Я проверяю верхнюю часть бинта, которая высовывается из-под воротника, чтобы убедиться, что он в безопасности. Этим утром Тори обвела первые два символа, Бесстрашие и Отречение, которые будут больше, чем остальные, потому что они символизируют фракцию, которую я выбрал и фракцию, к которой у меня есть склонность, соответственно - по крайней мере, я думаю, что у меня есть склонность к Отречению, но трудно быть в этом уверенным. Она сказала присматривать за ними.

Огонь бесстрашных - единственный символ, который выглядывает из-под моей рубашки, и поскольку мне нет необходимости очень часто снимать рубашку на публике, я сомневаюсь , что с этим будут проблемы.

Все уже в комнате для совещаний и Макс разговаривает с ними. Я чувствую что-то похожее на отчаянную усталость, пока прохожу в комнату и занимаю свое место. Эвелин ошибалась насчет некоторых вещей, но была права насчет бесстрашных - Джанин и Максу не нужен лидер, им нужна марионетка, и поэтому они выбирают из самых молодых, из нас, потому что молодых людей легче формировать и лепить из них. Я не буду сформирован и слеплен Джанин Мэтьюс. Я не буду марионеткой, ни для них, ни для моей матери, ни для моего отца; Я не буду принадлежать никому, кроме себя.

- Как мило с твоей стороны присоединиться к нам, - говорит Макс. - Это собрание прервало твой сон? - Остальные прыскают со смеху и Макс продолжает.

- Как я сегодня уже говорил, мне хотелось бы услышать ваши соображения по поводу того, как улучшить Бесстрашие - ваше видение нашей фракции в ближайшие годы, - говорит он. - Я буду встречаться с вами в возрастных группах, сначала со старшими. Остальные, подумайте о том, чтобы сказать что-то стоящее.

Он уходит с тремя самыми старшими кандидатами. Эрик сидит прямо напротив меня, и я замечаю, что на его лице даже больше металла, чем когда я видел его в прошлый раз - теперь у него кольца в бровях. Скоро он станет больше похож на подушечку для иголок, чем на человека. Возможно, дело в стратегии. Сейчас никто, глядя на него, не подумает, что он был эрудитом.

- Мои глаза меня обманывают, или ты действительно опоздал, потому что делал татуировку? - интересуется он, указывая на край повязки, которая заметна только над плечом.

- Датчик времени потерял, - отвечаю я. - А на твоем лице недавно вдруг появилось немного металла. Ты бы посмотрел, в чем там дело.

- Забавно, - произносит Эрик. - Не думал, что кто-то с таким прошлым, как у тебя, может развить чувство юмора. Твой отец не похож на человека, который может такое допустить.

Я чувствую приступ страха. Он настолько близок к тому, чтобы назвать мое имя при всех в этой комнате, и он хочет, чтобы я помнил, что он знает, кто я, и что он может использовать это против меня когда ему угодно.

Я не могу притвориться, что это не имеет значения. Равновесие сил изменилось, и я не могу вернуть его обратно.

- Думаю, я знаю, кто тебе это сказал - говорю я. Джанин Метьюз знает и мое имя, и прозвище. Должно быть, она сказала ему оба.

- Я был практически уверен, - негромко отвечает он, - но мои подозрения подтвердил достоверный источник, так и есть. Ты не так уж хорошо хранишь секреты, как тебе кажется, Четыре.

Я мог бы пригрозить ему разоблачить его продолжающиеся отношения с Эрудицией, если он откроет мое имя бесстрашным. Но у меня нет доказательств, да и в любом случае Отречение в Бесстрашии любят не больше, чем Эрудицию.

Другие выходят по очереди, по мере того, как их вызывают, и вскоре мы остаемся одни. Макс возвращается в коридор и подзывает нас к двери жестом, не произнося ни слова. Мы идем за ним в его кабинет, который я узнаю по вчерашней записи его встречи с Джанин Метьюс. Я вспоминаю, о чем был этот разговор, чтобы подготовиться к тому, что произойдет дальше.

- Итак, - Макс складывает руки на столе и я снова поражаюсь тому, насколько странно он выглядит в этой чистой, официально обстановке. Его место в спортзале, где он бьет по груше или стоит, склонившись над перилами, рядом с Ямой. А не сидит за низким столом в окружении бумаг.

