– Ты что, сдурел совсем! – растирая шею, орет Краснов. – Сейчас как врежу!!

– Нэ убивай дарагой! Вазми все! Дэнги вазми! Мамой кланус!!!

– Это кто? – первым приходит в себя Воробей.

– Точно не Петька! – На время оставив уже обысканного и крепко связанного капроновым шнуром раненного бандита, категорично заявляет Брагин. – Смотри. носяра какой и волосы черные. На нерусского похож. – Ты кто? – легко толкает носком ботинка в бок.

– Назим. – Его здоровенный нос дрожит. – Отпусты, дарагой, не убивай! – начинает протяжно ныть.

– Подожди ты, не стони, – обрывает его Птицын. – Никто тебя не тронет. Мы из милиции. Вставай, что разлегся!

– Из милиции? – Назим удивленно встрепенулся. – Из милиции, – тут же расслабленно и умиленно повторяет он. – Вай, спасыбо дарагой. Приходы в гости, барашек рэзать будем. Братом станэш.

– Нужен ты мне, – ворчит Леха, чуть голову не открутил, брат! – Все, поднимайся, с нами поедешь. Все барашки и шашлыки потом.

– А где Петр? – наконец, спохватывается Воробей. – Слушай, ты, Абдула или как там тебя еще, Петька где?

– Какой Пэтька? Я с дэвушкой в ресторане был. Вот этой. – Назим указывает на Риту.

– Так, интересное дело получается, – чешется Воробей. – Выходит, мы товарища на боевом задании где – то потеряли.

Разворачивается к Марго.

– Послушайте, дамочка, не могли бы Вы нам пояснить, куда подевался ваш знакомый по имени Петр? – он спрашивает вкрадчивым, ласковым голосом, галантно склонясь над ней с высоты почти двухметрового роста. – С ним ты из ресторана выходила, сучка! – Такой стиль разговора очень характерен для Воробья.

– Ни в каком ресторане я не была, – чеканит слова Рита, – а этот джигит за мной по дороге увязался, а потом сюда затащил. Изнасиловать хотел. – На последнем слове она всхлипывает.

– Эй. Кто насыловат хатэл? Зачем врешь? К сэбе домой вела. Мамой кланус!!! – Назим резво вскакивает на ноги и размахивает руками. Тут же его ведет в сторону. Я успеваю подхватить и помогаю сесть на ступеньки.

– Еще раз спрашиваю, где Петр? – голос Птицына приобретает стальной оттенок. – Говори, тварь! – кричит он.

Рита с достоинством отворачивается.

– Хорош вам херней заниматься! – Дед зол. – Если его здесь нет, значит, где – то в другом месте – живой и здоровый. Потом спросим! Когда объявится. Давайте бабу с нерусским в отделение. Леха, займись.

Напоследок пнув охающего Семена сапогом под зад, Краснов и милиционер уходят. Тофик остается рядом с Семеном. Периодически давит коленом ему в бок и что-то тихо говорит. Черные глаза Каримова недобро сверкают. Семен после каждого толчка скрипит зубами, но молчит. За окном все более отчетливо слышится завывание нескольких сирен.

– Подойдите ко мне, – Ермолин зовет меня и Толика.

– Сейчас вся верхушка сюда налетит – тихо говорит он. – Так вот в рапортах все указываем, что Игорь на задержании был с нами. Он наш человек и был внедрен. Все тонкости я беру на себя. Воробей со мной останься, а ты – в отделение. Берешь Альберта за одно место и объясняешь все. Чтобы ничего лишнего не сболтнул. Про эти часы тем более. Пусть говорит, что его внештатник с нами работал. Понятно? Дуй! Мы попозже подрулим, как только здесь все устаканится.

Перед тем, как уйти, смотрю на Мухина. Он очень бледен. Куртка на груди пропитана кровью. Дышит прерывисто, со свистом. Я не врач, но, скорее всего у него задето легкое. Он пытается шевелиться и стонет.

– Игорь, как ты? – Дед чуть приподнимает голову Мухина.

– Терпимо, Владимир Александрович. – Он хочет еще что – то сказать, но Ермолин обрывает его. – Молчи, тебе сейчас нельзя говорить. Потом. Сейчас меня слушай внимательно и запомни, что скажу.

Он говорит медленно и четко, местами повторяя сказанное. – Ты работал по нашему заданию. Конкретно со мной. Мы изобличали банду. Ты был внедрен в их ряды. Понял? Больше ни на какие другие вопросы не отвечай. Отсылай всех ко мне. Поправишься, обсудим все подробнее.

– Спасибо Вам, – вдруг говорит Мухин.

– Это за что?

