Посмотрѣлъ ангелъ и не сталъ вынимать душу и поднялъ одну дѣвочку съ полу, приложилъ къ груди, подалъ другую матери въ руки и поднялся къ Господу Богу на небо. Прилетѣлъ къ Богу и говорить: Не могъ я изъ родильницы души вынуть. Отца древомъ убило, мать родила двойню и молитъ не брать изъ ней души, говоритъ: не бери душу, дай вспоить вскормить, на ноги поставить, а тогда возьми мою душу. Не вынулъ я изъ родильницы душу. И сказалъ Господь:

Поди вынь изъ родильницы душу. И узнаешь, чего не дано знать людямъ, что дано знать всѣмъ людямъ и чѣмъ люди живы.

Полетѣлъ ангелъ назадъ въ избушку; оба младенца привалились къ грудямъ, придерживаетъ ихъ родильница, то на одного, то на другого посмотритъ.

Заплакалъ ангелъ, а вынулъ изъ жены душу. Отпали младенцы отъ грудей и закричали. Осталось на кровати мертвое тѣло, и понесъ ангелъ душу къ Богу. Поднялся ангелъ надъ селомъ, хотѣлъ летѣть на небо, подхватилъ его вѣтеръ, повисли у него крылья, отвалились и упалъ ангелъ въ лѣсу у дороги, а душа одна пошла къ Богу.

Наказалъ Богъ ангела за то, что онъ своимъ умомъ, а не по Божьи думалъ.

Сказалъ это Михайло и закрылъ лицо руками. Сталъ Семенъ понимать, кто Михайло, и нашелъ на него страхъ. Глядитъ на Михаилу, оторвать глазъ не можетъ и кажется ему, что Михайла стоитъ весь свѣтлый б[неразобр.] и стоитъ надъ нимъ огненный столпъ отъ головы и до неба. Открылъ лицо Михайла, опять улыбнулся и заговорилъ тихим голосомъ, точно не из себя говоритъ, а съ неба идетъ Михайлинъ голосъ.

— Слушай дальше, Семенъ. Остался тотъ ангелъ одинъ въ лѣсу и нагой. Не зналъ прежде⁹⁰ Ангелъ ни холода, ни голода, а тутъ сталъ человѣкомъ. Проголодался, измерзъ и сидѣлъ такъ долго до вечера. Пришелъ вечеръ, сидитъ ангелъ и плачетъ и не знаетъ, что дѣлать. Вдругъ слышитъ, идетъ человѣкъ по дорогѣ, несетъ сапоги и самъ съ собой говоритъ: прислушался ангелъ и понялъ, что человѣкъ идетъ бѣдный, въ трудахъ и заботахъ и говоритъ одинъ съ собой о томъ, какъ ему свое тѣло отъ стужи на зиму шубой прикрыть. Прислушался ангелъ и думаетъ. Я пропадаю отъ стужи, а вотъ идетъ человѣкъ, только о томъ и думаетъ, какъ себя съ женой прикрыть. Всѣ они люди тѣмъ заняты. Гдѣ жъ мнѣ себя одѣть да прокормить. Поравнялся человѣкъ, увидалъ я лицо человѣческое въ первый разъ послѣ того, какъ сталъ человѣкомъ, и страшно мнѣ стало это лицо. Измученное, заботливое и сердитое. Взглянулъ я, подумалъ, не будетъ мнѣ помощи отъ нихъ, и вздохнулъ тяжело. Вздохнулъ я громко и услыхалъ меня человѣкъ. Услыхалъ, подошелъ ко мнѣ и сталъ говорить и все страшное лицо у него было. Отвѣтилъ я ему, что умѣлъ, и вдругъ увидалъ я, просіялъ на его лицѣ свѣтъ. Снялъ онъ кафтанъ, чужіе сапоги снялъ съ палки и далъ мнѣ. А еще сказалъ мнѣ, гдѣ его домъ, и ушелъ отъ меня.

* № 11.

И какъ только отошелъ человѣкъ, такъ согрѣлся и утѣшился я не кафтаномъ его, а любовью. Надѣлъ его платье и ночью пришелъ [1 неразобр.] къ его дому. И услыхалъ ангелъ подъ окномъ, что жена его бранила за то, что онъ далъ сапоги бродягѣ. Заглянулъ ангелъ въ окно и увидалъ страшное лицо женщины и сіяніе на лицѣ человѣка. Долго они спорили, спорили и сосѣди, ангелъ все слушалъ и слышалъ, что все, что они говорили о томъ, зачѣмъ не надо было давать кафтана, было разумно, но человѣкъ не слушалъ ихъ и не сдавался; онъ говорилъ свое, что онъ зналъ, что надо было дать. И сколько ни спорили, всѣ сошлись съ человѣкомъ. Потомъ они потушили свѣтъ, ангелъ постучался и жена пустила его [2 раза] и хотѣла накормить его. И тоже, когда мужъ спросилъ ея, зачѣмъ она сдѣлала это, она не съумѣла сказать, зачѣмъ, а только сказала, что знаетъ вѣрно, что надо пустить и накормить. — И ангелъ услыхалъ это, понялъ одно изъ того, что сказалъ ему Богъ: узнаешь, что одно дано знать вѣрно людямъ. Онъ понялъ, что одно дано вѣрно знать людямъ, что надо нагому съ себя послѣдній кафтанъ отдать.

