Значки покрывали пластину равномерно, без какой- либо разбивки на столбцы или строки; интервал между значками всюду был один и тот же. Пальцы сквозь перчатки ощущали холод металла. Хотя, стоп!. Такая тонкая металлическая пластина не могла так сильно холодить руку! Да и нагрелась бы она уже...

  - Да- да, коллега, - археолог явно заметил недоумение Олега Ивановича и теперь наслаждался произведенным эффектом. Это пластины все время остаются холодными, совершенно не воспринимая тепла человеческих рук! По моим ощущениям - несколько больше пятнадцати градусов по Реомюру*. К сожалению, у меня нет необходимой аппаратуры, и я лишен возможности провести точные замеры.

  ##* Грамдус Реомюмра (№R) - единица измерения температуры, в которой температура замерзания и кипения воды приняты за 0 и 80 градусов, соответственно. Предложен в 1730 году Р. А. Реомюром. В настоящее время вышла из употребления. 15 градусов по Реомюру соответствует 12 по Цельсию.

  - А нагревать не пробовали? - спросил Олег Иванович. Что-то мне подсказывает, что материал будет упорно сохранять прежнюю температуру, что бы вы с ним не делали...

  Археолог испуганно всплеснул руками:

  - Ну что вы, герр Семенофф! Я не настолько опрометчив, чтобы рисковать образцами! Я ведь не знаю, как этот материал реагирует на огонь!

  - Ну, можно было и не огнем, - влез в разговор Иван. - Скажем - нагреть что-нибудь и поднести к пластине. А потом на ощупь оценить изменение температуры. Металлический брусок, к примеру, или камень.

  Боргхардт слегка нахмурился и недоумённо глянул на мальчика - он явно не ожидал от него ничего подобного. Но - тут же просветлел лицом; видимо, оценил идею.

  - Должен признать, в вас есть жилка исследователя, юноша... Признаться, о таком варианте я не подумал.

  Щеки Вани слегка зарделись. Видно было, что похвала вредного дела ему приятна.

  Тем временем, Олег Иванович осторожно отделил от пластины прилипшую к ней бумажку и принялся разглядывать обратную сторону. Толщину металла определить на глаз не представлялось возможным - но, явно меньше миллиметра. Пожалуй, о край такого листа можно и порезаться....

  На обратной стороне различался четкий геометрический рисунок - тонкие прямые линии, образующие неправильный многоугольник, прихотливо пересеченный другими линиями. В узлах схемы помещались кружочки; кое- где чертеж украшали надписи из таких же значков, что имели место на лицевой стороне. Причем - значки всякий раз были скомпонованы в квадратные столбцы, с равным количеством знаков по высоте и по ширине; интервалы между значками оставались одинаковые.

  - Можно? - Ванька потянулся к "экспонату". Боргхардт нахмурился но смолчал.

  - Пап, а мы такое уже видели. Помнишь? Примерно в середине манускрипта....

  Олег Иванович припомнил. Да, в нескольких местах текст на коптском языке прерывался такими вот вставками. И, что особенно интересно - каждой из них соответствовала такая же, судя по расположению знаков, "табличка", составленная из букв коптского алфавита. Теперь, глядя на пластинки, покрытые загадочными значками, Олег Иванович понял, что это ему напомнило.

  - Скажите э- э- э... коллега, - повернулся Семенов к археологу. - Ведь вы, разумеется, сделали копии этих... носителей информации?

  Боргхардт недоуменно вскинул глаза, но, поняв, кивнул:

  - Носители информации? Несколько необычно... но вы, пожалуй, правы... в каком- то смысле любая книга, даже глиняная табличка с клинописью - это носитель информации.

  - Тогда уж - и пластинка грамоф... то есть для фонографа. - снова влез Иван. Олег Иванович недовольно глянул на мальчика. - Надо все же думать, что говоришь!

  - Вы, юноша, говорите о звуковых спиральных цилиндрах Эдисона*? Да, пожалуй, хотя... любопытно, я никогда не думал о музыке как об информации. Но, несомненно, можно сказать и так

  ##* На первом фонографе Эдисона записи представляли собой спиральные углубления на поверхности вращающегося цилиндра, оклеенного фольгой. Углубления проделывались движущейся иглой.

  Немец снял пенсне, зачем- то протер его большим клетчатым платком.

