских офицеров, в рейхсканцелярию посыпались тревожные докладные от генералов. Нельзя сказать, что Эйке это грозило какими-либо бедами; в конце концов, он просто беззаветно й бездумно выполнял задачи, поставленные перед ним высшим руководством Третьего рейха. Но взаимоотношения между армией и СС обострялись, и в преддверии широких военных операций эту проблему необходимо было решить, не вызывая возмущения у «аристократических чистоплюев». Эсэсовцев, слишком сильно раздражающих армию, нужно было срочно убрать в сторону и чем-либо занять. Последовал приказ фюрера о создании моторизованной дивизии «Мертвая голова» под командованием группенфюрера СС Теодора Эйке. Давние мечты начальника концлагеря воплотились в действительность.
Из охранных концлагерных подразделении были скомплектованы артиллериискии и три мотопехотных полка, саперный, противотанковый и разведывательный батальоны и, разумеется, все службы, положенные мотодивизии по штатному расписанию. Чтобы добыть необходимое вооружение для своей дивизии, Эйке две недели бродил по кабинетам генерального штаба, потом еще две недели разъезжал по квартировавшим поблизости воинским частям и выклянчивал все подряд. Его не интересовало, какую репутацию он себе этим создает. Точно так же его не беспокоило, как к нему относятся его подчиненные.
Поскольку дивизия пополнялась неподготовленными новичками, он ввел в казармах жесточайшую дисциплину, а на учениях — беспощадную муштру и требовал безоговорочного послушания и усердия. За любое нарушение дисциплины виновника отправляли служить в концлагерь в качестве обычного охранника. Несмотря на изнурительные тренировки, спартанские условия жизни и постоянные унижения со стороны командиров, среди солдат недовольных практически не было. Возникавшие изредка возражения подавлялись в зародыше.
Непосредственно в военные действия моторизованная дивизия «Мертвая голова» вступила 10 мая 1940 года на территории Бельгии. Рядом с нею воевала 7-я танковая дивизия, возглавляемая пехотным генерал-майором Эрвином Роммелем. Для обоих дивизионных командиров эта операция была боевым крещением. Оба они заблаговременно подготовили к боям своих подчиненных, но не успели подготовиться сами, поэтому учились в ходе операции. У Эйке положение было даже хуже, чем у Роммеля: у него не было ни одного профессионального штабиста, который побеспокоился бы о планировании маршрута дивизии, о ее пропитании, снабжении бензином и т. д. Сразу же началась неразбериха с приказами, которые противоречили друг другу, последовали длительные остановки то в дорожных пробках, то из-за отсутствия горючего. Но несмотря на первые организационные и тактические ошибки, обе дивизии победно промчались по Бельгии и подошли к границам Франции.
Здесь пришлось сдавать экзамены по только что выученным предметам. Роммель их сдал блестяще, прорвав линию обороны антигитлеровских войск и выйдя на главные силы французской армии, зажатые в Дюнкеркском котле. Эйке дважды пытался взять приступом французскую линию обороны и оба раза потерпел жестокое поражение, потеряв множество солдат. Оценку его действиям дал генерал группы танковых войск Эрих Хеннер, публично назвав его за наплевательское отношение к солдатским жизням «мясником».
Вряд ли на Эйке могло подействовать оскорбление, он слышал в своей жизни и не такое. Но больше таких потерь во французской кампании у него не было. Вполне возможно, что это объясняется отсутствием сильного противника: основные силы французской и английской армий успели эвакуироваться из Дюнкерка. После подписания акта о капитуляции Франции дивизию СС «Мертвая голова» в течение года расквартировывают то под Бордо, то в Аваллоне, то в Биаррице. Только в июне, за пару недель до нападения Германии на СССР, ее по железной дороге перебрасывают в Восточную Пруссию.
Через два дня после первых немецких атак дивизия Теодора Эйке в составе группы войск «Север» форсирует Западную Двину около Двинска (Даугавпилса) и на предельной скорости прорывает оборону советских войск. Действия командующего «Мертвой головы» вызывают восторженную оценку самого Эриха фон Манштейна. Однако узнает об этой похвале генерал-полковник Эйке не в кругу своих подчиненных, а в Берлине, в госпитале. 6 июля его автомобиль, возвращающийся с передовой линии фронта на командный пункт, подорвался на тяжелой мине. Шофер погиб, адъютант был ранен в грудь, а у самого командира дивизии раздробило правую ступню. Лечился Эйке в госпитале целых три месяца, после чего отправился по привычному маршруту в кабинеты генерального штаба.
Сильно хромая, пошатываясь и тяжело опираясь на металлическую трость, он переходил от одного начальника к другому и просил немедленно отправить его на фронт. Самое забавное в этой ситуации было то, что ни нацистское руководство, ни тем более сам Эйке с описанными чешским «славянским писателем» приключениями бравого солдата Швейка знакомы не были. Может быть, поэтому никому не приходило в голову рассматривать столь активное поведение инвалида-милитариста как издевательство над военной машиной Третьего рейха. Тем более, что в штабе тогда много говорили о тяжелом положении армии на Восточном фронте, о необходимости изыскивать дополнительные людские и технические резервы, о долге перед рейхом и перед фюрером. Взгляд Эйке, который всегда с гордостью называл себя «надежным орудием партии», загорался ненавистью, и все лицо его пылало жаждой активной деятельности. Вид его был ужасен. Не случайно в то время злые языки называли его и не менее озлобленного фельдмаршала Хуго Шперле «бульдогами Гитлера», имея в виду не только их выражение лица, но и образ мыслей. Уже упоминавшаяся одутловатость у Теодора Эйке становится бросающейся в глаза. Мне кажется, необходимо отметить, что в просьбах о направлении на фронт Эйке неоднократно подчеркивал, что готов воевать в любом воинском подразделении, соответствующем его званию, а не обязательно в своей моторизованной дивизии GC «Мертвая голова». Излишней сентиментальностью он, видимо, не страдал.