— Женись на мне Паркер, — прошептала она, зарывшись носом в ямку у него на груди.

— Но тогда тебе не получить наследства Сомерсета. Ты отдаешь себе в этом отчет? — произнес он, глядя ей в глаза, боясь уловить хоть какой-то намек на сомнение.

— Пропади оно пропадом, хочу быть с тобой, — немного капризным тоном ответила Мартиника, но Паркер не уловил и тени сомнения на ее лице.

— Понимаешь ли, также, что скорей всего Паркер Уорнер не сможет обеспечить тебя так, как ты предполагаешь?

— Паркер, если вопрос только в деньгах! У меня есть немного средств, я оставила самой себе небольшой трастовый фонд — этого на первое время должно хватить. Возможно, ты просто не хочешь связывать свою жизнь со мной? — обеспокоенно поинтересовалась Мартиника, — Готов удовлетвориться ролью любовника богатой замужней дамы?

— Даже не думай о подобных глупостях! Хочу, но должен вначале убедиться, что ты понимаешь, чего просишь. И когда я говорил, что Паркер Уорнер обеспечит тебе несколько другую жизнь, я имел другое в виду…, — но не успел он договорить, как девушка его перебила.

— Вообще-то обычно это должны делать мужчины, но: я, вдовствующая герцогиня Сомерсет, находясь в твердом уме и при памяти, прошу вас, мистер Паркер Уорнер, сделать меня своей женой. Такая формулировка тебя устроит?

— Хорошо, родная! — Уорнера переполняло счастье. — Но я обязан еще кое-что уточнить. Ты мне доверяешь?

— Как самой себе, — ответила Мартиника, не задумываясь.

— Мне необходимо будет уладить некоторые вопросы, прежде чем я сделаю тебе официальное предложение. Я не знаю точно, сколько это займет времени, потому что это зависит от присутствия других людей в Лондоне. Но я, Паркер Уорнер, обещаю вам, вдовствующая герцогиня Сомерсет, что находясь в твердом уме и при памяти, принимаю ваше предложение, и вернусь к вам так быстро, как смогу, — торжественно объявил Уорнер, и переходя на более мягкий и игривый тон: — Я люблю тебя, Мартиника.

Глава 23

Наутро Мартиника проснулась в своей постели сама, Паркер ранним утром поцеловал ее спящую и прошептал что-то на ухо, но, к сожалению, она не помнит слов, поскольку разум еще был затуманен чарами Морфея. Поднявшись, девушка привела постель в порядок, чтобы у слуг не появилось подозрений, и стала одеваться. Неясная тревога будоражила ее сердце, причины которой она не могла сразу уловить. Вчера, под наплывом чувств, она попросила Уорнера жениться на ней, и он дал согласие. Хм, звучит смешно, поскольку обычно мужчины просят руки, а женщины дают согласие… Но что же именно ее беспокоит?

Ах, да! Он попросил время! Ситуация, как восемь лет назад, когда девушка ждала официального предложения, которое так и не состоялось. «Паркер спрашивал, доверяет ли она ему, и я ответила утвердительно. Однако доверять ему, лежащему рядом в кровати куда как проще, чем сейчас, когда тепло его тела уже не согревает».

Мартиника вздохнула и продолжила одеваться. Спустившись к завтраку, хозяйка застала почти всех своих гостей в ожидании ее прихода. Лишь место Уорнера пустовало, что только усилило тревогу молодой вдовы. Заняв свое место, Мартиника поинтересовалась:

— Мистера Уорнера ждать не будем?

— Он уехал сегодня рано утром, — ответил ей лорд Уэльс, — просил передать вам свои извинения за столь поспешный отъезд, но в Лондоне у мистера Уорнера появилось одно очень неотложное дело, которое требовало немедленного его присутствия.

— Какая жалость! — в один голос воскликнули София и Маргарита, — он вернется?

— Не могу знать, дамы. Мне он об этом ничего не сообщил, — ответил Колин, после чего приступил к завтраку.

Если бы не вчерашний разговор, Мартиника решила бы, что Паркер сбежал, только лишь услышав о женитьбе. «Хватит себя расстраивать, ты ему веришь, он вернется! Я обещала ему доверять! Даже если придется потерять это чертово наследство, будешь ждать возращения Уорнера! Или его отказа…»

Мысли роились в ее голове, не оставляя девушку в покое. Мартиника попыталась заглушить их работой, но стоило только скрыться за дверями делового кабинета, как раздался осторожный стук в дверь. После чего в приоткрытую щель осторожно просунулась голова виконта Ландмана:

— Разрешите вас побеспокоить, ваша светлость?

