Трешнев сунул том «Стерляди» и распечатку «Утеса» в белый пластиковый пакет с надписью «Наши детективы — чтение, от которого невозможно оторваться», положил рядом с Мишей на сиденье.

— Звоните. Приедем куда скажете и заберем. Или где-нибудь на фуршете встретимся. Звоните. И конечно, свою рукопись ищите.

— Это мне надо в Кишинев ехать…

Вышли. Миша выключил «аварийку» и тронулся. Но сразу же затормозил. Высунулся из кабины:

— А ручкой можно пометки делать? А то у меня карандаша нет.

— Конечно, можно! — крикнул Трешнев. — Можно и с комментариями.

— Погоди! — спохватилась Ксения. — Ведь ты отдал текст, который мы столько искали, почти незнакомому человеку…

Трешнев смотрел на нее с сожалением.

— В Москве, хотя это не Киев, кое-где есть ксероксы. Я снял три копии. Еще одна — со мной, остальные — в моей редакции. Надеюсь, это безумие с изъятием экземпляров прекратилось раз и навсегда. Пусть простит меня покойный Игорь Феликсович, но до истины мы докопаемся. Хотя бы во имя безвинно погибшей Элеоноры и трагически отравившегося Позвонка.

— Может быть, надо было дать этому Мише также украинский перевод «Утеса»?

— Совершенно ему он не нужен. Для нас эта «Скэля» — шпаргалка, а комратскому полиглоту пристало работать с подлинником. А то еще увлечется сопоставлениями украинского перевода с оригиналом и притормозится.

— А про возможность издать его роман ты приврал?

— Скажи прямо, грубо, по-полковничьи: соврал! Сейчас есть возможность издать любую книгу. Была бы она написана. Нам надо сделать дело, а потом разберемся. Пока Миша свой роман разыщет, пока перечитает… Есть пространство для маневра.

Разорванный «Утес»

У входа в Дом Цветаевой догнали Ласова и Караванова.

— Постоим здесь, — предложил президент. — Фуршет еще не начался, а появляться в зале во время выступления как-то неприлично. Кроме того, не знаю, как вы, а мы с Волей только что от стола. Было не очень разнообразно, но в целом сытно.

Их поход в Институт восточных и редких языков оказался успешным и в другом отношении.

— Я записан во все серьезные библиотеки Москвы, — сообщил президент, — и первым делом устанавливаю дружеские отношения с библиотекарями. Как вы все прекрасно знаете, обычно при заказе книги из хранилища остается копия листочка заказа. Моя старая знакомая, но вполне молодая женщина, Лида, которая работает в библиотеке института, разумеется, сказала мне, кто заказывал эту книгу, когда она исчезла с полки в читальном зале. Странно, что ты, Андрей, это не выяснил.

— Леша, я им по телефону звонил. И тем не менее эту твою Лиду или того, кто мне ответил, разговорил. Ведь мне даже сказали, что книгу свистнули с полки.

— Сейчас мы вас поразим тремя ударами. Воля, с какого начать?

— Убей нас разом, — предложил Трешнев.

— Каждый из трех разит наповал! — гордо сказал президент.

— Ребята, а можно без литературщины, без этих ваших саспенсов? — попросила Ксения. — Между прочим, сегодня ночью меня тоже… можно сказать, почти наповал! Уже в прямом смысле слова.

— Это мы обязательно обсудим, — заверил Трешнев. — Давайте, пацаны, без выпендрежа. Пусть сюжет и фабула у вас совпадут.

— Хорошо, — согласился Ласов. — Но в ретроспекции.

— Мы пошли к Лешиной Лиде, и она нам сказала, что «Кизиловый утес» — найден! — выпалил Караванов.

Ксения с яростью посмотрела на Трешнева, и он эту ярость, несомненно, прочитал.

— Зато мужа повидала, — кротко произнес он.

— Найден-то он найден, но в разорванном виде, без переплета и титульного листа… Сейчас в кабинете директора.

— А как они установили, что это «Kiził Kaya»? — спросила Ксения.

— Лидочка все же иняз кончила, — сказал Ласов. — А поскольку номер на семнадцатой странице был написан вдоль корешка, он почти сохранился, когда этот листок выдирали. Должно быть, торопливо. Сомнений нет, это «Kiził Kaya».

