— Ваш покойный супруг оставил мне распоряжение сегодня связаться с его поверенным в Кентербери, мистером Пибоди, чтобы я в его присутствии, и присутствии двух свидетелей зачитал вторую часть завещания его светлости. Если вы согласны, я могу огласить завещание и при большем количестве людей.

— Приступайте, — произнесла Мартиника, напрягаясь от того, что еще за сюрприз приготовил ей Сомерсет.

Мистер Вагнер, достал небольшой конверт из своего портфеля, скрепленный гербовой печатью, все это происходило в полнейшей тишине, поскольку никто из гостей не издавал ни звука в ожидании.

Вскрыв печать, он развернул листок, и, прокашлявшись, начал читать:

«Я знаю, что вы моя дорогая супруга изрядно помучились, принимая ухаживания, столь большого количества джентльментов. Надеюсь, вы успели блеснуть на всех лондонских приемах, и многие мужчины не могли заснуть, вспоминая ваш образ.

Я хочу объясниться: мое предыдущее требование было продиктовано исключительно любовью к вам. Мне хотелось, чтобы вы почувствовали себя желанной и красивой, чтобы могли выбирать. Я хотел дать вам все, чего вы были лишены в своей молодости и во время брака со мной.

Однако, если у вас, дорогая Мартиника, возникают хоть какие-либо сомнения относительно правильности своего выбора — расторгайте к черту свою помолвку! Устраивайте скандал в обществе, но ни в коем случае не идите на компромисс с самой собой. Я оставляю вам Шератон и все прилегающие к нему земли, мои акции и паи в коммерческих проектах без каких-либо условий. Это завещание аннулирует предыдущее, поскольку датировано более поздним числом и моему лондонскому поверенному оставлены все необходимые распоряжения. С любовью, герцог Сомерсет».

— Слава богу! — облегченно воскликнул Грегори.

— Я знала, что отец не мог поступить дурно! — вскрикнула тут же Мэри, и счастливо обняла Мартинику, которая продолжала сидеть без движения.

Лорд Уэльс грустно улыбнулся, а взглянув на разочарованную мину своей сестры, не удержался от громкого хохота.

— Что ж, так будет лучше, — спокойно заключил Эммет, предотвращая любые комментарии своей супруги.

Поверенных пригласили отобедать в поместье, но те вежливо отказались и покинули Шератон. Остальные гости также поочередно покинули гостиную, занявшись своими интересами.

Мартиника осталась в гостиной вместе с Мэри, Колином и Грегори. Леди Кентервиль не находила себе места от счастья, что все так хорошо устроилось. Лорд Уэльс все еще надеялся на успех своего мероприятия, рассчитывая на очевидную склонность в последние недели к нему вдовствующей герцогини. Грегори боялся оставить молодую вдову одну, поскольку опасался, что она еще не отошла полностью от дневного происшествия, а его супруга, которая вне себя от радости, не замечает ее напряженного состояния.

И действительно, не успела за Софией с Маргаритой, которые последними покидали гостиную, закрыться дверь, как Мартиника громко разревелась, несчастно восклицая, что все кончено!

Мэри непонимающе воззрилась на нее:

— Марти, все в порядке! Ты не бедная, тебе не нужно выходить замуж, отец оставил тебе огромное состояние…

Но вдовствующая герцогиня, казалось, не слышала ее, а только повторяла:

— Нет, ты не понимаешь… Он не вернется, я теперь богаче его… Он слишком гордый, не согласится на столь неравный брак… О, нет! Все кончено…, — и разразилась еще более громкими рыданиями.

Лорд Уэльс слушал невнятные восклицания Мартиники, и его лицо постепенно вытягивалось от удивления. Наконец он решил прервать поток бессвязных слов вдовствующей герцогини:

— Прошу вас, только не говорите, что вы сейчас толкуете об Уорнере?!

При упоминании этого имени, Мартиника разревелась еще громче, хотя казалось, что это невозможно. А Уэльс утвердился в своих подозрениях:

— Вот шельмец! Как у него это получилось провернуть, просто у меня перед носом, а я даже ничего не заметил! И ведь она, то и дело заводила разговоры об этом негоднике, но я даже помыслить не мог, что он так далеко зашел…

Казалось, Колин только сейчас заметил, что почти все свои размышления озвучил вслух. Грегори и Мэри с непониманием смотрели уже не только на Мартинику, но и на лорда Уэльса.

