Правда, попался один невероятно настырный юноша с какого-то кабельного телевидения. Он не хотел никаких литературных агентов. Он хотел здесь и сейчас.

— Не могу сейчас, — упиралась Ксения. — Уезжаю.

— Может, в поезде интервью…

— Я самолетом.

— А куда вы летите?

— В Крым, — ляпнула Ксения.

— Может, в Крыму?

— В Крыму я буду работать.

— Писать новую книгу?

— Да, писать новую книгу.

— Повесть, роман? Как он будет называться?

— Не знаю. — Ксения повернулась, чтобы идти, и вдруг непонятно как с языка сорвалось: — «Кизиловый утес».

Появившийся Сашка, при всей своей щирости, едва оттер интервьюера и горестно сообщил, что уединиться пока не получится, надо ехать в министерство культуры.

Ксению это не очень огорчило, тем более что она испытывала некоторую тревогу по случаю произошедшего минувшей ночью. В Москве придется разбираться…

— Но все же объясни мне, — не унимался Сашка, — что это за аттракцион вы провернули со Стебликивским? Что он задумал на старости лет? И почему ты? Тоже увлеклась литературой? В писатели потянуло?

— Не придавай этому слишком серьезного значения. Ничего особенного. Скоро все прояснится.

— А мне надо сегодня. Уже весь Киев гудит: Крамаренко привел якусь незнайому дивчину, которая получила «Панька». А завтра они и про то, что ты моя жена, прознают!

— Завтра я буду в Москве, а ты поменьше болтай, а многозначительно молчи. Знаешь, сколько можно сорвать дивидендов с неопределенности…

— Учи ученого! Но мне для себя надо знать, как это все случилось.

— Пока не надо. В таком состоянии ты естественнее сыграешь свою роль.

Так ничего и не сказала, хотя вместе колесили по Киеву полдня. Потом Сашку затребовали на проведение презентации какой-то электронной энциклопедии с вполне реальным фуршетом, для которого он тоже что-то обеспечивал. И в Киеве то же теперь ей привычное пространство литературных страстей с едой и питием стоя.

Сюда пришел и Стебликивский, которому Ксения с облегчением вручила журналистские визитки и коротко рассказала о напоре массмедиа.

Хитрющая улыбка не сходила с лица Всеволода Тарасовича.

— Прекрасно! Все идет в полном соответствии с моими расчетами. И даже лучше. Возвращайтесь в Москву, а с этими ребятами я разберусь…

Подскочил задерганный Сашка:

— Опять шушукаетесь, заговорщики! Я вас выведу на чистую воду!

— Спокойно, Сашко. — Стебликивский хлопнул несчастного мужа по плечу. — Никто тебя не обманывает. Я тебе на днях все расскажу. А пока — извините, тороплюсь.

Еще один канул в фуршетную толпу.

Сашка смотрел как загнанный жеребец.

— Я не пойму, — Ксения решила отвлечь его от ненужных фантазий, — ты что, Александр Александрович, перешел из интеллектуалов в рестораторы-официанты?

— И понимать нечего! Пока зарабатываю на квартиру, хватаюсь за любую копейку, то бишь гривну. Зато попутно набралось материала на увлекательную книжицу…

Но подробностей узнать не довелось — позвонил Трешнев.

Узнав, что Ксения летит ночным рейсом, просто взвыл.

— А я, идиот, полчаса назад выпил!

— Ну как же! Круглосуточное фуршетирование.

— Если бы! Просто вовлекли в празднование дня рождения на работе. Черт! Сейчас что-то придумаю и позвоню.

Он придумал.

Ксению встретит Инесса. На своей «Ладе-Надежде».

— А ты?

— Знаешь, не складывается. Когда приедешь, объясню. Правда. Но ты не волнуйся. Инесса сделает все, как надо.

Полунощные нимфы и ночные воровки

Все, больше переводных картинок в старой школьной папке не осталось. Не тех, матово-бледных, с едва проступающим рисунком, а отмытых, очищенных от шершавого верха, от накипи первых впечатлений, какими они становились после недолгого пребывания в воде. Да и можно ли верить искаженной собственными ощущениями и собственным эгоизмом памяти? Не ровен час, подумает кто, что так оно и в самом деле было.

Она вернется в Москву и скажет Трешневу, что больше в фуршетные игры не играет. И он не должен. Не должен Homo scribens — Человек пишущий — превращаться в Homme buffet — Человека фуршетного.

