И сама Глэдис стала понемногу отдаляться от новых хозяев. Так, она перестала есть вместе с ними в большом зале. Во время ужина царила такое чопорное и холодное молчание, что невольно приходила на ум мысль о покойнике в доме. А потом почему-то все блюда стали готовиться в очень небольшом количестве, и когда слуги заканчивали обносить хозяев, на долю Глэдис оставались только какие-то крохи. Наконец, ей это надоело, и она стала оставаться в комнате, ссылаясь на то, что у нее есть срочная работа. Теперь еду ей приносила Мэг и прямо из кухни, что было только к лучшему, потому что эта еда была горячее той, которую ели в зале, да и на кухне знали Глэдис (ее средство от ожогов часто оказывалось там кстати) и старались передать ей что-то вкусненькое. Правда, теперь ей доставалось гораздо меньше мясных блюд, но она была неприхотлива, и при случае могла обойтись одними овощами. В часовню она тоже заглядывала теперь реже, и только тогда, когда там никого не было, но отец Джозеф ни разу не упрекнул ее за это.

Сэр Джейкоб ни во что не вмешивался. Он теперь вообще редко выходил из своей комнаты, все время проводя в молитвах, даже его скудную еду ему приносили туда же. Только один раз он изменил своему добровольному затворничеству. Это случилось, когда леди Брангвина решила отобрать у Глэдис домик, в котором она принимала пациентов. Дама заприметила чистенькое помещение и задумала поселить там свою приближенную, вдову в годах, которая часто исполняла при леди обязанности компаньонки. Злые языки говорили, что с некоторых пор леди стала подозревать, что ее подруга недостаточно уродлива. Ничтоже сумняшеся, леди отдала распоряжение освободить домик, но когда слуги принялись выносить из него пузырьки с лекарствами и травы, прибежала Глэдис. Разгорелся скандал. Глэдис пыталась вразумить хозяйку, что не сможет принимать больных в замке, так как доступ туда ограничен, что, в общем, правильно, но людей надо лечить, и хозяин замка обязан заботиться о своих вассалах. Леди ни в какую не хотела уступать, и кричала, что раз у Глэдис нет разрешения на медицинскую практику, то она и не лекарь. На что ей начали возражать все собравшиеся на шум люди: многие из них уже получили медицинскую помощь от Глэдис, и не хотели лишиться своего лекаря. Леди крикнула стражу, люди схватились кто за что, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в разгар конфликта не появился сам сэр Джейкоб в сопровождении отца Джозефа, который, как потом выяснилось, не только известил набожного рыцаря, но и уговорил вмешаться. Все мигом притихли. Большинство собравшихся все еще были вассалами сэра Джейкоба, и уважали своего сюзерена, несмотря на его причуду с уходом в монастырь.

— Друзья мои, — обратился он к собравшимся, — Я смиренно прошу вас разойтись по своим делам. Замку по-прежнему нужны ваши руки. А Вас, леди Брангвина, я прошу найти сэра Арнольда и зайти ко мне в комнату. И не забывайте, — добавил он, видя, что дама собирается возражать, — Передача замка еще не состоялась.

Ей было нечего сказать на это, и все понемногу разошлись. Примерно, часа через два в комнате Глэдис объявилась сияющая Мэг.

— Можете и дальше принимать больных в своем домике, мистрис, — весело сказала женщина, — Я не знаю, что там им сказал сэр Джейкоб, только эта сушеная треска, да простит меня Бог, я имею в виду миледи, выскочила из его комнаты, как ошпаренная, и вся в красных пятнах! Да и сэр Арнольд вышел мрачнее тучи. Ох, только бы сэр Джейкоб передумал отдавать им замок!

Но, к несчастью, он не передумал. В середине лета пришел ответ из монастыря. Сэр Джейкоб уехал, но через две недели вернулся. В замке стали готовиться к церемонии передачи собственности. Однако переписка с монастырем затянулась до осени.