  - Простите... да, вы правы, герр Семенофф. Я, разумеется, тщательно скопировал все, что изображено на пластинах. Вот, прошу вас...

  И он взял со стеллажа пухлый кожаный бювар. Олег Иванович склонился к столу, а пластиной тем временем, завладел Ваня.

  - Как видите, образцы пронумерованы согласно тому порядку, в котором они уложены в ящичке. Вот, видите - и он показал собеседнику номер на промасленном листочке, который Олег Иванович только что отлепил от пластины.

  - Каждую пластину я скопировал с обеих сторон - с увеличением в два раза, чтобы не упустить ни одну деталь рисунка. Я, собственно, собирался сделать и фотографические копии, однако, пока не располагаю соответствующим оборудованием. Была мысль отдать несколько пластин граверу, чтобы он в точности воспроизвел рисунок, скажем, на медном листе - но до этого, увы, еще руки не дошли.

  Олег Иванович перелистал несколько листов в бюваре. Да, все верно - бумагу покрывали те же самые значки. Покопавшись, он нашел номер 49, под которым значился извлеченный из пачки листок - и принялся сличать значки.

  - Обратите внимание, - продолжал Боргхардт, - некоторые пластины наличествуют в двух, точно воспроизводящих друг друга экземплярах. Я потратил массу времени, пытаясь найти отличия, обследовал пластины в мощное увеличительное стекло - однако, различий не нашел. И тем не менее - я каждый раз в точности копировал оба экземпляра, сопровождая их соответствующими примечаниями. Вот, изволите взглянуть...

  - Вы проделали огромную работу, герр Боргхардт, - искренне сказал Олег Иванович. - А теперь, если вы позволите, я бы хотел Кое-что с вами обсудить. Помнится, вы интересовались, кто мы такие? Теперь, пожалуй, я готов ответить...

Глава четырнадцатая

Николка уже полчаса колесил по переулкам в районе Таганской  площади. Хотя, до места, где предположительно находился сейчас Яша, было по прямой меньше двух вёрст, рация только шипела, верещала и больше ничего -  хоть ты тресни!  Николка тряс хитрый приборчик, нажимал от отчаяния какие-то другие кнопки - но добился лишь того, что он окончательно затих, перестав даже шипеть. Испугавшись, что связи теперь не будет совсем, мальчик выключил рацию, досчитал до десяти и снова включил. В динамике снова заверещало и, к несказанной Николкиной  радости сквозь шум пробился знакомый голос  - Яша!

Мальчику было, конечно, невдомек, что возвышавшаяся  между ним и Хитровым рынком Ивановская горка 85напрочь блокировала радиосвязь; а  когда он поднялся повыше, на Таганский холм, Яков с его рацией оказался опять в зоне уверенного приема. Так или иначе - теперь Яшин голос был достаточно громким.  Даже слишком громким - какой-то  господин, проходивший мимо Николки,  тоже его услышал и проводил гимназиста недоумённым взглядом. Тот, поняв, что чуть не прокололся, свернул в подворотню и зашарил по карманам в поисках наушников. К этим крошечным штучкам, которое надо было вкладывать в ухо, он уже привык - когда смотрел по ночам фильмы.

## 85 возвышенная местность в центре Москвы, в восточной части Белого города, один из семи московских холмов.

Впрочем, недоумение  давешнего господина вполне могло быть вызвано и не рацией.. Дело в том, что Николка снова  сел в лужу:  обсуждая с Яшей их хитроумный план, он совершенно упустил из виду, что расписание Ярославской дороги  по воскресным и будним дням различается - и как раз на тот самый дачный поезд, на котором он должен был отправляться сегодня в Москву. Так что Николка примчался от самых Мытищ на велосипеде - и успел-таки вовремя, добравшись за какие-то полтора часа . Да и то, из них двадцать минут потратил, колеся в поисках места, откуда можно было услышать Яшу. А уж сколько недоумённых взглядов поймал он на себе по дороге…

Раза три в спину Николке раздавались трели полицейских свистков. Ну конечно, движение на бициклах по городу каралось штрафом -  хотя отнюдь не каждому  городовому случалось  видел эту мудрёную машину вживую. Лошади испуганные невиданным зрелищем, постоянно  шарахались от велосипеда, а на Сретенке его чуть не вытянул хлыстом кучер   богатого частного выезда.