И жизнь в очередной раз обесценилась. Она и раньше не верила, что все это заслуживает тех мук, которые она испытала, а глядя на это кровавое безумное пиршество Рене просто отчаянно ненавидела жизнь за то, что она дана и таким вот существам. Почему?! Зачем им жизнь — все что они несут только разрушение и боль… Ничто не заставило бы ее жить по собственной воле после этого. Смерть рисовалась ей такой желанной, что устоять она не могла. Рене повернулась к Даркрейдердаку сказать, что он ничто, сквозняк, помет, пыль под ногами… но тут вдруг дверь отскочила в сторону. В комнату влетел, как огромный метальный снаряд хозяин заведения, весь белый от удара о дверь и страха. Даркрейдердак моментально выхватил оружие и убил его. Вслед за хозяином в комнату влетел человек, открывший огонь по вампирам быстрее, чем они встали с пола. Даркрейдердак что-то закричал ей, она не поняла его, она видела только Тоно, потом, мутант дернул ее к себе и тесно прижался к ней сзади, закрываясь от оружия Тоно, только не успел схватить за горло, а может, не захотел. Она резко наклонилась вниз, и Тоно убил его одним выстрелом. Теперь она стояла посреди тел и крови, глядя на все отрешенно, словно издалека, чтобы не сойти с ума от неистового и невыполнимого желания умереть.

Тоно, едва отдышавшись, протянул к ней руки:

— Рене!.. Иди сюда…

Она сделал над собой усилие и подошла. И Тоно прижал ее к себе так крепко, что перехватило дыхание. Потом, вспомнив про то, что она испытывала боль от прикосновений, отпустил и заглянул в глаза:

— Надо уходить. Мы все еще в Лабиринте. Сможешь идти?

Рене кивнула.

На улице Тоно кому-то свистнул и, не выпуская ее руки, бросился по темным коридорам улиц. На следующем повороте она споткнулась, и Тоно, не останавливаясь, поднял ее на руки, как ребенка. Они продолжили бежать по зловонным улицам, дышавшим на них опасностью и смертью. Наконец, забрезжил свет. Они вышли в Нижний город. Тоно, наконец, осторожно опустил ее на ноги, и Рене увидела, что по Лабиринту их вел мальчик, тот самый, из лавки Минхея. Тоно пожал ему руку на прощанье, как взрослому, и тот с достоинством исчез в лавке, унося оружие и деньги для своего отца, а они продолжили путь уже одни.

— Это был сын Минхея, помнишь его? Я не мог убежать далеко, чтобы найти помощь, я боялся, что из-за меня они начнут расправу над тобой прямо там, на углу… Когда они потащили тебя в Лабиринт, я бросился к Минхею, и уговорил его дать мне провожатого. Мальчик хорошо знает Лабиринт, Минхей поставщик и перекупщик товаров в Лабиринт и из Лабиринта уже много лет. Они знают и притон Лебрука, а я слышал, как они заорали, что идут туда. Только поэтому я так скоро нашел вас.

Рене ничего не ответила, она все еще переживала разочарование, слишком близко была смерть, смириться с жизнью было непросто. Тоно тоже находился еще под впечатлением от пережитого за нее страха, он не выпускал ее руки, непроизвольно сжимая ее время от времени, точно хотел убедиться, что она действительно рядом.

Уже сидя в вагончике, по пути на «Лего», Тоно наклонился к ней ближе, осматривая царапины, а потом спросил, с нежным участием заглянув в глаза:

— Ну, как ты?

Рене пожала плечами и отвернулась. Она не могла сейчас говорить о том, что случилось, жизнь по-прежнему тяготила ее. Она почти умерла, почти освободилась, но вместо этого, вместо нее, погибли невинные люди, как раз те, кто хотел жить, кто должен был жить и найти свое счастье!.. Да что же это!.. Даже думая о Тоно, она понимала, насколько лучше ей умереть. Она так долго желала этого, она думала, что заслужила, наконец, смерть, и вот вместо нее убили девочку, у которой было все впереди, которая так отчаянно надеялась на счастье!.. Разве это похоже на справедливость?!.. Разве этот мир достоин того, чтобы хотеть в нем жить?.. Невыносимая тоска терзала душу Рене.

Она думала, что Тоно поймет, и оставит ее в покое… Рене знала, он был способен на подобную чуткость, но в этот раз, поступил иначе. Тоно, опасаясь, что после пережитого она замкнется в себе окончательно, решил разговорить ее, во что бы то ни стало.

