Другой охранник был высок и крепок. На его лице красовалась черная трикотажная маска. Сильные, мускулистые руки крепко сжимали резиновую палку.

– А ну, подъем!! Чего разлегся, как в санатории!! На выход!

– А ну, заткнись, салага! – Семен не узнал всегда очень спокойного и рассудительного Иваныча. – Не «баклана» в карцер ведешь! Человека на последний суд! Так что утихомирься!

– Да понятно все, – недовольно пробурчала «маска». – Утихни, старый.

Семен сел на жесткую койку и стал одеваться.

– Ты побрейся, – посоветовал Иваныч, – и какое бельишко чистое надень.

Горбатов тщательно выскреб подбородок и щеки безопасной бритвой, надел свежие трусы.

– Руки давай, – процедил охранник.

Семен послушно завел руки за спину и почувствовал, как щелкнули стопоры замков наручников, туго сдавившие запястья.

– Теперь вперед!

Они довольно долго шли по слабоосвещенным коридорам подвала следственного изолятора, пока не очутились перед обколоченной деревянными брусками стальной дверью. Перед ней Семен в нерешительности остановился. Он, уже готовый к логической развязке, еще до конца не понимал, что же все-таки происходит. Сейчас должен наступить конец. Но ведь это невозможно представить. Куда денется свет, люди, предметы. Нет, этого не может быть? Его начала пробивать дрожь.

Почувствовав на плече твердую руку Иваныча, решительно переступил порог.

В довольно большом светлом зале почти посередине стоял стол. За ним находились двое. Один был в зеленой форме с полковничьими погонами. Другой человек – в синем костюме с прокурорскими знаками отличия в петлицах. Третий присутствующий, облаченный в белый халат, прохаживался тут же и курил.

Семена поставили посередине зала напротив стола. Конвойные отошли к двери, но остались в помещении.

– Ну что, начнем? – вопросительно глядя на присутствующих, спросил курящий «доктор». Он бросил окурок папиросы в угол и уселся на свое место.

Председательствующий прокурор поднес к глазам сцепленные скрепкой несколько листов бумаги.

– Осужденный Горбатов, – монотонно и очень тихо начал он. – Ваше прошение о помилование на имя председателя Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик отклонено. Приговор, вынесенный Вам судом, остается в силе и будет приведен в исполнение немедленно. У Вас будут последние просьбы?

Семен отрешенно повел головой.

– Тогда уведите приговоренного.

Горбатов просто «отключился». Нетвердо стоя на ногах, покачивался от каждого прикосновения к нему охранников. Не сопротивляясь, позволил надеть на голову черный прорезиненный мешок. Ступая последние в жизни шаги по звонкому полу, ни о чем не думал. Он посчитал для себя все происходящее дурным сном. Последнее, что он услышал, был громкий хлопок…….

– Очень редко приходится такое видеть, – констатировав смерть и сделав необходимую запись в акте, сказал «врач». Обычно бьются, истерики закатывают. А этот даже не дрогнул. Жаль, жаль. А что поделаешь?

Из соседней комнаты слышалось журчание водяной струи, обмывающей перед очередным «посетителем» кафельный, с небольшим наклоном внутрь, пол.

Глава 10

После суда выходили на свежий воздух удрученными.

Еще на предварительном следствии меня и Тофа просто «пытали» по факту применения нами оружия. Спасибо экспертам, досконально исследовавшим место происшествия и сделавшим вывод, что пуля, запущенная из моего табельного пистолета практически в никуда, умудрилась найти на своем пути железную трубу и рикошетировать как раз в Сенькину спину. На этой спасительной для меня трубе была выявлена характерная вмятина, которая не оставила не малейшего сомнения экспертов и особенно следствия в правдивости моих показаний. С Каримовым все было гораздо сложнее. Казалось, что прокурор засадить за решетку хочет именно его. Тофик без малого три часа пропотев перед барьером и ответив на все каверзные вопросы адвокатов и в особенности прокурора, с честью вывернулся из весьма непростой ситуации. Он сумел доказать суду, что отклонение от маршрута его экипажа было вызвано необходимостью задержания вооруженного преступника. Судья счел его доводы основательными, прекратил допрос и в резкой военной форме пресек все потуги Перельзона пофарсовать на тему «быкоподобности» сотрудников милиции, производящих задержание со стрельбой в общем-то порядочных людей, среди которых была невинная жертва, то есть Маргарита Гейнрих.

