Ну что, П – пинкертоны, поиграли в войну? – Соков, засунув руки в карманы, раздраженно прохаживается по кабинету, – Галевич, ты п – приносил на подпись документы? Вот и докладывай, поскольку возглавляешь сию команду. – Широким жестом обводит всех присутствующих, включая ни ухом не рылом не владеющего ситуацией Васильева.

Галевич, покашливая, поднимается с места. В руках у него толстая «амбарная» книга, в которую что-то постоянно заносится мелким убористым почерком. Некоторое время он листает страницы. Наконец, разглаживает листы и поднимает глаза.

– При реализации оперативной информации, – не очень уверенно начинает он, – на месте совершения преступления задержаны члены устойчивой преступной группы Горбатов и Гейнрих. Ранее, в результате проведенной оперативной комбинации, задержан гражданин Разин, являющийся сообщником указанных лиц. Указанные лица подозреваются в совершении тяжких преступлений. При задержании Горбатов оказал вооруженное сопротивление. Им был ранен внештатный сотрудник милиции Мухин, внедренный ранее в банду. Сам Горбатов также был ранен. В настоящее время находится в больнице под круглосуточной охраной. Гражданка Гейнрих дает показания. Исходя из показаний Гейнрих, Горбатов и Разин напрямую причастны к совершению убийства и разбойных нападений. У меня все. – Галевич с хлопком закрывает «талмуд».

– Все? – склонив голову и уставившись на своего зама, переспрашивает Соков.

– А что еще? – Леонид Васильевич явно теряется.

– Меня интересует главное. – Михалыч становится напротив Галевича. – А ты сам где находился в момент задержания? Кто руководил операцией?

Я переглядываюсь с Воробьем и вижу его злорадный взгляд.

Леня разводит плечи.

– Как Вам, Николай Михайлович, известно, вчера после окончания работы я убыл домой. Но реализация моей (вот это да!) информации намечалась на сегодня. У преступников изменились планы, и Мухин вышел на связь поздно вечером на Ермолина. Этот вариант заранее был оговорен с источником. В мое отсутствие контакт поддерживается через старшего группы. Видимо Ермолин не посчитал нужным информировать, и руководство взял на себя. Причины этого мне неизвестны. (Законченная сволочь!) Как только стало известно о случившемся, я немедленно прибыл во вверенное мне подразделение и возглавил работу. Я повторюсь. Раскрыт ряд тяжких и особо тяжких преступлений. Подозреваемые задержаны. Что касается выезда группы задержания без оружия, то по-видимому, такое решение принял Владимир Александрович. – Галевич с достоинством садится, прекрасно понимая, что «вякать» никто не будет.

– Так-так. – Соков размещается за своим необъятным столом. – Значит, задержали, изобличили, раскрыли, – тихо повторяет он и вдруг, переходит на крик. – А будет т-тебе известно, товарищ капитан, доблестный мой зам, что всю эту ночь т-твои хлопцы на «дядю» работали?

– Не понял, – Леонид Васильевич подается вперед.

– Т-ты не п-понял!!! – Соков орет не сдерживаясь. – Я сам лично разговаривал и с Гейнрих, и с Разиным. Т-так вот, по нашей «земле» только один чистый эпизод. Вот его командировочного, – кивает в мою сторону. А остальные…, ладно бы хоть в родном районе случились, так нет, соседям неоценимую п-помощь оказали – раскрываемость им п-поднимаем. Лучше бы пару – тройку карманников задержали на своей территории без этого шума.

– А как же мой нерусский! – возмущается с места Воробей.

– По последним сведениям, твой «чурка» скончался. Из больницы только сейчас т-телефонограмма поступила. Радуйся теперь!

– Так я только позавчера с ним беседовал, как огурчик был! – Воробей растерянно оглядывается.

– П – позвони в больницу и все выясни, а потом мне доложишь. – И Соков взрывается. – Да когда вы грамотно работать научитесь!!! Сколько учить вас можно?!!

– Николай Михайлович, – обретает спокойствие Толя, – но ведь группа нами задержана! Разберемся, наконец, кто есть кто.