— Входите, милорд, — произнесла Мартиника и, жестом указав на кресло, пригласила Эдуард присесть. Ландман осторожно оглянулся, оценивая обстановку, однако заметил выжидающий взгляд Мартиники.

— Я хотел бы с вами поговорить. Но обстановка этого кабинета столь официальна, что я чувствую себя просителем на аудиенции у монарха. Возможно, вы согласитесь прогуляться со мной?

Девушке этого очень не хотелось. Ландман живое напоминание о том, как ее доверие легко обмануть. Провести с ним время, это постоянно думать о том, вернется ли Уорнер или же он уехал навсегда. Она итак борется с соблазном заказывать с этого дня из Лондона «Таймс», чтобы проверять колонки светской хроники с объявлениями о помолвке.

— К сожалению, у меня скопилось очень много дел, которые я со дня похорон никак не могу привести в порядок. Возможно в другой раз?

На лице у Эдуарда обрисовалось величайшее разочарование, он неловко поднялся, и начал ходить по кабинету.

— Я прошу прощения, что отрываю вас от работы, но я должен поговорить с вами. Это возможно, Мартиника?

— Прошу вас милорд, соблюдайте дистанцию. Мне неприятен тот факт, что вы обращаетесь ко мне по имени, — спокойно ответила ему девушка, прекрасно понимая цель визита Ландмана. Внутри нее даже возникло незначительное чувство жалости к нему, пока она наблюдала его терзания, когда он пытался перейти к сути вопроса.

— Да… Да, конечно же, — в замешательстве ответил Эдуард, — я хочу попросить у вас прощения за боль, которую причинил когда то…

— Не стоит бередить воспоминания, милорд, — перебила его Мартиника.

Ландман уставился на нее не понимающим взглядом, мгновенно преодолел те несколько метров, что их разделяли, обойдя стол, и рухнул перед ней на колени:

— Нет! Вы были правы, я — трус и бесхребетный негодяй, я был тысячу раз неправ и мой поступок не заслуживает оправдания. Но я был молод и подвержен влиянию своих опекунов, потому не мог пойти против их воли. И я обязан принести свои извинения, за то, что попрал любовь такой искренней и безупречной особы, как вы. Поверьте! Не было ни дня, чтобы я не пожалел о том выборе, который тогда сделал. Но, к сожалению, я был не в силах уже что-либо изменить и безумно боялся, что вы даже не пустите меня на порог в попытке извиниться.

У меня не хватило смелости тогда бороться за вас! И я жалею об этом до сих пор, потому как чувство любви к вам никуда не делось. Все эти годы оно жило в моем сердце. Даже узнав, что вы стали супругой своего опекуна, оно не оставило меня. Я ждал этого момента, когда смогу приползти и умолять о прощении, которого не заслуживаю. Я повзрослел, многое переосмыслил, трусливый мальчик победил свои страхи, и теперь готов принять любой ваш ответ. Вы прощаете меня?

Свою тираду Ландман произносил почти на одном дыхании, иногда сбиваясь с такта на вздох или всхлип, Мартиника слушала его, поражаясь с каждым словом все больше. «Как гениально он играет, точно знает, где пустить слезу, когда вздохнуть, а когда придать трагическое выражение своему лицу… Театр по нему плачет. Неужели он всегда был таким, и я просто этого не замечала?»

— Вы прощены, милорд, — вслух произнесла Мартиника. Да, сейчас она была искренне благодарна за тот факт, что судьба уберегла ее от участи жены этого эгоистичного типа.

Но Ландман продолжал стоять перед ней на коленях. Взирая на нее теперь с выражением безграничной радости на лице.

— О, вы пролили на мою душу бальзам, ваша светлость! Но я бы хотел попросить вас еще о маленьком одолжении: позвольте мне любить вас, боготворить вас! Позвольте мне надеяться, что пусть и в виду необходимости, но вы согласитесь стать моей женой? А я в будущем, сделаю все, что от меня зависит, чтобы вы снова могли меня полюбить!