После суда Каримов, попрощавшись, ушел. Я и Орловский решили выпить и заглянули в киоск к Людке.

– Мне лично жалко Семена, – закусывая выпитую водку жирным куском копченой скумбрии, сказал Миша. – Парень-то ведь стоящий. Общаться приятно было. Я еще подумал, с его бы характером и к нам. Хотя не надо – у нас и своих придурков хватает. – Мишель пьянеет прямо на глазах. – Ты посмотри, как на следствии себя вел. Ни под каким соусом эту стерву не сдал, хотя знал, что ему грозит. Мы с ним об этом говорили. Хочешь знать мое мнение? Я бы эту смертную казнь для таких, как Семен вообще отменил. Пусть расстреливают растлителей всяких, насильников малолетних, но нельзя заблудших, запутавшихся мужиков к «стенке» ставить! Хоть сто трупов на нем!

– Миша, остынь. Считаю, ты лишка хватил! Какой он к чертям собачим заблудший?! Отморозок!! Убийца!! – Вот кто Сеня! Нельзя оправдать ни одну насильственно отобранную жизнь никем. Понимаешь? Никем!! Жизнь Бог дает и он же забирает, а не какой-то проходимец или гопник!!

– Ты что, верующий, – пьяно косится на меня Орловский, – наверное, еще и партийный?

– Партийный, Миша, – вздыхаю я. – Хоть основательно и не верую, но все равно он там, – я воздымаю палец, – есть. И смотрит он за нами и за ошибки наказывает по справедливости.

– Честно говоря – согласен! – от заглатываемых почти без остановки стопок водки с пивом Миша «закосевает» окончательно. – Давай по этому поводу еще треснем.

– Именно по этому не буду, а по какому другому – не возражаю.

– Тогда на-ли-вай! – Весело с расстановкой кричит Орловский. – Каких людей, то есть, прости, сволочей «упаковали»!

В «бункере» появляется выходившая по «малой нужде» Людмила.

– Ну что, сыщики, брать будете?

– Кого? – восклицает Миша. – Если тебя вдвоем – нет вопросов! – он громко ржет.

– Шмотки Демид предлагает. Да вот он стоит. – Людка давно привыкшая к специфическому ментовскому юмору не обижается.

Мы, упираясь висками, выглядываем через окошко и видим Демида, с независимым видом фланирующего вдоль ларька с увесистой сумкой в руке.

– Сегодня пускай живет. – Миша расплывается в улыбке и сжимает своими мощными руками хрупкое тело пивницы. Та, демонстративно высвобождаясь, морщится, но отвечает на Орловский поцелуй. «Стукачечка ты наша» – шепчет Мишель и подает мне знак – «на выход». Обойдя любимую точку, вижу к великому недовольству завсегдатаев вывешенную табличку: «Закрыто по техническим причинам на пятнадцать минут».

А далее события развивались следующим образом.

Галевич за успешно реализованную оперативную информацию был представлен к внеочередному званию «майор милиции» и изгнан Соковым с территории отделения на повышение. Вместо него «парадом» рьяно зауправлял Константин Васильев, да так, что рвотный рефлекс с самого начала он вызвал буквально у всех. Хоть и дурак был Галевич, но с ним можно было периодически общаться и решать какие-то вопросы. Васильев же на деле оказался параноиком с заоблачными амбициями.

Воробей, наконец, решил перевестись в столицу. Оформил все документы, показал новую, пахнущую свежей краской, «корочку» сотрудника МУРа и устроил грандиозную отвальную в пельменной. Погуляли в тот знаменательный вечер очень круто. Красноярский посереди зала сплясал «гопака», Соков скромно кружил в вальсе со своей «свеженькой» секретаршей Галимой, беспрестанно следовали тосты в честь Птицына и его будущей значительной роли в борьбе с преступностью в Москве. Напившись и вдоволь наевшись, все присутствующие были спокойно доставлены по домам специально вызванными для этого машинами медицинского вытрезвителя.