Я выглядываю из окон Пайер на часть города, которую занимает Бесстрашие. Я вижу очертания дыры, в которую я прыгнул, когда впервые выбрал Бесстрашие, и крышу, на которой стоял прямо перед прыжком. Я выбрал Бесстрашие, сказал я вчера матери. Это мое место.

Так ли это на самом деле?

- Эрик, давай начнем с тебя, - продолжает Макс. - Есть ли у тебя мысли по поводу того, что было бы хорошо сделать, чтобы Бесстрашие двигалось вперед?

- Да, есть, - поднимается Эрик. - Мне кажется, нам нужно внести некоторые изменения, и я думаю, они должны начаться во время обучения.

- О каких изменениях ты говоришь?

- Бесстрашным всегда присущ дух соревнования, - продолжает Эрик. - Соревнование делает нас лучше; оно пробуждает самые лучшие, сильнейшие наши стороны. Я думаю, посвящению следует лучше воспитывать этот дух соревнования, чем оно делает это сейчас, для того, чтобы выпускались настолько лучшие новобранцы, насколько это возможно. В данный момент новобранцы соревнуются только против системы, состязаясь за определенный результат в таблице, чтобы двигаться дальше. Я думаю, им следует соревноваться друг с другом за места в Бесстрашии.

Я ничего не могу с собой поделать, поворачиваюсь и пялюсь на него. Ограниченное количество мест? Во фракции? Всего лишь после двух недель вводных тренировок?

- А если они не получают место?

- Они становятся афракционерами , - говорит Эрик. Я сдерживаю презрительный смех.

- Если мы верим, что Бесстрашие действительно лучшая фракция, к которой стоит присоединиться, что ее цели наиболее важны, чем цели других фракций, тогда стать одним из нас - честь и привилегия, а не право.

- Ты шутишь? - говорю я, не в состоянии больше себя сдерживать. - Люди выбирают фракцию, потому что они разделяют те же ценности, что и фракция, а не потому, что они уже профессионалы в том, чему учит фракция. Ты будешь выгонять людей из Бесстрашия только лишь потому что они не настолько смелые, чтобы запрыгнуть в поезд или выиграть схватку.Т ы скорее предпочтешь большого, сильного и безрассудного, чем маленького, умного и смелого - так ты совсем не улучшишь Бесстрашие.

- Уверен, маленьким и умным лучше быть в Эрудиции или одетыми в серое Сухарями, - говорит Эрик с кривой улыбкой. - И я не думаю, что ты достаточно веришь в наших потенциальных новых бесстрашных, Четыре. Эта система будет благосклонна только к тем, кто окажется самым стойким.

Я бросаю взгляд на Макса, ожидая, что он будет выглядеть незаинтересованным планом Эрика, но это не так. Он подается вперед, внимательно рассматривает увешанное пирсингом лицо Эрика, как будто что-то в нем вдохновило его.

- Интересная дискуссия, - говорит он. - Четыре, как ты сделаешь Бесстрашие лучше, если не с помощью более соревновательного обучения?

Я киваю головой, снова смотрю в окно. Ты не один из тех безумных, ищущих опасность дураков , сказала мне мать. Но Эрик хочет в Бесстрашие именно таких : безмозглых, ищущих опасность дураков. Если Эрик один из шпионов Джанин Метьюз , зачем Джанин способствовать тому, чтобы он предложил подобный план?

О. Все потому, что безмозглых , ищущих опасность дураков проще контролировать, ими легче управлять.

Очевидно.

- Я сделал бы Бесстрашие лучше, воспитывая истинную храбрость вместо глупости и грубости, - говорю я. - Убрать упражнение с ножами. Готовить физически и умственно защищать слабых от сильных. Об этом говориться в нашем манифесте - ежедневный подвиг. Я думаю, что мы должны вернуться к этому.

- А затем мы все возьмемся за руки и споем вместе песню, так? - Эрик закатывает глаза.- Ты хочешь превратить Бесстрашие в Дружелюбие.

- Нет, - говорю я. - Я хочу убедиться, что мы по-прежнему умеем думать сами, думать о чем-то большем, чем о следующей дозе адреналина. Или просто думать, иногда. Так нас не смогут захватить или управлять нами извне.