##* Демотимческое (энхориальное) письмо - одна из форм египетского письма, применявшихся для записи текстов на поздних стадиях египетского языка.

  Дав гостям оглядеться, герр Боргхардт пододвинул им два плетеных кресла, которым самое место было бы на зеленой лужайке перед каким-нибудь колониальным особняком; сам же уселся за письменный стол, сразу превратившись из ученого- экскурсовода в хитрого гнома. Впечатление это до чрезвычайности усиливала бронзовая, относящийся еще к древнеегипетскому периоду, секира непривычной формы, и лежащая радом с ней на стеллаже самая обычная кирка.

  Гном в пенсне поерзал, устраиваясь поудобнее, и с ожиданием уставился на своих, то ли гостей, то ли пленников. Во взгляде читался вопрос: "Кто вы такие, несчастные, и зачем явились в мою заветную пещеру?"

  Олег Иванович откашлялся, пытаясь скрыть некоторую неловкость.

  - Я, право же, не понимаю, герр Боргхард, чем вызвана столь резкая реакция. Право же, даже если мы и были не вполне... откровенны с вами, то, поверьте, мы и в мыслях не имели нанести вред вам лично, или вашему собранию.

  Старик ехидно усмехнулся.

  - Не думаете ли вы, герр Семенофф, что я бы пригласил сюда человека, которого хоть на секунду заподозрил бы в дурных намерениях? Хоть в Александрии и хозяйничают англичане, но слово хедива здесь что-нибудь да значит! И потом, насколько я понимаю, вы не англичанин?

  Олег Иванович кивнул.

  - А раз так, - продолжал старый зануда, - уж поверьте, я сумею при нужде создать вам немалые сложности - хотя бы и обратившись к британским властям. Они не любят мошенников - как, впрочем, и власти любой другой страны. Нет, я отнюдь не подозреваю вас в чем-то недобром...

  - Ну а раз не подозреваете - что это за фокусы? - встрял Ваня. - Мы что, в подвалах гест... то есть, на допросе?

  - Юноше ваших лет, - назидательно произнес Боргхардт, уничтожающе глядя на Ивана, - следует молчать, слушая тех, кто старше - и ожидая, когда его спросят. Это верно даже в Америке... впрочем, вы ведь там никогда не были, не так ли?

  Иван подавился чуть было не вырвавшейся резкостью и, умолк, нахохлившись от обиды. Герр Боргхард довольно кивнул.

  - Теперь - о том, зачем я вас сюда привел. Как я понимаю, вы явились в Александрию для того, чтобы познакомиться... с некоторыми предметами вверенного мне собрания, не так ли?

  Олег Иванович не ответил - в конце концов, он не скрывал своих намерений и сам попросил Вентцеля познакомить его со стариком- археологом. Так что пусть продолжает, послушаем, разберемся... В кармане у Семёнова лежал "бульдог", да и Ваня, как подозревал отец, явился сюда отнюдь не с одним фотоаппаратом. Вон как рубашка топорщится...

  Впрочем, несмотря на всю безапелляционность заявления немца, никакой угрозы гости не ощущали. Олегу было скорее забавно и любопытно - хоти и сидели они в паре десятков футов под землей, в загадочном лабиринте, посреди города, в котором полно турок в красных фесках, диких арабов и вежливых, но непреклонных английских офицеров.

  Боргхардт, тем временем, продолжал:

  - Видите ли, коллеги... это ничего, что я так к вам обращаюсь? В конце концов, раз вы интересуетесь египетскими древностями, мы с вами в определенном смысле коллеги... Так вот, должен сказать - коллекция хедива куда обширнее, чем полагает он сам. И многие из экспонатов таковы, что их истинную ценность осознаю лишь я один - а порой, она не известна даже мне. И это в полной мере относится к тому предмету, ради которого вы сюда и явились. Вы ведь это ищете, не так ли? - И он обернулся к лабораторному столу, стоящему у него за спиной и потянул за край ткани, прикрывавшей какой- то прямоугольный предмет.

  Ткань соскользнула, открыв взорам гостей ларец. Олег Иванович понял, что перед ними - тот самый предмет, о котором еще в Маалюде говорила мать Апраксия. То описание не слишком изобиловало деталями, однако же, сомнений не было никаких - - это и есть ковчег, ради которого им пришлось проделать такой долгий путь.

