Рене решила, что ничего замысловатого ей сечас не выдумать. На сей раз, она просто обдумала траекторию полета. Главное было рассчитать, где именно совершить прыжок на максимальной скорости, который затруднит ее поиски, позволит ей затеряться в пространстве космоса на еще какое-то время. Топлива ей хватит на два таких средних по протяженности прыжка, но лучше — один короткий и один длинный. Сейчас корабль направлялся к Сорею, окраинной галактике, подальше от людного Мена. На полпути она сделает первый прыжок.

Это случилось на восьмой день путь. Ее мозг вдруг словно ожгло болью, и она услышала их. Услышала!.. Если бы не сильная головная боль, Рене бы подумала, что это ей сниться, но это было не так — она была еще в одежде, и она не видела их, но слышала.

Голос Аалеки сообщил ей: «Арерия, дорогая, возвращайся. Пора. Я соскучился по тебе, уверен, что и ты скучаешь не меньше. Это не может продолжаться и дальше. Возвращайся скорее. Наш корабль ожидает в квадрате 32–70 ПВ, недалеко от Мена. Возвращайся. Я жду.

P.S. И кстати, знаешь, Тоно Эсседа гостит у меня.»

Когда боль начала отпускать. Рене запаниковала. Она судорожно без мыслей забегала по кораблю, что-то собирая, раскидывая, переставляя первые попавшиеся вещи, шепча:

— Бежать, бежать…

Потом, вдруг, бросилась на пол и зарыдала. Заползла под стол, забилась в угол, застонала, чувствуя себя уже в клетке.

Вот и все, они нашли ее. Все-таки нашли!.. Она слишком долго была на одном корабле, слишком предсказуемо вела себя с Дрего, найти ее не представляло труда. Это из-за того, что она позволила себе полюбить Тоно. Как она могла!.. Теперь он у них… Тоно не спастись, не вырваться! И она ничем не может ему помочь. Ничем! Что она может против Эгорегоза?.. Если она вернется, Аалеки и Зоонтенген начнут мучить их обоих. Чувства и эмоции всегда интересовали Аалеки, он никогда не отпустит их живыми. Значит все что их ждет — боль, страх, унижение, стыд… Нет! Даже ради Тоно, она не вернется. Если он поймет мотивы, он не будет этого ожидать от нее. Он сильный… Но даже у него нет шансов. Они замучат его, а потом, когда от него прежнего ничего не останется, передадут тому садисту из соседней лаборатории… Господи, нет!.. И она не сможет ему помочь, только себя загубит, потому что еще раз ей через это не пройти, а мозгу — не вернуться в реальность… Нет! Она должна бежать дальше. Тоно поступил бы так же, если бы был на ее месте… Нет! Боже, он будет проклинать ее!.. А если и так, чтож… ведь он еще не знает, что такое боль… не так, как она. И, в конце концов, она не давала клятв и обещаний, они ничем не связаны! И она предупреждала его об опасности, и не раз. К тому же, они попрощались. Она, во всяком случае, попрощалась навсегда, и он знает, что она не вернется. Возможно, она даже избавит его этим от части опытов… в любом случае, это все что она может сделать. Да, все что она может сейчас для себя и для него — снова бежать и прятаться.

Она решила не отступать от предыдущего плана и провести прыжок в задуманное время. Они ждут от нее паники, но этого не будет. Если она начнет вот так вот мотаться по кораблю, стеная и потроша вещи, она проиграет, потому, что они ждут от нее этого, ждут ошибок, таких, какую она допустила, оставаясь с Тоно слишком долго. Ладно, об этом пока ей придется забыть, пока может.

Три дня она делала вид, что поступит так, как задумывала: совершая над собой чудовищное усилие, придерживалась прежнего режима: вела судовой журнал, проверяла каждые десять часов все системы жизнеобеспечения, разбирала и реконструировала приборы. И все это время сердце ныло от надрывной тоски, какую обычно испытывают животные перед скорой неотвратимой смертью.

Она совсем не могла спать, без конца проверяла показания приборов, и систему самоуничтожения корабля. Ела по режиму, механически, но очень медленно, чтобы убить время.

Убить время ей отпущенное… страшный каламбур.

