– Привет, друг мой.

– Привет. Рад видеть тебя, – он ответил ей не оборачиваясь, как будто и вправду мог видеть, как та вошла.

Она подошла к подоконнику, встала справа от него, и так же, как он, уставилась в темноту.

– Как обстановка у вас? – он спросил как будто формально, просто, чтобы что-нибудь спросить. – Слышал, накал страстей растет – говорят, сегодня четверо продавцов подали заявление на увольнение.

– Да? – она смотрела вперед, в пятна фонарей, расползшиеся по асфальтовой площадке под окном. – А я слышала про троих.

Кофе-машина пшикнула, заурчала и с готовностью бросилась наполнять отложенные чашки. Он плеснул молока сверху из неровно обрезанного пакета – порядок, теперь до краев.

– Ну, четвертый, положим, меня больше порадовал, чем расстроил, – он вспомнил молодого и самоуверенного К-ва, которого уже год пытались уволить, и каждый раз он оставался под поручительство директора по продажам. Впрочем, на этот раз и бывший уже директор по продажам тоже подал заявление – ничего хорошего. – Видимо, К-в чувствует, что теперь прикрывать его некому.

Она продолжала смотреть за окно.

– Знаешь, я ведь их очень хорошо понимаю. Новая финансовая схема, в которой мы с этого года работаем… она построена так, что никто не знает, удастся ли в ней продавцам вообще что-то зарабатывать. Если ты примешь решение и уйдешь сейчас, то заберешь заработанный в старой мотивационной схеме бонус за год. Только решение надо принимать быстро – до конца квартала неделя осталась.

Он взглянул на нее немножко искоса.

– Я спросить тебя хотел… ты ко мне не заглянула потому, что мы в последнее время у меня в комнате в темноте и при свечах сидим? Я просто яркий свет-то не люблю, а тебе, может, там неуютно? Если дело в освещении – я готов включить свет насовсем.

Она с удивлением обернулась к нему, широко раскрыв свои невероятные глаза:

– Нет, просто тут ведь есть молоко для кофе, а у тебя в комнате нет… Я по вечерам стараюсь пить кофе с молоком – от кофе без молока желудок болит…

Он улыбнулся своей корявой ухмылкой в пол-пасти.

– Если б я знал, что дело в этом… У меня был бы кофе с молоком. Не обижайся, пожалуйста: просто, когда я тебя жду там – я успеваю поработать. А если мы встречаемся здесь – я просто жду.

Было даже в темноте видно, как на ее щеках проступил румянец.

– Да, друг мой, прости, пожалуйста, тут со мной решили обсудить пару вопросов, пришлось соглашаться, задержалась…

Он замахал руками.

– Нет-нет, вообще не стоит твоего беспокойства, чесслово. Все в порядке. Я же говорю: если бы я знал про кофе с молоком – не возникло бы никаких вопросов или проблем. Был бы кофе с молоком.

Она промолчала. Он погрустнел.

– Ты рассматриваешь сейчас возможность уйти сейчас вместе с теми, кто пишет заявление, так?

Она смотрела перед собой.

– Решение надо принимать быстро, да… у нас неделя на принятие решения. Если я этого не сделаю – я потеряю очень существенную сумму.

– Жаль, – вздохнул он, – очень печально.

– Почему, друг мой? Что изменится?

Он тоже не смотрел на нее – глядел перед собой, как будто было что-то притягательное в мокрых снежинках за стеклом.

– Я думаю, изменится всё.

– Что тебя расстраивает? – она задала этот вопрос не успокаивающе, а как будто с искренним интересом.

Он задумался – провалился в собственные мысли, как под лед: они хлынули ему за пояс, за шиворот, связали руки. Стало не по себе.

– Если я сейчас стану отвечать, я могу соврать, а могу сказать правду. Если хочешь, я готов соврать.

– Нет, пожалуйста, я бы не хотела, чтобы ты мне врал… – ее голос стал тише, и слова прозвучали очень серьезно. Эти тонкие, чуть поджатые губы, руки, опирающиеся на подоконник, светлые волосы… Он снова заставил себя не смотреть в ее сторону.

– Давай, скажем… так. Все дело в том, что для меня очень важна возможность пить с тобой кофе по вечерам. И дело не в самом кофе.

– А… в чем же?

– Мы ведь с тобой давно знакомы?

