Марианна начала подозревать обман, но каждый раз Ромах был настолько убедительным, что женщина начинала верить ему снова. Если бы он сразу скрылся с деньгами, Марианна поняла бы суть его аферы, но супруг исправно появлялся каждый день на пороге съемной комнаты, иногда позволяя себе пропустить стаканчик, но все так же разыгрывающий безумно влюбленного. Скорей всего, отец Мартиники действительно привязался к своей жене, только потому так долго и продолжался этот обман. Но через два года после свадьбы, когда расспросы Марианны становились все настойчивее, деньги женщины подходили к концу, и сорокалетняя супруга вдруг забеременела — мистер Ромах ушел, чтобы не вернуться никогда. Весь дальнейший путь Марианны на дно человеческих пороков, описывать не стоит. Мартиника благодарна ей хотя бы за то, что мать не бросила ее умирать в помойной яме, а взяла заботу над девочкой, не смотря на то, что не имела никаких средств к существованию.

Когда девочке исполнилось десять лет, женщина опустилась в конец: продавая свое тело, она заразилась «французской болезнью», и хворь разъедала ее изнутри. Свою боль как душевную, так и телесную Марианна старалась заглушить алкоголем и опиумом, что требовало все больше денег. Если бы Сомерсет нашел их всего на пару лет позже, уже никогда бы не спасти ему Мартинику от судьбы быть проданной в публичный дом на поругание. Но девочке повезло, разыскав Марианну, Стивен в память о своей прошлой любви взял ее дочь под опеку, и, подделав свидетельство о рождении, явил на свет сироту Мартинику Житан, не имеющую никакого отношения к своим реальным родителям. Лишь сама девушка, иногда просыпаясь в поту от ночных кошмаров, помнила, что она всего лишь дочь опустившейся проститутки и мошенника, недостойная ступить даже на порог приличного дома.

Глава 22

— Ты решила вытащить все скелеты из семейного шкафа? — поинтересовался Уорнер, который, не смотря на весь трагизм рассказа, оставался в приподнятом настроении.

Он оценил откровенность Мартиники, которой стоило неимоверных усилий рассказать историю своего происхождения. Но Паркер слишком много успел повидать во время своих путешествий, потому рассказ мисс Житан о своей прежней жизни, не показался ему столь ужасным, как считала сама девушка.

— Ты все еще хочешь проводить со мной как можно больше времени? — спросила Мартиника, опасаясь услышать его ответ.

— Глупенькая, конечно же. Какое мне дело до истории не первой свежести, которую действительно лучше похоронить со всеми остальными ее участниками. Ты большая герцогиня, чем многие мне известные титулованные особы с многовековой историей. Забудь о своем прошлом! Ты привлекательна, знатна и будешь богата — ты обязана быть звездой лондонского общества, если только пожелаешь этого. Одна половина будет открыто пресмыкаться перед тобой, другая за глаза обсуждать, но никто не посмеет высказать хоть толику презрения тебе в лицо, — при этом Уорнер поправил локон, выбившийся из прически, и нежно поцеловал ее. Мартиника растаяла от прикосновений его губ, из глаз ее хлынули слезы облегчения.

— Теперь, я, по крайней мере, понимаю, откуда у тебя столько сведений, которыми леди обычно не располагают, — пошутил в ответ Уорнер. От чего девушка усмехнулась сквозь слезы.

Доверие Мартиники сильно тронуло Уорнера, теперь он не мог и на секунду отвлечься от мыслей о ней. Всю неделю они разыгрывали перед гостями спектакль: молодая вдова внимала речам Эдуарда, слушала неуклюжие комплименты Уэльса, а Паркер сидел, уткнувшись в книгу в дальнем конце гостиной. Лорд Лесли по вечерам тоже начал присоединятся к остальным гостям, и, не смотря на сочувствие к его болезни, Уорнер начал испытывать безотчетное раздражение от вида этого молодого человека, который словно верный оруженосец преследовал вдовствующую герцогиню.