– Да так, спасибо.

– Это мне тебя благодарить надо… – Дед кашляет.

Тофик торопит меня. Сбегаем вниз. Выйдя на улицу, останавливаемся у подъезда. Несмотря на глубокую ночь, двор ярко освещен. Наделали, однако, шума. Весь дом теперь на «ушах» стоит. Можно было самим с вызовом милиции и не суетиться. Наверняка, провода доступных простым гражданам милицейских линий, раскалены до красна.

– Ты куда стрелял? – вдруг спрашивает Тоф.

Честно признаюсь, что отбивал штукатурку с потолка.

– Вот и хорошо.

– Чего же хорошего?

– Рапорт о применении оружия писать будем? Вот и укажешь, что предупредительные выстрелы делал. Чтобы прокуратура лишних вопросов не задавала. Понятно?

– Чего ж не понять. – Оказывается, и я внес свою лепту в общее дело.

Виден свет многих фар и мелькающих синих огоньков. Еще пара минут, и все пространство двора заполнится оперативно прибывшими на место происшествия: дежурными, ответственными, руководящими и, просто любопытными.

– Давай сваливать отсюда, – советую Тофу. Но тот и без моего напоминания уже спешит к машине.

Бесцеремонно втискиваюсь четвертым на тесное заднее сиденье «Москвича».

Каримов и милиционер трамбуются спереди. Миша дает по газам, и мы благополучно отъезжаем. По пути в отделение молчим.

Выгрузив задержанных, обнимаемся с Тофом.

– Все помнишь, что писать? – Спрашивает он напоследок.

– Не переживай, все будет нормально, – успокаиваю его.

– Ладно, поеду к себе, – без особого энтузиазма говорит Каримов. – Свою порцию получать за отклонение от маршрута. – Садится в машину и уезжает. Вместе с Лехой гуськом заводим доставленных в дежурку. Назим уже оклемался и держится бодро.

– Молодой человек, – обращаясь ко мне, подает голос Рита, – снимите, пожалуйста, наручники.

– Обойдешься!

Посадив ее и Назима на стульях в дежурке и оставив под присмотр Краснова, вызываю помощника в коридор.

– Вторая камера свободна?

– А все свободны, выбирай любую, – почему-то недовольно отвечает Санек.

– Не понял, как все? Их же всего две. В одной Разин сидит.

– Уже не сидит.

– Как не сидит?! – я мигом покрываюсь испариной. – Где он?!!

– А я не знаю. Отпустила его заместитель прокурора Терпильская! Дежурит она сегодня. Как ты ушел, вскоре приехала. Спросила, есть ли задержанные. Альберт ей ваши рапорта по «мелкому» в нос тычет. Она их взяла и сразу в камеру, а там этот Разин в милицейской форме сидит. Она представилась и спрашивает, за что задержали. Так он, сволочь, мигом врубился и жалобно так говорит, что в люк провалился. Милиционер ему помог выбраться и в отделение привел. Не понимает он, бедный, за что держат. Еще, издевался дежурный над ним – в милицейскую форму переодел. Терпильская за журнал. Там записи нет. Она на дыбы. Поймала, говорит, вас – нарушителей законности. Раньше сигналы поступали – не верила, теперь с поличным прихватила. Альберт попытался ее вразумить. Говорил, что это подозреваемый по уголовному делу. Уголовный розыск работает. Если, говорит, это подозреваемый, то почему нет дежурного следователя. Позвонила домой Сокову. Тот, конечно, не сном, не духом ничего не ведает. Короче лично отпустила Разина на все четыре стороны. Заставила все ему вернуть и обязать явкой на завтра, то есть уже на сегодня. Михалыча вызвала на работу разбираться с виновными. Ты бы видел его! Рвал и метал. Альберта, чуть не за шкирятник… и рапорт писать!

– Все ясно, – перебиваю его, – где Соков?

– На стрельбу уехал. Вместе с Терпильской. Пока ты отсутствовал, тут такое творится!

– Где Альберт?

– В ленинской комнате рапорт строчит. Лучше туда не ходи.

– Вот что, бабу, которую притащили, в камеру. – Увидев растерянное Санино лицо, заставляю себя улыбнуться. – Да не трясись ты – все в цвет. И стреляли там тоже мы.

Сашок доверчиво кивает и исчезает в дежурке.

Альберт, сосредоточенный и потный склонился в три погибели над журнальным столом для периодической печати, выписываемой отделением. Подшивки с газетами валяются на откидывающихся стульях, установленных рядами перед небольшой сценой с кафедрой для выступлений. Услышав посторонний шум, он поднимает голову и, увидев меня, недобро щурится.