И обрадовался ангелъ и улыбнулся. Но всего онъ не могъ понять еще. И сталъ ангелъ жить у людей этихъ. Мужъ былъ сапожникъ, и ангелъ выучился шить сапоги и помогалъ хозяину.

Случилось черезъ годъ, что пришелъ къ хозяину баринъ заказывать сапоги и заказывалъ такіе, чтобъ годъ носились, не рвались, не кривились, и грозилъ за то, что не проносятся годъ, и обѣщалъ награду черезъ годъ, если проносятся. Ангелъ слушалъ барина и смотрѣлъ на него и вдругъ за плечами барина увидалъ смертнаго ангела. Никто не видалъ этаго ангела, но ангелъ сапожника видѣлъ его и зналъ, что не зайдетъ еще солнце, какъ возьмется душа барина. И подумалъ ангелъ сапожника. Все думаютъ знать люди, все припасаютъ на годъ, а не могутъ знать, сапоги или босовики имъ нужны. — И вспомнилъ ангелъ то, что сказалъ ему Богъ: узнаешь еще, чего не дано знать ни одному человѣку. И понялъ ангелъ, что не дано знать ни одному человѣку того, что ему для своего тѣла нужно. И улыбнулся ангелъ. Понялъ ангелъ и то, что дано знать человѣку только то, что нужно другому и не дано знать человѣку, сапоги или босовики нужно ему самому; всего не могъ понять ангелъ.

И все жилъ ангелъ у сапожника и ждалъ, когда Богъ откроетъ ему послѣднюю тайну и проститъ его. И жилъ онъ такъ еще 5 лѣтъ. И на 6мъ году увидалъ онъ изъ окна — идутъ по улицѣ двѣ дѣвочки двойни съ богатой купчихой. И услыхалъ ангелъ, что дѣвочки эти обмерли въ селѣ и взяла ихъ богатая купчиха въ дѣти, и люди завидуютъ счастью дѣвочекъ.

Взглянулъ на нихъ въ окно ангелъ и узналъ тѣхъ дѣвочекъ, какія остались на груди мертвой матери.

И вспомнилъ ангелъ послѣднее слово Бога, чѣмъ люди живы. И понялъ онъ, что <людямъ одно нужно — любовь и жалость въ людяхъ>. Купчиха пожалѣла и полюбила дѣвочекъ и выходила ихъ. И теперь все понялъ ангелъ. Понялъ ангелъ, что людямъ не дано знать, что имъ для своего тѣла нужно — сапоги или босовики, а дано имъ знать, что имъ для души нужно, послѣдній кафтанъ нагому отдать. И что живы люди не материною грудью, а любовью. Что только любовь людей и нужна людямъ и что это одно дано знать людямъ. И тѣмъ, что люди знаютъ это и не знаютъ того, что имъ нужно, тѣмъ только и жизнь въ людяхъ крѣпка.

И пересталъ говорить Михайло и спала съ него одежда, одинъ кафтанъ онъ взялъ на руки и сталъ онъ ужасенъ и свѣтелъ и распустились у него за спиной крылья и сказалъ онъ Семену: Я ангелъ. И тронулся онъ носкомъ о землю, взмахнулъ крыльями. Задрожала земля, заиграли трубы и упалъ ничкомъ Семенъ. И когда очнулся, ужъ никого не было.

* № 12.

Понялъ ангелъ, зачѣмъ скрылъ Богъ отъ людей то, что имъ для своей жизни нужно, а открылъ имъ то, что каждому для Бога и для всѣхъ нужно. Богъ далъ жизнь людямъ и хочетъ, чтобъ люди жили. Понялъ ангелъ, что если бы зналъ каждый, что ему нужно, то и жилъ бы каждый для себя, и нельзя бы было жить людямъ, а для того, чтобы можно было жить людямъ, надо было имъ знать то, что имъ всѣмъ нужно. И затѣмъ то скрылъ отъ нихъ Богъ, что имъ для себя нужно, а открылъ самаго себя въ сердцахъ ихъ любовью.

Понялъ ангелъ, что людямъ кажется, что они заботой о себѣ живы; а заботой о себѣ не могутъ они быть живы, потому что не дано имъ знать, что имъ для себя нужно, и не дано ни человѣку, ни ангелу знать, что для другихъ нужно, а живы они только любовью.

* № 13.

Зналъ ангелъ, что Богъ не для того далъ жизнь міру, чтобы она погибла, а для того, чтобы люди были живы, и теперь онъ понялъ, чѣмъ люди живы. Понялъ ангелъ, что людямъ кажется только, что они живы заботой объ себѣ, а не могутъ они быть живы заботой о себѣ потому, что ни одна мать не знаетъ, чего ея дѣтищу нужно, ни одинъ человѣкъ не знаетъ, сапоги или босовики ему къ вечеру нужны, а что живы они только тѣмъ, что дѣлаютъ для нихъ добро другіе люди. А дѣлаютъ люди добро людямъ потому, что Богъ открылъ себя въ сердцахъ людей любовью. Понялъ ангелъ, что если бы открыто было каждому человѣку то, что ему для своей жизни нужно, то жилъ бы каждый человѣкъ для себя и не давалъ бы жить другимъ. А Богъ скрылъ отъ человѣка, что каждому для себя нужно, а открылъ любовь, то, что каждому для себя и для всѣхъ нужно, и ею то живы люди.