День ко дню, недѣля къ недѣлѣ, вскружился годъ. Живетъ Михайла по старому и работа его въ прокъ пошла. Прошла про Семеновы сапоги слава, какъ починитъ, не распорется, а новые сошьетъ, такъ износу нѣтъ. И сталъ у Семена достатокъ прибавляться.

Собралъ себѣ Семенъ шубу крытую, сталъ сапоги изъ своего товара шить, а подумывалъ ужъ на весну коровку купить.

Сидятъ разъ Семенъ с Михайлой работаютъ. Подъѣхалъ къ избѣ тарантасъ. Поглядѣли въ окно — высаживаетъ лакей изъ тарантаса барина. Баринъ толстый, дородный, красный, какъ говядина сырая, вошелъ въ избу, чуть насилу въ дверь пролѣзъ и чуть головой до потолка не достаетъ. Шуба на баринѣ дорогая, на толстомъ пальцѣ кольцы какъ жаръ горятъ. Встали Семенъ съ Михайлой, поклонились. Ребята со страха по угламъ забились. Баринъ оглядѣлъ всѣхъ сверху и заговорилъ, что стекла затряслись.

— Кто хозяинъ?

— Я, ваше степенство, говоритъ Семенъ

— Эй, Мишка, внеси сюда товаръ.

Вбѣжалъ лакей, внесъ узелокъ. Взялъ баринъ узелъ, швырнулъ на столъ.

— Развяжи.

Развязалъ лакей.

— Ну слушай же ты, сапожникъ. Видишь ты, прошла про тебя слава, что ты хорошо сапоги шьешь. Хочу я тебя попытать. Сшей ты мнѣ сапоги изъ этого товара, такъ, чтобы были сапоги, чтобы они мнѣ годъ носились, не рвались, не кривились. Товара ты такого и не видывалъ. Товаръ выписной, петербургскій 25 р. плаченъ. Ты понимай, что ты не мужику шьешь, не изъ <выростка> a мнѣ шьешь изъ дорогого товара. Ты слушай да понимай. Я тебѣ напередъ говорю, если можешь ты сшить сапоги, чтобъ годъ носились, не кривились, не поролись — берись и рѣжь товаръ, если же ты не можешь такъ сдѣлать, и не берись и не рѣжь товару. А если возьмешь, да распорятся они прежде году, я тебя сукина сыну туда затурю, куда воронъ костей не носилъ. — А сошьешь такъ, чтобы годъ не кривились, не поролись, я тебѣ 10 р. заплачу и не за годъ полтинникъ на водку дамъ. Смотри же какъ возьмешь товаръ да рѣзать станешь, впередъ говори, берешься ли за то, чтобы годъ не рвались, не кривились. —

Говоритъ баринъ, какъ крикомъ кричитъ, отдувается, глазами катаетъ то на Семена, то на Михайлу. Заробѣлъ совсѣмъ Семенъ, товаръ щупаетъ, на барина глядитъ <и не знаетъ>, что сказать. Оглянулся онъ на Михайлу, а Михайла стоитъ опустивъ глаза и тихо улыбается и такая же на немъ улыбка сладкая и тихая, какъ когда его въ первую ночь зарницей освѣтило. Улыбнулся Михайла и кивнулъ головой хозяину: бери молъ работу. Послушался Семенъ Михайлы взялъ работу у барина, взялся такіе сапоги сшить, чтобы годъ не кривились, не поролись. Накричалъ баринъ, оставилъ товаръ, вылѣзъ изъ двора. Посадилъ его лакей въ тарантасъ и загремѣлъ баринъ вдоль по слободѣ. —