– Вот и разбирайтесь. – Соков устало откидывается на спинку кресла. – В общем, ситуация обстоит следующим образом. Все материалы забирает себе Главк. К-когда на них еще раз такое счастье свалится? Задержанных переводят к ним в ИВС (изолятор временного содержания). А вы работайте, помощь необходимую окажите. Дело на контроль уже поставили, где только можно. Из райкома, по крайней мере, уже звонили. – Михалыч переходит на спокойный тон

– А где Ермолин? Почему нет?

– Он рапорт какой-то дописывает, сейчас придет, – говорю я.

– Порядочки, – глядя на зама, ворчит Соков и крутит диск телефона. Потом кладет трубку. – Не отвечает… Странно. Что у вас, Галевич, перепились все с утра?

– Никак нет, Николай Михайлович! – бодро отвечает Леня.

– Так пошли за ним. Хочу мнение инициатора услышать.

– Я сбегаю, – привстает с места Краснов.

– Давай.

В ожидании Деда, Соков молча листает сводку происшествий на территории района.

Урвав момент, я и Воробей перешептываемся.

Дверь в кабинет шефа широко распахивается. На пороге стоит бледный и растерянный Леха.

– Ну, где он? – не отрываясь от бумаг, спрашивает Соков.

Подбородок Краснова трясется.

– Деду плохо, – еле слышно выдавливает он.

Не обращая внимания на призывы шефа оставаться на местах и расталкивая друг друга, вырываемся в коридор.

Ермолин лежит на полу. Над ним, поддерживая голову, на коленях стоит Альберт. Дедово лицо прямо на глазах приобретает серый оттенок. Через крепко стиснутый рот проступает белая пена.

– «Скорую»! Быстро «скорую» вызывай!! – ору я.

– Уже вызвали, – через плечо бросает Альберт. Сейчас приедут. Станция рядом.

Застыли в дверях Соков и Галевич. Не произнося не слова, наблюдают за происходящим.

Бесцеремонно оттолкнув их в сторону, заходит пожилой врач в белом халате. За ним протискивается медицинская сестра с объемистым чемоданом медикаментов. Доктор склоняется над Володей и тут же просит всех покинуть помещение.

Мы выходим в коридор и все, как один закуриваем. Собирается довольно большая толпа. Подтягиваются девчонки с паспортного стола и милиционеры.

– Я с начала ничего не понял, – прикуривая новую сигарету от тлеющего «бычка», – тараторит Леха. – Захожу. Он за столом сидит. Я говорю, пошли Дед, зовут. Володя вроде как кивнул, потом встает и начинает головой трясти. Я почему-то подумал, что разыгрывает. И тут он падает. Я его за плечи трясти. Вижу, лицо синеть начинает, и он хрипит. Я сразу в дежурку. «Скорую» Альберт вызвал, и вместе со мной сюда…

Открывается дверь кабинета. Выглядывает седой врач.

– Быстро кто-нибудь в машину за носилками! – резко командует и вновь запирается.

Мы с Лехой срываемся с места. В автомашине «Скорой» заело боковое крепление, и я едва не отрываю брезентовые носилки от стены.

Поосторожней нельзя?! – довольно грубо интересуется у меня хмурый водила.

– Заткнись и содержи вверенную технику в порядке, – огрызаюсь и, больше не обращая ни на кого внимание, вместе с Красновым тащим оказавшиеся довольно тяжелыми носилки в отделение.

Очень аккуратно переносим Ермолина в машину «скорой помощи». Он без сознания, хотя дышит. До больницы, невзирая на протесты врача, Деда будет сопровождать Петруха. Пыхнув белым клубом отработанных газов, медицинский «Рафик» срывается с места и, протяжно завывая сиреной, уносится по темной заснеженной дороге. Дождавшись, пока неоновый маячок скроется из виду, медленно заходим в отделение. Женщины не таясь, вытирают слезы, мужчины хмуро курят. Всем составом собираемся в одном кабинете и ждем известий от Бритвина. По распоряжению Сокова, всех заявителей принимает Васильев. Костя пытается возмущаться, что это не его стезя. Малолетние мерзавцы – вот дело всей его жизни и отвлекаться на что-то иное он просто не имеет права. Тогда я говорю ему, что дам в ухо, а стоящий рядом Михалыч согласно кивает. После этого Костя, чертыхаясь, ретируется к себе на рабочее место.

Петя звонит через час. Дед умер еще в «Скорой», так и не придя в сознание. Стучится Альберт. Он хотя и сменился, но не уходит. Просит разрешения зайти.