— Может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит! — требовательно воскликнула Мэри, взирая на все еще всхлипывающую подругу и растерянного Уэльса.

Мартиника пыталась заговорить, но у нее не хватало дыхания — из ее рта вылетали только нечленораздельные звуки. Потому Мэри воззрилась на Колина, призывая его к ответу.

— Я толком сам ничего не знаю, просто предполагаю, что наша вдовствующая герцогиня рыдает так об Уорнере, который скоропалительно покинул наше общество чуть больше месяца назад. Что именно между ними произошло, я не знаю, могу только догадываться. Но мой дорогой друг, весьма способный в вопросах соблазнения неприступных женщин, — сказав это, лорд Уэльс с выражением сожаления посмотрел в сторону Грегори.

— Мартиника, сейчас же успокойся и расскажи, что произошло! Не то, богом клянусь, мне придется влепить тебе пощёчину, чтобы прекратить этот фарс, — почти крикнул лорд Кентервиль, которому надоели бессвязные женские стенания.

— Паркер должен был вернуться, чтобы сделать мне предложение… официально… но его все еще нет… а теперь, когда я богата… а он беден как церковная мышь, он не согласиться… он гордый… — с трудом произнесла Мартиника, пытаясь взять себя в руки. Дневное происшествие с Ландманом вывело девушку из равновесия. В ее душе бушевала буря эмоций, с которыми она была не в состоянии справиться, что и вылилось в неконтролируемую истерику.

Лорд Уэльс, вставший со своего места, и прошедший к окну, где ранее стоял Грегори, разразился почти истерическим хохотом:

— Кто беден? Уорнер? Я полгода живу за его счет, ни в чем особо не отказывая себе, а он терпит мое общество без каких-либо попыток вернуть долги. Паркер снимает огромную квартиру в самом фешенебельном районе Лондона, и поверьте, еще ни разу меня там не подстерегали судебные приставы, идущие по следам должника… Если он и церковная мышь, то как минимум где-то в Ватикане.

Мартиника прекратила рыдания, и воззрилась на Уэльса:

— Вы хотите сказать, что он меня обманул?

— Что касается своего благосостояния — да, — ответил ей Колин, и нехотя продолжил — не могу отвечать за другие его слова.

— Что за… — воскликнул Грегори, выглядывая из-за плеча лорда Уэльса в окно, на его возглас все присутствующие повернули головы в том же направление. Во дворе Шератона перед самым крыльцом, где еще несколькими минутами ранее стояла двуколка поверенных, красовалась карета с королевским гербом, из которой вышло двое молодых мужчин. Однако посетителей никто не успел рассмотреть, потому все с любопытством разглядывали визитную карточку, которую минутой позже принес в гостиную дворецкий. Надпись, нанесенная на ней золотым тиснением, гласила: «Герцог Кембриджский».

Глава 27

Мартиника осторожно промокнула слезы своим платком, Грегори и Мэри постарались принять более спокойный вид, а лорд Уэльс отошел подальше от окна, стараясь придать своему лицу как можно более благородное выражение.

— Пригласи гостей сюда, — велела вдовствующая герцогиня, понимая, что особу королевской крови заставлять ждать неподобающе. Пусть Мартиника и теряется в догадках, что могло герцога привести в Шератон, но соблюсти правила приличия обязана в любом случае.

Все в ожидании взирали на двери гостиной, когда она отворилась, и дворецкий пропустил в комнату мистера Уорнера и низенького черноволосого молодого человека, следовавшего за ним. Поправ все нормы приличия, Мартиника вскочила со своего места и моментально бросилась на шею Паркеру, осыпая его лицо поцелуями. Тот, недолго думая, обхватил ее руками и как можно крепче прижал к себе.

— Как я рада тебя видеть… — восклицала Мартиника, не в силах оторваться от Уорнера. Но потом, вспомнив таки о правилах хорошего тона, девушка отступила на шаг от Паркера и обернулась в сторону молодого человека вошедшего с ним: