Она хотела, чтобы он прижал ее к себе и никогда не отпускал из спасительного убежища своих рук, чтобы он залечил тот надлом внутри, о котором она до сего момента не подозревала.

Когда Гаррен отпустил ее, Доминику сотрясла дрожь разочарования.

— У вас есть постель. — Он перевел взгляд на пустую кружку. — Вот идите и ложитесь.

Окружающая действительность — запахи куриных объедков, дыма из очага и кислого эля — разом обрушилась на нее, распирая грудь. Словно, когда Гаррен трогал ее, она не дышала.

— Я твердо решила принять постриг и переложить Библию на английский язык. Вот чего я хочу. Вы сами одобрили мое решение. И моя вера достаточно крепка, чтобы устоять перед любыми соблазнами, которыми Господь испытывает меня через вас.

Она решительно оттолкнулась от края стола и встала. Гаррен не сделал попытки ее задержать, и тогда она на неверных ногах поплелась к лестнице, не останавливаясь и не оборачиваясь из страха превратиться в соляной столб — как жена Лота, которая обернулась, чтобы взглянуть на грешные Содом и Гоморру.

Но когда она поднялась на первую ступеньку, то все-таки не устояла перед соблазном услышать его голос и оглянулась.

— Неужели вам совсем нечего попросить у святой?

Он заново наполнил кружку элем, глядя, как сквозь тугую золотистую струю просвечивают, будто солнечные лучи чрез стекло витража, языки пляшущего в очаге пламени. Потом произнес:

— Разве что дар забывать.

Мир вокруг пошатнулся, и Доминика поспешила подняться наверх. Ориентируясь в темноте на храп Вдовы, она отыскала стоявшую у оконца кровать. Из конюшни внизу долетал запах слежавшегося сена и свежего лошадиного навоза.

— Ника, где ты была?

Услышав голос сестры, она вздрогнула.

— Мы обсуждали дорогу на завтра. Я думала, ты давно спишь. Надо постараться выспаться, пока есть кровать и крыша над головой.

— Увы, Господь не одарил меня глухотой как у Вдовы.

Она чувствовала, что сестра улыбается, но расслышала в ее голосе сдержанное страдание. Сестра всегда заботилась о ней. Теперь, когда ее терзала боль в спине и коленях, пришел черед Доминики о ней позаботиться. Но как?

— Тебе что-нибудь принести? Может быть, еще одно покрывало?

— Не нужно, спасибо. Все хорошо.

Доминика разделась. Скатав балахон и подложив его под голову вместо подушки, она примостилась на краешке кровати и натянула на себя простыню. На нее вдруг снова накатило то самое, пережитое наедине с Гарреном, чувство — словно она стояла на краю пропасти и с замиранием сердца готовилась прыгнуть вниз. Рядом зашуршал набитый соломой матрас. Сестра ворочалась с боку на бок, устраиваясь поудобнее.

— Сестра, ты еще не спишь?

— Нет. Что такое, дитя?

— Расскажи мне… — Темнота придала Доминике храбрости. — Расскажи мне о мужчинах и женщинах.

Шорох прекратился.

— Почему ты спрашиваешь?

Из-за Гаррена. Но в этом невозможно было признаться.

— Вот Джиллиан и Джекин… — торопливо заговорила она. — Почему Господь сделал соитие грехом, если по Его замыслу именно таким способом мы должны размножаться?

— В самом соитии греха нет. Похоть — вот что отвращает нас от Господа.

Этот довод бы ей известен. Она сама привела его Гаррену.

— Но их переполняло такое счастье. — Счастье. Это слово и близко не подходило для описания того наслаждения, невольной свидетельницей которого она стала.

— Что ж, счастливые браки приятны Господу. Истинная любовь между мужчиной и женщиной подобна любви Христа к его Церкви.

Все это Доминика слышала много раз и раньше, но теперь это сравнение казалось кощунственным.

За окошком, вторя храпу Вдовы, заухала сова.

— Ника, тебя одолевало искушение?

Да. Но она устояла. И это самое главное.

— Просто мир за пределами монастыря оказался сложнее, чем я себе представляла.

— То, что притягивает мужчин и женщин друг к другу, есть самая могущественная сила на свете. Прежде чем принять обет, убедись… — Шепот угас. — Убедись, что сможешь перед ней устоять.