Про Homme buffet это она придумала, когда летела ночным самолетом из Киева.

Надо кончать с этими играми, которые ровно ничего не стоят. Не может жизнь состоять из одних праздников. К тому же чужих. И у нее только один способ доказать это. Ведь даже у Инессы есть своя, не фуршетная жизнь, и на фуршетах она появляется только для того, чтобы отдохнуть от школьной рутины…

Но сейчас Инесса, в джинсах и в настоящей «косухе», стояла в ожидании ее в зале прилетов Домодедова. Одна.

По мере возможностей улыбнулись друг другу.

— Ну что, — спросила Ксения, — как не говорит Андрей Филиппович, пошли?

— Пошли! — вдруг засмеялась Инесса. — Андрон сказал, что ты успешно съездила.

— Даже с приключениями! Дорогой расскажу.

— И «Кизиловый утес» привезла?

— А то! Без «Утеса» мне не вернуться.

Сели в машину.

— Покажи!

— Он же на турецком. Я даже заглядывать не стала.

— Давай, я немного татарский знаю. Мне все равно Трешневу отвозить.

— Что, прямо сейчас повезешь?

Инесса присвистнула:

— Ну, тебя встретить — это понятно. Куда ты отсюда одна в первом часу ночи?! Но я ему не курьер! Просто завтра-сегодня после школы завезу ему в редакцию.

— А сейчас чего не приехал?

— Темнит. Что-то семейное. Но то, что он под хмелем, точно. Звонил мне и каялся.

— И мне каялся. Надо нам за него взяться с этой стороны.

Инесса вздохнула:

— Пока что он за нас взялся.

Аэродромный шлагбаум проехали, и она резко рванула по шоссе.

— А как дела московские? — спросила Ксения. — Новости есть?

— Для меня нет, а наша тройка, конечно, не в простое. График если не круглосуточного, то ежедневного фуршетирования выдерживается неукоснительно. Правда, академики в свободное от фуршетов время обошли еще несколько подходящих библиотек и обнаружили, что «Кизилового утеса» нигде нет.

— Ну, это и до моего отъезда было.

— Хотя в библиотеке Института восточных и редких языков какой-то след Андрей отыскал. Книгу заказывали в марте, но потом она тоже исчезла, прямо с полки заказанных. Правда, он еще не все выяснил…

— То есть и здесь пусто.

— Если бы не помощь киевлян, оставалось только в турецкое посольство обратиться.

— Ну, теперь-то мы в порядке. Пусть сличают тексты.

— Только что из этого выйдет?

— Ты же видишь: Андрей увлекся!

— Или развлекается. Хотя я его понимаю. Вокруг одной книжки — столько трупов, но уже без первоначального шума. И медиа потихоньку переключается на новенькое горяченькое.

— А он сейчас их опять подогреет.

— Кто знает? Во всяком случае, мы пока что действуем как эксперты.

— Ты знаешь, хотя Борис и мой брат, я бы предпочла держаться от этой истории подальше. Они, следаки эти, особо не дергаются, и нам тоже нечего инициативу проявлять.

— То-то в Киев помчалась!

— У меня муж там. Почему не съездить за его счет?

— А-а-а… муж… — протянула Инесса. — А мой на печи сидит. Инструктор в бассейне с сауной…

Дальше ехали молча.

Разоткровенничаться Инесса не захотела.

Волевая женщина! Она и за рулем была сама уверенность, а на МКАДе даже полихачила среди грозно двигавшихся караванов фур.

Но все же Ксения не посоветовала заезжать в их двор: из-за неуемного благоустройства и наваленных повсюду кучек старого асфальта развернуться в нем, да еще в темноте было непросто.

— Хорошо, — хмыкнула Инесса. — И в самом деле зацеплю бампером за столбик какой-нибудь или за оградку… Слушай, а к тебе в туалет зайти можно?

— Что спрашиваешь! Чаю попьем… Если не торопишься.

— Ну, это в другой раз. Сейчас приткнусь — на въезде вроде есть свободный краешек…

— Подходи, шестой подъезд.

Инесса сдала назад, а Ксения, взяв сумку, побрела вдоль дома. Но долго ей шагать не пришлось. В майских, хотя уже густых кустах орешника, посаженных перед окнами, раздался не очень громкий шелест, потом какой-то шум… Ксения обернулась. Но в следующее мгновение кто-то прыгнул сзади нее. Последнее, что она почувствовала, — сильный удар в шею…