Он продолжал говорить с близкого расстояния, точно, испытывая на прочность ее нервы:

— Они не причинили тебе вреда?

— Нет.

Тоно снова смотрел на нее живым проникающим взглядом, она опустила глаза, но чувствовала это всей кожей лица. Господи, как выдержать это новое испытание? Ему не заставить ее желать жизни, пожалуйста, пусть он это поймет, и оставит ее в покое!..

Тоно снова сжал ее руки и тихо спросил:

— Что они делали, до того, как я пришел? Там, у стены?..

Он удерживал ее, и ей пришлось резко выкрикнуть, чтобы освободиться от его прикосновения и настойчивого взгляда:

— Они разорвали на части двух женщин, катались по внутренностям, и пили их кровь, выжимая ее из кусков плоти.

Тоно сразу притянул ее к себе и крепко обнял. Он думал, что заставив ее сказать это, он сломал эту ее защитную стену, за которой она всегда прячется, переживая свои страхи совсем одна, и что сейчас, она снова станет обычной испуганной девчонкой, которую он сможет, наконец, утешить…

— Господи!.. Знаешь, я не особенно верил в бога раньше, он остался равнодушен к моим детским просьбам оставить мне семью, но пока бежал за мальчиком Каина по этим зловещим туннелям, я молился, все время молился!.. Меня сводила с ума мысль, что мы не отыщем тебя вовремя, и что я не успею! И это могло случиться! Господи, спасибо!.. Наверное, не случись этого, я бы… не смог выйти оттуда, не захотел бы… Слышишь, я бы не стал жить без тебя!.. Ты боялась, что я брошу тебя и сбегу?

— Нет.

— Что я не успею?

— Нет.

— Нет?… Чего же ты боялась?

— Что останусь жива.

Вопреки его ожиданиям, Рене не плакала, и не дрожала. Она лишь терпела его объятия, как очередное испытание. Он посмотрел в ее лицо, и понял, что снова ошибся, так просто трактуя ее переживания. Она не нуждалась в его защите, она даже не видела его сейчас. В ее голосе прозвучало такое искреннее глубокое разочарование, что Тоно изумился.

Его надежда на доверие и близость в отношениях снова рухнула. Он отпустил ее, наконец, и выпрямился.

— Жаль, что я помешал, да?

Она не ответила, а он больше ничего не сказал, с обидой отвернувшись к окну.

На корабле, когда она готовилась лечь спать после этого длинного, как кошмарный сон, дня, Тоно устыдившись своей эгоистичной нелепой обидчивости, нелепой в сравнении с тем, что она пережила, и заглянул в каюту:

— Ну, как ты?

В его голосе звучала забота, но Рене еще никак не могла справиться с разочарованием, и гневом на судьбу — избавление было так близко…

— Все хорошо.

— Может, выпьешь чего-нибудь, чтобы легче заснуть? Принести тебе сохо?.. Или просто теплого молока?

— Я засну. Спасибо.

— Я хотел сказать, что, понимаю, что слишком спешу и давлю на тебя… Я еще не всегда могу себя сдерживать, прости. Я ведь понимаю, ты боишься, поэтому и хочешь умереть. Но если бы ты только поговорила со мной, доверилась… Тебе стало бы легче!.. Я разберусь со всем, поверь, тебе не нужно будет бояться!

— Я хочу умереть, потому что другого выхода не вижу, Тоно. Там, в грязном зале у Лебрука, я должна была умереть, я была готова к этому, я этого хотела. Но вместо меня погибли две женщины, одна из них сосем юная, и, я видела, как она хотела жить… Я давно не верю в бога, но то, что погибли они, а не я, так несправедливо по отношению ко всем нам, и так жестоко!.. Но жаловаться не на кого. Судьба. Мне придется жить. Умереть и не видеть больше Эгорегоз, и таких вот подонков, вроде Дакрейдердака, это слишком просто. Я всегда знала, что легкая смерть не для меня.

— Рене, я никогда не брошу тебя, я защищу тебя, обещаю!

— Этого не нужно. Спасибо.

— Черт возьми, ну почему ты не веришь мне? В чем я тебя подвел? — вскричал Тоно, чью душу разрывали глубокая жалость, желание помочь, принять на себя ее боль, и свое полное бессилие перед этой невыносимой холодностью и упрямством.