И говоритъ Семенъ Михайлѣ: <ну братъ взялся ты за работу, какъ бы намъ бѣды не нажить. Взялъ ты работу, ты самъ и крои и точай. У тебя и глаза острѣе да и въ рукахъ то больше моего снаровки стало. Поклонился Михайла, ничего не сказалъ, взялъ товаръ дорогой, разстелилъ на столѣ, сложилъ вдвое, взялъ ножъ и началъ кроить. Глядитъ Семенъ и дивится и оторопь его взяла. Что такое Михайла дѣлаетъ. Видитъ Семенъ, что Михайла вовсе не на сапоги кроитъ, а круглые вырѣзаетъ. Хотѣлъ Семенъ поправить его, да думаетъ себѣ, что жъ мнѣ мѣшать ему, еще хуже сдѣлаю. Пускай какъ самъ знаетъ. Скроилъ Михайла пару, взялъ дратву да не два конца, а одинъ и въ одинъ конецъ сталъ сшивать не по сапожному, а какъ босовики шьютъ. Подошелъ Семенъ, но не сталъ перечить и пошелъ со двора за своимъ дѣломъ. Пришелъ на вечеръ, смотритъ у Михайлы изъ барскаго товара не сапоги, а два босовика сшиты. Увидалъ это Семенъ, такъ и ахнулъ. Какъ это, думаетъ, Михайла годъ цѣлый не ошибался ни въ чемъ, а теперь погубилъ онъ меня. Какъ я теперь раздѣлаюсь съ бариномъ. Пропали мы. Товару такого не найдешь. И подошелъ онъ къ Михайлѣ и говоритъ: ты что же надѣлалъ? Погубилъ ты меня.

Только началъ онъ выговаривать Михайлѣ, грохъ въ кольцо со двора. Глянули въ окно, верхомъ кто то пріѣхалъ, лошадь привязываетъ.

Отперли, входитъ лакей отъ барина.

— Здорово.

— Здорово. Что надо?

— Да вотъ барыня прислала. Велѣла сказать, у васъ баринъ, товаръ оставилъ, такъ вы сапоги не шейте, сапогъ не нужно, а босовики на мертваго барина нужны, нынче въ вечерни померъ баринъ.

Взялъ Михайла со стола босовики готовые, щелкнулъ другъ объ друга, подаетъ лакею.

— Возьми, босовики готовы.

Прошелъ и еще годъ и два-три. Живетъ Михайла ужъ 6-й годъ у Семена. Сидятъ разъ оба у оконъ, работаютъ. Семенъ точаетъ, Михайла каблукъ набиваетъ, хозяйка въ печь чугуны ставитъ, а ребята по лавкамъ бѣгаютъ, въ окна заглядываютъ. — Подбѣжала дѣвчонка къ Михайлѣ, оперлась на него и глядитъ въ окно. Дядинька глянь ка какая купчиха съ дѣвочками идетъ, какія дѣвочки хорошія, нарядныя. Мамушка, купи мнѣ такую шубку, какія у дѣвочекъ. Михайла сидитъ работаетъ. Хоть и заститъ ему въ окнѣ дѣвочка, слова не говоритъ и не глядитъ въ окно, только свою работу помнитъ. A дѣвочка все лопочетъ, на дѣвочекъ какихъ то показываетъ. Кричитъ: мамушка хоть ты погляди — дѣвочки какія хорошія. Подошла Матрена къ окну, поглядѣла и говоритъ: A вѣдь это Иванчины сиротки, глянь ка Семенъ. И то онѣ. Мы думали пропадутъ совсѣмъ, безъ отца матери остались, а вонъ онѣ лучше насъ живутъ. Купчиха, говорятъ, ихъ въ дѣти взяла. Поглядѣлъ и Семенъ въ окно. И точно идетъ купчиха, за ручки двухъ дѣвочекъ ведетъ. Обѣ въ платочкахъ, въ шубкахъ [1 неразобр.] румяныя, сытыя, нарядныя и обѣ въ одно лицо. Посмотрѣлъ Семенъ и говоритъ, что же они одинакія: или двойни? Какже тогда отецъ померъ:⁸⁹ [?], мать родила двойню да и сама померла. А вотъ безъ отца безъ матери выходились. Да еще въ счастье въ какое попали. — Услыхалъ это Михайла, тоже оглянулся въ окно, увидалъ дѣвочекъ и вдругъ опять, какъ ночью въ первый [разъ] и какъ тогда, когда баринъ сапоги заказывалъ разсіялъ весь Михайла и улыбнулся на дѣвочекъ, всталъ съ лавки, положилъ работу, снялъ фартукъ, поклонился хозяину съ хозяйкой и говоритъ: спасетъ тебѣ Господь тебѣ Семенъ за твое добро мнѣ и тебѣ тоже, Матрена, a мнѣ идти надо. — Удивілись хозяева.

