Минуту Аббас колебался, затем отстранил мою руку:

— Не надо, сагиб! Вы дали моему достоинству и сердцу больше, чем любые деньги. Вы принимали меня, как хозяин гостя, мы пили за вашим столом, как равные, беседовали, как друзья. Разве могу я после всего этого, сагиб, взять от вас деньги?

Он прижал к сердцу ладони, низко поклонился и со словами «селям» (будьте здоровы) ушел.

— Госпожи Барк нет дома, — изгибаясь передо мной в дугу, сообщил швейцар. — Но если его превосходительство подождет, я вызову ее горничную, — предложил он и, не дожидаясь ответа, позвонил.

— Господин полковник! — раздался сверху голосок Зоси, и она стремительно сбежала по лестнице ко мне. Глаза ее светились, сияли радостью и теплом. Подвижная, ласковая, живая, она была прежней Зосей, обаятельной и деликатной, доверчивой и желанной, той самой, какой я увидел ее в первый раз.

— Как хорошо, что вы заехали! Ведь госпожа Барк искала вас, хотела звонить вам. Если вы не торопитесь, поднимитесь, прошу вас, наверх, и я позвоню мадам, доложу о том, что вы приехали.

— Охотно, — сказал я, любуясь ею.

Зося улыбнулась и так доверчиво и светло глянула на меня, что я даже смутился.

Она легко взбежала по лестнице и, распахивая дверь, сказала:

— Прошу вас.

По ее лицу, по радостному возбуждению, по тому, как она бросилась ко мне, было видно, что мой приезд обрадовал ее. Она что–то хотела сказать, но я поднял предостерегающе палец.

— Позвоните, пожалуйста, госпоже Барк и передайте ей мой привет.

Девушка, несколько удивленная моей холодностью, недоумевающе посмотрела на меня.

— Сейчас позвоню, — растерянно сказала она и набрала нужный номер. Пока она звонила, я быстро написал карандашом:

«Зося! Ни звука, ни слова не говорите со мной ни о чем, кроме как о госпоже Барк. Я не доверяю даже стенам этого дома. Ваш брат уже вызван сюда и через несколько дней вы увидите его… Напишите, когда и где мы увидимся с вами… — Я подумал, помедлил и дописал: — Очень, очень хочу встретиться…»

— Госпожа Барк? Говорит Зося! Господин русский полковник приехал с визитом, хотел оставить карточку, но я, зная, что вы искали его, попросила его наверх… Он у телефона… — И, повернув ко мне свое милое личико, все с тем же недоумевающим видом, сказала: — Прошу, госпожа Барк ждет вас.

Я дал ей записку и взял трубку.

— Хелло! Это вы, мой милый полковник! — услышал я в аппарате знакомый голос. — Как хорошо сделала Зося, что соединила нас…

— Я очень признателен и благодарен ей за это, — сказал я.

— Какие счастливые ветры занесли вас ко мне? — снова зарокотало в трубке.

— Желание видеть вас…

— …и немного Зосю… Не так ли?

— Честное слово, верно! — рассмеялся я. — Прямо скажу, ваша очаровательная Зося не на шутку нравится мне.

— Что вы, что вы, пан полковник! — хватая меня за руку, прошептала девушка.

Я легко и нежно обнял ее свободною рукой и прикоснулся губами к ее лбу.

— Ради бога, не говорите этого при ней, а то вы вскружите голову бедной девочке, — сказала мистрис Барк.

— Нет, мадам, это не страшно!.. Ваша Зося холодна ко мне, несмотря на мои страданья, — сказал я, снова целуя неподвижно и покорно стоявшую девушку, — а главное, я…

— Хотите я закончу за вас? — весело прозвучал голос Барк. — Главное, что вы, как Парис…

— …запутался, встретив трех богинь, и вот я…

— …и вот вы просто не имеете яблока, чтобы выбрать свою богиню. При встрече я дам яблоко, а вы передайте его…

— …достойнейшей, — закончил я.

— Любовь слепа. Кто знает, какая женщина или какой мужчина является достойнейшим? К сожалению, мы это узнаем поздно. Иногда слишком поздно! — со вздохом закончила она. — Ну, да что мы с вами ведем такой скучный разговор. Я нахожусь сейчас у прелестной госпожи Янковецкой.

— Передайте ей мой привет.

— Приезжайте сюда и сделайте это сами. Скажите Зосе, чтобы она проводила вас… Как видите, я не ревнива, — засмеялась мистрис Барк.

— Вы просто умны и равнодушны, — сказал я.