После того как Мартиника расправлялась со своими обязанностями хозяйки, она и Уорнер уединялись в библиотечном кабинете, о существовании которого остальные гости не подозревали, и вели долгие ничего не значащие беседы о литературе, театре, путешествиях Паркера. Ему было легко с этой женщиной, она будоражила не только его тело, но и ум, имела свой взгляд на многие политические и экономические вопросы, обсуждать которые с дамами он ранее считал признаком дурного тона. Их вкусы в литературе не только не совпадали, а и кардинально различались, но как интересно было выслушать диаметрально противоположную точку зрения, которая заставляла тебя на многие вещи взглянуть совершенно по-другому. Дополнительно к душевному подъему, Паркер в присутствии Мартиники постоянно испытывал сексуальное возбуждение: одного взгляда, неловкого вздоха или прикосновения ее руки хватало, чтобы привести его половой член в полную боевую готовность, но будучи не в состоянии удовлетворить свою потребность, Уорнер сильно страдал и терзался по ночам от бессонницы.

В один из вечеров он, покинув гостиную получасом позже Мартиники, по обыкновению отправился в библиотечный кабинет, но, к своему удивлению, молодой вдовы там не обнаружил. Уорнер решил подождать немного, присел в кресле, открыл книгу, но не мог сосредоточиться на ее содержании. Прошло больше пятнадцати минут, а он не смог перелистнуть ни одной страницы. Мучимый неясной тревогой, Уорнер бросил чтение и отправился к себе в комнату, перерыв весь свой платяной шкаф, он, наконец, нашел, спрятанный в глубине своего темно-синего камзола ключ от двери, разделяющей комнаты, который так и не вернул хозяйке. Не задумываясь ни над чем, он тут же открыл замок, перепрыгнул через комод, и тихонько прокрался в спальню Мартиники.

Девушка сидела посреди кровати в полупрозрачной ночной сорочке с распущенными волосами, которые темными волнами лились с ее плеч. В слабом свете свечей было заметно, что при появлении Паркера на лице у нее появилась загадочная улыбка, а тонкая белая рубашка излишне задралась вверх. В эту самую секунду в голове у вконец обезумевшего Уорнера возникло стойкое намерение жениться на этой весталке, чтобы каждую ночь его встречало в постели видение, подобное этому.

— Но пусть она сама меня об этом попросит, — пронеслось в голове у Паркера, перед тем как он набросился на Мартинику со всей сдерживаемой так давно страстью. Исступленно целуя ее рот, шею, грудь сквозь сорочку, гладя и сжимая руками ее ягодицы.

— А я уж думала, ты решил отправиться спать, — прошептала ему на ухо девушка, увлекая его за собой на постель.

Мартинику съедало все эти дни неудовлетворенное желание, после того, что открыл ей Паркер, девушке все время хотелось повторения тех неземных ощущений. Во время их бесед между ними постоянно висело скрытое напряжение, невидимые флюиды наполняли воздух, заставляя мысли постоянно поворачивать в неприличное русло. Но кроме сексуального влечения, Мартиника ощущала к Паркеру чувство безмерного доверия и родства душ, а тот душевный подъем, что она испытывала в его присутствии, девушка не могла ни с чем перепутать. Она любит Уорнера, причем чувство ее вполне осознанное, зрелое, не имеющее ничего общего с прошлыми девичьими воздыханиями, которые мешали трезво смотреть на избранника. Мартиника замечает в Паркере все: и его излишнюю худощавость, и некоторое высокомерие в общении со всеми окружающими, которое все приписывают его невоспитанности, и сильно развитый интеллект, который пугает и завораживает одновременно. И тот факт, что он что-то недоговаривает, так же не укрылся от девушки. Но, не смотря на это, она доверяет Уорнеру как самой себе, не стесняется своих чувств и не ощущает страха перед будущим, потому как испытывает взаимность. Ему не нужно говорить о любви, обещать или клясться в вечной верности, Мартиника впервые почувствовала, что значит, когда ты говоришь с человеком сердцем: тебе итак известны все его мысли, а малейшее движение души не остается не замеченным.

Утомленные от любви, они лежали в объятиях друг друга, испытывая огромную радость от только что сделанных открытий, сердца их бились в унисон, а звуки неровного дыхания наполняли комнату…