— Конечно, смогу. — Но долго ли? Она устремила взгляд в темноту, мечтая, чтобы вместо потолочных балок над нею раскинулось звездное небо. — Сестра, а ты сама когда-нибудь испытывала искушение?

Снова скрежет совы — будто предостережение.

— Как и все смертные.

Доминике вдруг подумалось, что все происходящее с нею — часть Божьего замысла. Он испытывал сестру, и она устояла. Иисус в пустыне тоже устоял. Она перекатилась на бок и, подперев голову, попыталась рассмотреть во мраке лицо сестры.

— А как распознать его, это искушение?

— Когда ты возжелаешь мужчину превыше воды и пищи, превыше жизни. — Слова рвались наружу глухими проклятиями. — Превыше своей бессмертной души.

Какая же она сильная, подумала Доминика, закрывая глаза и готовясь прочесть перед сном молитву. Что ж, если сестра не дрогнула, то и она устоит. Она пройдет через все испытания и докажет Всевышнему, что достойна принять постриг.

«Введи меня во искушение, если иначе нельзя», — обратилась она к небу, — «и пошли мне сил устоять».

Однако вместо этого Господь подарил ей ночь невероятных снов.

Следующим утром Гаррен стоял на перепутье и, морщась от головной боли, чувствовал себя Моисеем, которому предстояло провести свой народ через пустыню. Небо милосердно заволокло солнце облаками, но легче от этого не стало. Каждый шаг болезненным эхом отдавался в его голове, которая трещала от эля, выпитого накануне, когда он опрокидывал в себя кружку за кружкой в попытке забыть.

Забыть о том, что ему предстоит разрушить ее жизнь. Что Уильям наверняка уже мертв. Что наутро перед ним встанет непростой выбор.

После часа пути из Эксетера на запад уклоняться от выбора более было невозможно. Слева от него лежала удобная, проверенная дорога вдоль морского побережья. Справа — неверная, но короткая тропа через болота. Один выгаданный день.

— Я всегда ходила южной дорогой, — сказала сестра Мария.

— Давайте пойдем через болото. — Саймон, совсем как Рукко в предвкушении боя, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Лично я не боюсь.

— Ох, не нравится мне эта затея, — высказалась Вдова. — Я хорошо помню, как мы заблудились в Пиренеях по дороге в Сантьяго.

Доминика молчала.

Щурясь, он устремил взгляд в сторону болот, будто мог разглядеть витые древние камни, венчавшие вершины холмов. Там обитают старые боги. Даже если и так, то что? Между старыми богами и новыми нет никакой разницы.

Ветер закружил по траве, окутав их запахом торфа и сырого гранита. Стоит ли так рисковать? Уильям наверняка уже мертв.

Но он дал слово. Он обещал доставить послание и принести перо. И если есть хоть какой-то шанс, пусть даже призрачный, что Ларина сможет повлиять на Всевышнего, если существует хотя бы небольшая вероятность, что он снова поможет Уильяму выкарабкаться…

— Carpe diem, — произнесла Доминика.

Пусть он не сможет подарить Уильяму жизнь, зато поможет ему упокоиться с миром.

Гаррен кивнул направо.

— Сюда.

Глава 11

В этом краю заплутал бы и сам Господь — думал Гаррен следующим утром, глядя как из-за горизонта ползет солнечный диск, окрашивая желтоватым цветом бессердечное небо. Моисей скитался по пустыне сорок лет. Сколько же им по прихоти Божьей предстоит блуждать по болотам?

С самого рассвета пришлось идти очень медленно, с осторожностью ступая по топкому торфяному настилу поверх твердого, как основа мироздания, каменного плато. Холмы, усыпанные стадами овец, остались далеко позади. Изредка путникам попадались старые, давно заброшенные хижины, в которых свистел ветер. Вокруг не было ни единого деревца. Только каменные глыбы вклинивались в безжизненный пейзаж, вздымаясь из земли исполинскими витыми столбами, похожими на дым из котла преисподней.

С запада, напоминая о близости моря, тянуло сыростью. Лай Иннокентия, который ощетинивался на каждый шорох, стук лошадиных копыт и бесконечное ворчание Вдовы, пророчившей напасти, были единственными знакомыми звуками в этом враждебном, чужеродном пространстве.