— Кто знает, в чем заключается женский ум и где кончается равнодушие… Итак, передайте трубку Зосе, я сама скажу ей.

Я отдал трубку.

— Хорошо… я провожу, — тихо сказала Зося и, вешая трубку, прижалась ко мне. Затем, словно испугавшись своей смелости, бросилась в другую комнату. Спустя несколько минут уже в пальто она вышла ко мне.

— Идемте, пан полковник, — пропуская меня вперед, сказала она.

Мне стало тепло и солнечно от ее лучистых глаз, от нежного тембра голоса и от мягкого прикосновения маленькой руки к моей ладони.

Чтобы быть уверенными, что никто не подслушивает нас, мы пошли пешком.

— Зося, ваш брат скоро будет здесь. Он остановится у меня, вы тогда придете ко мне.

— Пан полковник, поклянитесь мне, что это правда…

— Клянусь!

— Нет, не так!.. А самым дорогим, что есть у вас…

— Клянусь, Зося, победой над врагом и своей солдатской честью!

— Хорошо!.. — медленно проговорила девушка. — Я приду! После нашего разговора я не спала целую ночь. Я задыхалась, мне было и душно, и зябко… Я несколько раз подходила к окну и все думала, думала и думала…

— О чем же, Зося? — тепло спросил я.

— О брате. Я не могу поверить вам, и в то же время не могу не верить. Ведь надежда, которую вы дали мне своим обещанием, единственное, что осталось у меня в жизни… Нет, нет, это не слова, господин полковник!.. Если Яна нет в живых, то незачем жить и мне. Что я сейчас представляю собой?.. Прислуга богатой и своенравной мистрис, девушка без родины, без близких, без семьи, заброшенная водоворотом войны на край земли… И вдруг это письмо о смерти Яна, — голос Зоси дрогнул, слезы побежали по лицу.

— Успокойтесь, моя девочка, — сказал я, — он жив. Вы скоро, очень скоро увидите его. Мы вызвали его сюда.

— Спасибо!.. — глотая слезы и тихо гладя мою руку, проговорила Зося. — Теперь я верю вам. Ведь ничего мне не остается, как верить… И когда я поняла это и переломила свою ненависть к вам, мне стало легко, и я стала ждать вашего приезда, — опустив глаза, договорила она.

— Зося, Ян жив, не верьте этим подлым и грязным людям. Когда вы встретитесь, он вам объяснит сам все это дело. Вы давно служите у мистрис Барк? — после некоторого молчания спросил я.

— Нет, всего два месяца. К ней я попала из миссии…

— Откуда?

— Из польского отделения Международного Красного Креста, или «миссии», как мы, беженцы, называем его. Оно объединило всех полек, бежавших через Румынию и Россию от немцев в тысяча девятьсот сороковом году.

— И давно вы в Иране?

— Как только армия Андерса и все польские гражданские организации пришли сюда… Но зачем вы спрашиваете это? — она удивленно взглянула на меня.

— Чтобы больше знать, ведь я так мало знаю о вас, Зосенька.

— Я не делаю тайны из моей жизни, она так невелика, что ее можно рассказать в двух словах, — грустно улыбнулась девушка. — Когда мы пришли сюда, англичане часть беженцев распределили по местам. Одни уехали в Индию и Ирак, другие пошли на работу, третьи были зачислены во вспомогательный корпус при вооруженных силах, а меня, как владеющую английским языком, назначили преподавательницей английского языка в школу для польских офицеров, но затем совершенно неожиданно послали к госпоже Барк, которой меня рекомендовало начальство из «Красного Креста».

— Где вы научились английскому языку?

— В Варшаве. Я с отличием окончила колледж «Святой Екатерины»… — не без гордости ответила Зося.

— Но… как же вы, учительница, интеллигентная девушка, согласились, извините меня, Зосенька, идти в услужение к мистрис Барк?

— Что же было делать? Занятия в школе прекратились, быть просто беженкой я не хотела, тем более, что особенно церемониться со мною не стали бы. Труда я не боюсь и, уверяю вас, что мне у госпожи Барк во много раз легче и спокойнее, чем было в офицерской школе. Госпожа Барк никогда не давала мне понять, что я ее горничная или камеристка. Она тактична, воспитанна и мила со мной, у меня есть и свободное время и, правда, небольшие, но свои деньги. У меня есть платья, госпожа Барк сразу же одела меня, ни разу не дав мне почувствовать этого великодушного жеста. Я должна прямо сказать, что при всех странностях, окружающих меня, я дорожу моим местом…