  - Я угадал? - не унимался Боргхардт. - Вы ведь ради этого сюда приехали?

  Олег Иванович кивнул. К чему отрицать очевидное? Только вот , неясно, откуда Боргхардт так осведомлен - путешественники ни слова не сказали Вентцелю о целях своих поисков. Было одно объяснение - непомерно развитая интуиция старика. Или...?

  Археолог победно улыбнулся - и в глазах его Семёнов с удивлением разглядел... облегчение? Да, именно облегчение - даже поза, в которой Боргхардт сидел в своем кресле изменилась - старый гном даже горбиться перестал, будто с плеч его вдруг сняли невидимую тяжесть.

  - Вы бы знали, сколько лет я вас жду....

  Олег Иванович озадаченно поднял бровь. Что осанка - даже голос археолога стал другим. Куда делась прежняя язвительность? Так мог говорить безумно уставший человек, дождавшийся, наконец момента, когда его избавят от непосильной ноши. Семенов покосился на сына - Иван тоже почуял изменение обстановки и теперь ждал продолжения.

  Олег Иванович чувствовал, что теряет нить происходящего: "А ведь он явно рад... как будто, дед в самом деле ждал нас, давно ждал - и не сомневается, что дождался...

  Герр Боргхардт закопошился, открывая ларец - тот не поддавался. Досадливо крякнув, археолог засеменил к стеллажу и выудил с полки инструмент с лезвием, срезанным наискось, на манер сапожных ножей. На этот раз реликвия не стала упрямиться. Крышка откинулась, и старик отшагнул в сторону, картинно указав на плоды своих трудов:

  - Прошу вас, герр Семенофф!

  Содержимое ларца было весьма необычно: плотно уложенные, как в ящике картотеки, какие-то листики, явно не бумажные.

  - Вы позволите?

  - Да, разумеется... - засуетился Боргхардт. От прежнего ядовитого высокомерия не осталось и следа. - Только перчатки наденьте, будьте любезны...

  Семенов натянул перчатки из плотного шелка, - резиновых, лабораторных, здесь еще не знали, - и осторожно провел указательным пальцем по торцам "карточек". Это были тонкие пластины из металла, переложенные коричневыми листками промасленной бумаги.

  - Бумагу - это я положил. - тут же разъяснил Боргхардт. - Лучше, конечно, заменить ее полосками шелка, пропитанного маслом - скажем, костяным, какое применяют часовщики. Оно, как мне представляется, более подойдет, чем масло растительного происхождения.

  "Археолог верен себе и своим академическим привычкам," - усмехнулся про себя Семёнов. - Вон как старается, объясняет любую мелочь, как студенту на практикуме..."

  Когда я открыл ларец в первый раз, - продолжал меж тем Боргхардт, - пластины были переложены кусочками промасленного пергамента. Но за две с половиной сотни лет содержимое ковчега слиплось в сплошной брусок. Мне стоило немалых трудов разделить его на отдельные пластины. К сожалению, пергаментные листы при этом сохранить не удалось, но я не думаю, что они имели какую- либо ценность. Во всяком случае, никаких значков я на них не обнаружил. Потому и осмелился, дабы сохранить образцы... да вы не бойтесь, доставайте! Он чрезвычайно прочные и упругие! И, обратите внимание - ни малейшего следа ржавчины либо патины, как на бронзе или серебре!

   Олег Иванович осторожно подцепил пальцем одну из пластин и вытащил ее из плотной пачки. Извлечь ее удалось лишь с третьей попытки, да и то вместе с прилипшим листком - так плотно пластины помещались в "ковчеге". За плечом запыхтел Ваня - он, конечно уже был тут, и во все глаза вглядывался в содержимое ларца. И фотоаппарат, разумеется, наготове... Иван держал его небрежно, как бы между делом, чуть заметно скашивая глаза на экранчик. Боргхардт перехватил взгляд Семёнова, удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Олег Иванович незаметно толкнул сына - не теряй осторожности! - а сам принялся изучать пластину.

  С ходу опознать металл не удалось - но это точно был не алюминий, и, судя по весу, не сталь. Может, титан? На лицевой стороне были нанесены ровные ряды несложных, геометрически правильных значков - треугольники, ромбы, параллелограммы. Они явно складывались в слова, перемежаемые точками, многоточиями и какими- то еще символами, вроде вертикальных волнистых линий - может, знаки препинания неизвестной системы письменности?