Межчеловеческие контакты в условиях средневекового города были интенсивными, динамичными, а, следовательно, все более взаимоопосредованными. Сталкивались различные стили жизни, и эта конфронтация нашла свое выражение в пародийном характере городского искусства. Противопоставление стилей жизни духовенства, рыцарства и горожан — не только излюбленный сюжет, но и форма художественного самосознания.
В городской культуре Средневековья выражалась специфическая точка зрения на мир: изначальная убежденность народа в неискоренимости жизни, в ее способности постепенно обновляться. Смеховая культура господствовала в карнавале, площадных представлениях, в творчестве народных бродячих актеров. Однако высшим проявлением этого направления культуры был все же карнавал, объединявший людей всех званий, состояний и возрастов. Карнавальный характер носили и городские театральные действа, заимствовавшие свои сюжеты из жизни, а выразительные средства — из фольклора. Персонажи фаблио и шванков, герои театральных постановок — фарсов (от нем. фарш — начинка) выступали как типы- маски. Например, монах всегда изображался плутом, врач — шарлатаном, адвокат — крючкотвором, горожанин — хитрецом.
Карнавальные формы культуры создавали иной мир, иную жизнь, к которой большинство средневекового населения было непосредственно причастно. Карнавал позволял реализовать дух свободы, переступить через жесткий регламент повседневной жизни, давал чувство максимального раскрепощения. В карнавальном шествии нарушались все нормы и правила принятого в обществе поведения. Художественный эффект карнавального зрелища заключался в методе перестановки, в соответствии с которым подданный становился царем, слуга — господином, мужчина — женщиной, дурак — мудрецом. В этом зрелище все чувства, помыслы сливались в единый экстаз всеобщего переживания, откровенного, радостного ликования. Предельная раскованность, свободное проявление душевных качеств способствовали временному отказу от жестких нравственных норм, социальных ролей, обязанностей, присущих повседневной жизни.
Корни карнавальных шествий находятся в архаических оргиях, в празднествах типа древнеримских сатурналий, во время которых отменялись общепринятые правила, социальный порядок «переворачивался»: господа прислуживали за трапезой своим рабам, рабы осваивали роли господ. И все это происходило в атмосфере безудержного веселья. Здесь не было деления на исполнителей и зрителей, отсутствовала социальная иерархия, все участники ощущали себя единым целостным организмом. Таковы были широко известные в Европе «праздники духов», «праздники ослов» во время которых пародировались церковные обряды. Например, организовывалось шутовское богослужение, где в роли священника выступал осел. Праздники проходили на площади перед городским собором, а иногда и в самом соборе. Программа карнавальных увеселений включала в себя также обжорство, выпивку, обнажение тела, юродство и т. д.
Вполне естественно, что церковные власти стремились пресечь эти формы смеховой культуры. Церковь учила, что смех и веселье растлевает душу человека и присуще лишь нечистой силе и слугам сатаны. К последним причислялись бродячие актеры и скоморохи, а зрелища с их участием клеймились как «безбожная мерзость» и лицедейство. В глазах церковников скоморохи отвлекали людей от общения с Богом, сбивали их с истинного пути, служили бесовской славе, опутывая «сетями дьявола» свои жертвы.
Наряду с карнавальной формой культуры в XII–XIII вв. в городах Западной Европы стала развиваться поэзия бродячих студентов — вагантов (от лат. бродить). Поэзия вагантов, студентов, кочующих по всей Европе в поисках лучших учителей и лучшей жизни, была очень дерзкой, бичующей, осуждающей пороки церкви и духовенства, воспевающей радости земной вольной жизни. Остроумные стихи и песни вагантов распевала в то время вся Европа. Их вольнодумная, озорная поэзия была очень далека от аскетических идеалов Средневековья. Они воспевали беспечное веселье, свободную жизнь, резко обличали церковь. Ваганты сочиняли свои песни на латыни. В Средние века латинский язык был не только языком католической церкви, но и языком науки и образования. Занятия в университетах, монастырских и городских школах велись на латинском языке. Поэтому в своем творчестве ваганты были связаны с традициями латинской поэзии и заимствовали у нее стихотворные ритмы, даже иногда писали пародии на богослужебные тексты. Стихи вагантов в массе своей были анонимны: они, плебейские по своей сути (среди вагантов преобладали выходцы из низших сословий), этим отличались от аристократического творчества трубадуров. Со своей стороны церковь не уставала преследовать вагантов и за критику пороков церкви, и за прославление земной жизни.
Городской образ жизни требовал особых знаний, которые могла дать только школа. Поэтому школы и университеты стали неотъемлемым элементом бюргерской культуры. Первоначально термин «universitas» не имел широкого распространения и первые высшие школы назывались «studium», т. е. учебное заведение с универсальной программой. Особенностью первых университетов стало то, что они, в отличие от других школ, выдавали своим выпускникам диплом об образовании. Диплом свидетельствовал, что знания данного человека признаны группой людей, образованных в той же области знаний. А это означало, что данный человек получил общественную санкцию на занятие определенной деятельностью. Такая санкция была нужна, поскольку уже первые университеты в значительной степени освобождались от церковной опеки. Организацией, дающей санкцию на определенный вид занятий, была корпорация преподавателей (магистров и докторов), которая имела право присваивать ученую степень магистра и доктора. Первый университет Европы появился в Париже в XII в. на базе школ св. Женевьевы и св. Виктора.
Университеты, возникшие в XII–XIV вв., дали импульс распространению светского образования, отобрав эту монополию у церкви. Деятельность университетов имела три очень важных культурных следствия: (1) она породила профессиональное сословие ученых, которым церковь давала право на преподавание истин Откровения; в итоге наряду с церковной и светской властью появилась власть интеллектуалов, воздействие которой на духовную культуру оказалось решающим; (2) университетское братство утверждало формы светской культуры и новый смысл общественного поведения; (3) именно в рамках университетов появились зачатки научных знаний, совершивших переворот в последующую культурную эпоху.
Третьим типом культуры Средневековья была народная (крестьянская) культура, которая представляла собой антипод религиозно-церковной культуре. Она противостояла односторонней серьезности официальной культуры. Идее духовного спасения и бессмертия народная культура противопоставила идею бессмертия телесного. Оно возможно как постоянное зачатие и рождение новой жизни, приходящей на смену старости и смерти.
Однако обратной стороной данного типа культуры оказывалось мифологическое объяснение действительности, отождествление материального и духовного, природного и человеческого. В этом «мифологическом реализме» воссоздание и преобразование мира осуществлялось силой фантазии. В результате этого создавался мир символов, а не реальных художественных образов.
На протяжении всего исторического развития Средневековья народная культура практически не приобрела новых черт, менялись лишь ее удельный вес в системе культуры в целом и ее взаимоотношения с другими слоями художественной культуры. Так, фольклор оказывал влияние на рыцарскую и даже религиозную культуры в эпоху раннего Средневековья, но имел в основном локальное и ограниченное значение в период зрелого и, особенно, позднего Средневековья.
В народном сознании на протяжении почти всего Средневековья жили остатки дохристианской мифологии и культов, которые проникали даже в церковное искусство. Фольклор, одно из слагаемых средневековой культуры, породивший и народную поэзию, и сказки, стал основой героического эпоса. На рубеже XI–XII вв. в средневековой культуре получила развитие письменная литература. Тогда впервые были сделаны записи средневекового эпоса, героических песен и сказаний. В них воспевались подвиги героев, важнейшие реальные события, повлиявшие на судьбу того или иного народа. Во Франции величайшим литературным памятником той эпохи является «Песнь о Роланде».