– Ну да…

– Люди привыкли давать отношениям ярлыки. Двое разговаривают между собой о чем-нибудь – и они друзья. Или приятели. Подруги. Любовники. Партнеры. Товарищи. Кто-нибудь еще. Даже если ты просто стоишь рядом – что-то внутри подсказывает: в отношениях принято иметь определенность. И люди делают движение в эту определенность: становятся кем-то.

Если этого не делать, а вместо движения просто посмотреть, что будет, и прислушаться… тогда в отношениях постепенно возникает напряжение – такое, почти электрическое. Как будто легкий гул в воздухе перед грозой. И тогда ты дышишь предгрозовым озоном. Но… если отношения получают ярлык, означающий определенность – любую, какую ни выбери – это чувство уходит. Лично мне его будет недоставать.

Она не ответила, а опять посмотрела в темноту.

Они простояли еще пару минут. Потом она повернулась к нему, и сказала:

– Мне пора. Завтра лечу в Питер. Вернусь… – она задумалась, будто считала в голове что-то. – Вернусь во вторник. По приезду постараюсь повстречаться с управляющим директором, потом с директором по продажам – конечно, не скажу им сейчас ничего, но, наверное, буду искать работу. Ты… уходишь сейчас?

– Я побуду здесь еще, – он продолжил смотреть в окно.

– Пока, друг мой, – ее каблуки звонко застучали по кафелю.

– Пока… – его ответ прозвучал задумчиво.

Стук каблуков затих – а он продолжал стоять и смотреть в окно, на идущий в свете редких фонарей мокрый снег.

09.2019

…автомобиль свернул с главной дороги на маленькую, вьющуюся между деревьями асфальтовую змейку, не обращая внимания на «кирпич». Пахнуло лесной свежестью: деревья, несмотря на катящийся к концу день ранней осени, не загораживали солнца. Не было и облаков на небе – просто светло и тепло.

– Это здесь? – Ольга сохраняла безразличный к происходящему вид и спрашивала, не глядя на него. А что смотреть? Он и не изменился почти.

– Да, неподалеку, – Алексей ответил с привычной своей кривой улыбкой. Он всегда улыбался только наполовину, как будто что-то не позволяло ему перестать быть хотя бы чуть-чуть серьезным.

Воздух стал свежее, осинки и березки сменились соснами, земля вокруг асфальта – песком, а впереди показался просвет голубого неба… Стало заметно, что солнце садится.

– Река? Или озеро?

– Точно. Озеро. Оно немножко странное – сама увидишь: темное и теплое.

– А… Понятно.

Алексей сбавил скорость. Дорожка свернула вправо и повела вдоль озера – по левую сторону от автомобиля можно было различить поверхность воды в нескольких десятках метров. Ни ветерка, ни облачка. Хороший день для этого времени года.

Машина подъехала к маленькой парковке – тут стояли еще три или четыре автомобиля. Странные: она раньше таких не видела – вроде, не из новых, но… и марки какие-то не из знакомых, и очертания чудные. Старьё, похоже, хоть и выглядит, как новое. Впрочем, Алексей не дал ей возможности толком оглядеться – а вышел из машины, подошел, торопясь как будто, к ее двери, открыл и подал руку.

– Они уже приехали.

– Кто они? – Ольгу начинала как будто раздражать эта недоговоренность. Куда приехали, зачем – хоть бы рассказал в двух словах. Надо же было вот так – несколько лет не видеться толком, скупо переписываться, поздравлять друг друга с праздниками – и вот теперь она, как девчонка, садится к нему в машину, и позволяет себя везти непонятно куда, час с лишним, в вечер ее личного выходного дня!

– Пойдем. Всё узнаешь.

От парковки через деревья – несколько десятков метров через сосны – они прошли к маленькому… кафе? Нет, это было не кафе. Это была большая, огороженная низкорослым кустарником веранда дома, которая выходила прямо к озеру, являясь, наверное, одновременно и пристанью. Дом был двухэтажный, из обточенных и лакированных бревен, с огромными окнами в высоту этажа и треугольной крышей. А на веранде, метрах в десяти от воды стояло несколько маленьких столов, за которыми сидели люди – в основном, пары. Буквально восемь или девять человек. Один из столиков пустовал – Алексей жестом показал на него, и они удобно устроились в уютных, мягких и прогретых солнцем креслах. Сидящие за соседними столиками встретили их безмолвными улыбками.