— А нашли ее во время уборки, за одним из дальних шкафов с материалами, которые у них в библиотечных коридорах. Книга-то довольно толстая, — продолжил Воля.

— Хороший удар, — одобрил Трешнев. — Мочите нас дальше!

— Пожалуйста. Угадай, кто заказывал «Утес» по-турецки?

— Леша, мы не дошколята!

— «Будьте как дети!» — напомнил Воля.

— Честно говоря, мне эта фамилия ничего не сказала. А вот Воле она сказала очень много.

— Книгу заказывала Рогина Махаббат Артуровна, — четко произнес Воля. — Поняли?

— Не поняла, — призналась Ксения.

— Просто забыла, — махнул рукой Трешнев. — Махаббат Артуровна является супругой Задорожнева Валентина Александровича.

— Значит, вы хотите сказать, что эта любящая супруга заказала книгу, ее же и сперла, а потом разорвала…

— Мы тоже так поначалу подумали, но все оказалось несколько сложнее… — заговорил президент. — Лидочка рассказала мне, что эта Махаббат…

— Это она по читательскому билету и паспорту Махаббат, а так давно Маша, — влез Трешнев.

— Лидочка рассказала мне, — терпеливо повторил президент, — что Маша книгу только заказала, поработала с ней в тот же день и ушла, сдав ее. Лидочка это хорошо запомнила, так как Маша также просила у нее турецко-русский словарь из общего фонда и потом сдала обе книги. Лидочка их расставила по местам, а когда эта читательница-переводчица-супруга явилась через неделю, оказалось, что «Скалы» нет. Там лазейка в том, что заказанные книги стоят в свободном доступе и в принципе любой их может взять. Разумеется, затем надо с книгой подойти к дежурной по залу, отметиться, но, как нам всем хорошо известно, не всегда эти дежурные есть на месте. Во всяком случае, в библиотеке этого института…

— И твоя Лидочка не всегда есть?.. — не удержалась Ксения.

— За такую зарплату, как у них, ты бы и двух месяцев не продержалась, — строго сказал президент. — Хотя она знает три языка… Не отвлекай! И тут меня, можно сказать, осенило! А что, если книгу выкрал сам Валя Задорожнев?!

— То есть хочешь сказать — создал с супругой семейный подряд? — вставил Трешнев.

— Нет, я просто вспомнил уже довольно давнюю историю, когда был на стажировке в Институте всемирной литературы. Валя как раз там работал в архиве — на какой-то незначительной должности. И разразился невероятный скандал: оказалось, что он потаскивал письма писателей и другие литературные бумаги из еще не обработанных архивов, поступавших в институт…

— Вспоминается, — протянул Трешнев. — Об этом и газеты писали.

— Писать-то они писали, но, хотя Валя попался с поличным, — в его квартире, кажется, даже обыск проводили, — печатно имя его нигде не упоминалось. А Интернета тогда у нас почти не было… В блогах и в сетях не сидели. У нас между собой говорили, что шум вокруг этой кражи был не нужен прежде всего директору института, который нацелился избраться из членкоров в академики.

— Но там и папаша валюновский поспособствовал, — добавил Караванов. — Когда я с этим другом пытался дела сделать, он мне намекал, что отец у него какая-то шишка полузасекреченная, со спецслужбами связанная. И якобы написал какие-то мемуары о тайных операциях КГБ и ГРУ, на которых можно сделать хорошие деньги…

— Валя всегда был славен в изображении тучных литературных проектов, — вставил Трешнев. — Он мне давно напоминает официанта, который подошел к вашему столику, представил меню своего ресторана так, что вы, захлебываясь слюной, назаказывали этих закусок и блюд… после чего официант ушел и не вернулся к вашему столику вплоть до закрытия заведения.

— Вообще-то, говорят, в юности он подавал большие надежды, — сказал Караванов.

— И кто эти надежды принимал, кто их видел? Да, его хвалили, — Трешнев стал распаляться, — но с каждым годом он писал все меньше, зато ревниво следил за литературными успехами других. И в конце концов зависть его и сожрала. Красть книги!.. Сегодня это вообще абсурд. Кто бы ко мне в квартиру залез и выкрал бы оттуда пару сотен книжек…