На четвертый день, за час до назначенного прыжка, она вдруг поняла, что устала. Устала от нечеловеческих мук удерживать память от тягостных мыслей и воспоминаний о Тоно. Каждый час, каждую минуту, которая прошла с тех пор, как она узнала, что Тоно у них, она не жила, она мучилась, испытывала почти физическую боль, и боль эта со временем будет только усиливаться. Так не все ли равно, где ее терпеть? Если даже она сейчас скроется от них, она будет чувствовать себя снова в клетке. Снова обречет себя на жалкое существование, которое она вела до того как полюбила Тоно.

Но Аалеки… она не сможет больше видеть, слышать его тихий вкрадчивый голос, сочувствующие интонации, чувтсвовать ласки, боль… Нет! Лучше смерть. Тоно простит.

Чтобы не передумать, она нажала на взрыватель, имплантированный в палец. Ничего. Значит, действие антисуицидов продолжается до сих пор. Ладно, сдаваться было рано. Подавляя отчаянье, она побежала к компьютеру, включила систему самоуничтожения корабля. Начался отсчет.

Включились надписи, предупреждающие о необходимости срочной эвакуации. Значит, она перехитрит их. Рене с облегчением закрыла глаза и увидела Тоно. Слеза покатилась по щеке. Она бросает его. Она поступает так, как Арс Дрего, бросив ее саму на милость судьбы. А ведь он говорил, что любит ее. Она не лучше его, ничем!.. Тоно придется терпеть муки по ее милости, и в одиночестве… Если бы не знать его, если бы только забыть его!.. Он не выдержит… И она, кажется, тоже. Еще круг ада. Придется пройти. Зато, это ближе к смерти, или хот бы к беспамятству. Если они сильно будут ее мучить, а теперь, конечно, Аалеки усилит нагрузки, она сможет быстро впасть в ступор, может быть даже быстрее, чем в прошлый раз, и тогда, боль и страх оставят ее, она ничего не будет чувствовать, осознавать!.. Если только… Всегда если только…

Рене горько заплакала. Смирилась. Она разделит с ним его судьбу.

Чтобы отключить систему самоуничтожения корабля, пришлось в ручную удалять все взрывные устройства. Она в тайне надеялась, что не успеет, или, что забудет о каком-нибудь устройстве. Но не забыла, и успела удалить все. Теперь корабль ей больше не уничтожить. Задала новый курс по координатам Аалеки. А потом, измученная тяжелой внутренней борьбой, она пошла спать. У нее осталось только три дня, может два, если они выйдут ей навстречу, но уж зато ей решать, чем их наполнить. Чтож, есть повод отоспаться. Теперь, когда все встало на свои места, тревога улеглась, пришла мрачная решимость. Все было решено и ничего с этим нельзя было поделать. Утешало только то, что Тоно никогда не сможет упрекнуть ее в трусости. И еще, в конце концов, это приближает ее к смерти.

Странно, она действительно проспала два дня целиком, без снов, без страха. Наверное, сказалось облегчение от мысли что теперь, все кончено, ей больше не надо прятаться, и бояться, что ее найдут. Она сама возвращалась к ним по собственной воле, если так можно было объяснить ее решение.

Выспавшись, она напилась горячего травяного чая, и завернувшись в плед — ее все же лихорадило от возбуждения и страха, ведь то, от чего она бежала долгих шесть лет приближается с каждой минутой, — села перед монитором.

Удивительно, но через каких-нибудь полчаса она увидела их на экране. Они ждали ее. Рене запаниковала — когда зло, о котором ты так хорошо знаешь, обретает реальность, не всякий выдержит. Корабль, посланный Эгорегозом привезти ее обратно, неумолимо приближался. Корпус небольшого корабля обычной уплощенной формы, холодно поблескивал в свете опознавательных огней. Рене стало жарко, сердцебиение участилось, и она покрылась холодным потом.

Что если сейчас повернуть? Господи, еще не поздно, они еще не заметили ее приближение…и даже если заметили!.. Там Тоно! Но нет, нет, она не сможет… Снова боль! Беспомощность… Страх!..

Рене наклонилась над клавиатурой и задала новый курс. Прости, Тоно!.. Она думала, что сможет, но это не так!..

Но корабль вдруг перестал ее слушаться, и никак не отреагировал на смену курса, сколько бы она не пыталась изменить программу. Она неумолимо приближалась к кораблю Эгорегоза. Рене взглянула на приборы и поняла: они включили притягивающее поле. Ей не вырваться.