Джей рос. В девять месяцев впервые пошел сам, некоторые слова уже произносил совсем четко. В начале лета ему исполнился год. Глэдис с грустью вспоминала, как отмечались дни рождения в ее семье. Бабушка и дед были бы в восторге от внука! Наверняка надарили бы подарков, и Олли, конечно, не остался бы в стороне. Наверное, он подарил бы погремушки собственной конструкции, которые начинают светиться и петь колыбельные, если их легонько качать, или смешно ойкать, если их дергать. Такие игрушки он дарил ее подругам, у которых были дети… Как жаль, что нельзя показать малыша родным. Она стала сильно скучать по дому. Спасал только Джей. Уже сейчас было заметно, какой он хорошенький и какой умница: малыш всегда с интересом наблюдал за тем, как мама готовит лекарства и с удовольствием играл со стеклянными флакончиками. Флакончики были грубоватыми, но прочными. Стекло было таким толстым, что они не разбивались даже от довольно сильного удара, поэтому Глэдис была относительно спокойна. Правда однажды Джей умудрился засунуть в горлышко такого флакона пальчик, пытаясь достать прилипшую внутри соломинку, и пальчик застрял, да так крепко, что пришлось звать оружейника. Это был очень искусный мастер, он пришел с малым молотом, который использовался при изготовлении кольчуг, и одним точным и аккуратным ударом разбил горлышко флакона, да так, что ребенок не поранился, только заревел от страха. Для Глэдис разбитый флакончик был довольно большой потерей, они были редкостью и стоили дорого. Сэр Джейкоб ничего не жалел для нее, а как-то будет обстоять дело теперь? Но что такое какой-то флакончик по сравнению со здоровьем Джея! Он всегда мог отвлечь ее от мрачных мыслей, как будто чувствовал, когда мама начинала грустить.

И все же размеренная жизнь в замке успокоила ее, душевные рубцы от страшных событий первых месяцев в этом мире понемногу начали заживать, и в ней проснулся интерес к окружающей жизни. Жители замка выглядели грубоватыми и прямодушными. Рост большинства из них был небольшим, даже невысокая, по меркам своего времени, Глэдис, казалась среди них весьма статной. Однако при небольшом росте, они были очень сильны, даже женщины. Это объяснялось отчасти тем, что бытовые предметы были тяжелыми, не говоря уже о том, что доспехи, даже легкие, были еще более увесистыми, а отчасти своим здоровьем люди были обязаны привычкой находиться в холодных помещениях. Экология здесь не играла такой уж важной роли. Безусловно, вода, овощи и мясо были свободны от разных синтетических добавок, но это компенсировалось неразборчивостью в выборе продуктов и ужасающей антисанитарией. Как-то Глэдис увидела, как служанка, которая несла с кухни какое-то блюдо, уронила на землю кусок мяса, а потом спокойно подобрала его, вытерла и положила обратно на блюдо. Причем никто из присутствующих во дворе не обратил на это никакого внимания. Другой случай был связан с отравлением. Глэдис позвали к внезапно заболевшему гончару. Молодая женщина обследовала его и констатировала отравление спорыньей, она спросила жену гончара, где та брала хлеб, и женщина сказала, что пекла его сама. Осмотрев запас зерна, который, к счастью оказался небольшим, Глэдис нашла зараженные зерна и велела все уничтожить, объяснив, что зерно теперь ядовито. Однако хозяйка, видимо, не послушалась, и Глэдис через некоторое время снова пришлось лечить и гончара, и теперь уже всю его семью. Однако отравлениями, травмами и инфекциями всё ограничивалось. Простудных заболеваний практически не было.

Мужчин в замке было большинство, хоть и незначительное. От слишком настойчивых ухаживаний молодую женщину спасало поначалу положение личной гостьи хозяина, а потом подмогой стал статус лекаря — кто же захочет ссориться с тем, от кого может зависеть здоровье! Поэтому отношения с мужской частью населения замка не выходили за рамки уважительно-деловых и мелких знаков внимания. К своему удивлению, Глэдис поймала себя на том, что почти не думает о Томе. Его образ стал каким-то бледным и размытым в ее памяти. Она не могла припомнить ничего такого, что было присуще именно ему, что отличало бы его от других мужчин. Однажды, вспомнив о нем, Глэдис подумала — а смог бы он, избалованный вниманием, выжить в этом мире? Ведь здесь его знания физика-теоретика вряд ли бы кто-то оценил. Скорее, смог бы Олли. У нее самой так много сил уходило на то, чтобы выжить, что совсем ничего не оставалось на личную жизнь, и даже на переживания о ней… И все же в последнее время она начала замечать за собой, что невольно замедляет шаг, когда, проходя по двору, видит тренировочные поединки стражников. Ей нравилось наблюдать за их отточенными ловкими движениями, в которых сквозило такое явное желание победить, что и ее саму охватывал какой-то азарт.