— Что же ты, или совсѣмъ?

— Совсѣмъ, хозяинушка. Мнѣ домой надо.

— Ну чтожъ, спаси тебя Господь, тебѣ меня благодарить не за что, отплатилъ ты мнѣ много. Что жъ такъ пойдешь, возьми кафтанъ, шапку, сапоги, рубахи возьми.

— Спасибо, ничего мнѣ [не] нужно, одинъ кафтанъ, тотъ дайте, что ты впервой отдалъ. Одѣлъ Михайла кафтанъ, поцѣловался съ хозяевами, съ дѣтьми и пошелъ изъ избы, а самъ весь сіяетъ, весь улыбается.

— Куда жъ ты, Михайла? проводить мнѣ тебя.

— Нельзя меня проводить.

— Ну хоть за деревню тебя выведу.

И пошелъ съ нимъ Семенъ. Вышли за околицу, остановился Михайла и сталъ прощаться. И говоритъ Семенъ.

Спрашивать тебя я не стану, что ты за человѣкъ, одно передъ прощаніемъ скажи ты мнѣ: что такое, ты у насъ 6 лѣтъ жилъ, ни разу ты не смѣялся, только 3 раза улыбнулся — одинъ разъ, когда мы съ бабой на печи про кафтанъ говорили, другой, когда баринъ сапоги заказывалъ, чтобы годъ не рвались, не кривились, 3й нынче, когда двѣ сиротки съ купчихой пришли. <Скажи мнѣ, отчего такъ. И сказалъ Михайла>.

— Хорошо, я скажу тебѣ, садись тутъ и слушай.

Сѣлъ Семенъ, а Михайла стоить передъ нимъ и улыбается; постоялъ такъ и потомъ сталъ говорить. Слушай, Семенъ, и понимай.

* № 10.

— Знаешь ты, Семенъ, про Бога?

— Знаю, Михайла,

— Знаешь ты, Семенъ, что все во власти Бога?

— Знаю, Михайла.

— Знаешь ты, что такое Ангелы Божьи?

— Знаю, Михайла, это слуги Божьи.

— Ну слушай, Семенъ.

— Призываетъ разъ Господь Ангела и говорить. Лети ты, Ангелъ, въ такое-то село. У села лѣсъ. Въ лѣсу мужики дерева рубятъ; одно древо упало, мужика разбило. Поди, вынь изъ того мужика душу. Слетѣлъ ангелъ; ангелъ видитъ — мужикъ лежитъ, все нутро отбито; подумалъ, вынулъ изъ мужика душу и принесъ къ Богу. Принялъ Господь душу и говорить ангелу: Лети въ село, противъ церкви изба, въ избѣ лежитъ жена того человѣка, больная, вынь изъ ней душу. Слетѣлъ ангелъ въ село, вошелъ въ избу. Лежитъ на кровати одна женщина, больна, родила двойню. Одна дѣвочка упала съ кровати, пищитъ, по полу ползаетъ, другая у матери подъ бокомъ чмокаетъ, ловятъ грудь, а взять не могутъ. Не можетъ [мать] собрать ихъ. Увидала жена ангела, поняла, что Богъ его по душу сослалъ и заплакала стала просить ангела: Ангелъ Божій, если ты по душу пришелъ, не бери ты мою душеньку, дай ты мнѣ прежде вспоить вскормить младенцовъ, на ноги поставить. И тогда возьми мою душеньку.