* № 13 (I ред.).
«Ахъ, Николенька, Николенька, продолжалъ онъ, понюхавъ табаку, посл
ѣ
продолжительной паузы. Тогда было страшное время, тогда былъ Наполеонъ. Онъ хотѣ
лъ завоевать Германію, Рейнъ и Саксонію. Мы до капли крови защищались. Und wir wertbeidigten unfer Baterland bis auf den letzten Tropfen Blut».86Я пропущу зд
ѣ
сь описаніе кампаній, сдѣ
ланныхъ Карломъ Иванычемъ, потому что, во-первыхъ, это слишкомъ длинно, а, во-вторыхъ, я не надѣ
юсь на свою память и боюсь испортить <его> наивную прелесть своими неудачными поддѣ
лками, а передамъ только одно обстоятельство этой войны, которое особенно живо поразило меня и внушило страшное отвращеніе къ жестокому Наполеону за его несправедливое обращеніе съ Нѣ
мцами вообще и съ Карломъ Иванычемъ въ особенности. Вотъ какъ передалъ онъ мнѣ
это обстоятельство.Онъ разсказывалъ мн
ѣ
, какъ въ одной битвѣ
его полкъ побѣ
жалъ на штурмъ; но было такъ грязно, что нельзя было бѣ
жать. Скоро онъ выбился außer Atem,87 спотыкнулся, упалъ въ изнеможеніи и пролежалъ на мѣ
стѣ
[?] вмѣ
стѣ
съ ранеными. Потомъ, какъ въ другой разъ онъ собственноручно хотѣ
лъ тесакомъ заколоть Французскаго Гренадера. Der Franzose wars sein Gewehr und ries Bardon, und ich gab ihm die Freiheit,88 и я пустилъ его. <Еще онъ разсказывалъ мнѣ
, какъ подъ Аустерлицомъ у него болѣ
лъ животъ, и онъ цѣ
лый день лежалъ на травѣ
и слушалъ пальбу, и какъ потомъ заснулъ и, проснувшись, узналъ, что полкъ, въ которомъ онъ находился, сдался. Наполеонъ прижималъ насъ ближе и ближе къ Винъ> Napoleon brängte uns immer naher und naher an Wien, но Эрц-Герцогъ Карлъ былъ великій полководецъ, и онъ не сдавалъ ему. Наполеонъ сказалъ: «сдайтесь, я отпущу васъ», и Эрц-Герцогъ сказалъ: «Я не сдамся». Но мы пришли на островъ, и провіянтъ нашъ былъ взятъ, и mein Camrad fagte mir «wir find umring und wir find verloren,89 мы окружены, и теперь Napoleon возьметъ насъ». А я сказалъ: auf Gott allein vertraun. Богъ моя надежда». Три дня и три ночь стояли мы на островъ, и Наполеонъ держалъ насъ. У насъ не было ни дровъ, ни хлѣ
ба, ни <пива>, картофеля — ничего. И тиранъ Napoleon не бралъ насъ въ плѣ
нъ и не выпускалъ, — und der Bofemicht Napoleon mollte und gefangen nehmen und auch nicht frei laffen. Яѣ
лъ лошади, Николенька, и наконецъ, Napoleon взялъ насъ. —* № 14 (I ред.).
Утеревъ глаза и табачный носъ клетчатымъ платкомъ и приведя въ спокойное состояніе свое разстроенное лицо, Карлъ Иванычъ продолжалъ свое пов
ѣ
ствованіе.«Опять я могъ бы быть счастливый, но жестоко сутьба пресл
ѣ
довалъ мене. Шпіоны Наполеона были тогда во всѣ
хъ городахъ и деревни, и каждую минута мене могли открыйть. Отецъ мой не говорила мене ничего; но я зналъ, онъ боялся, что въ его домѣ
найдутъ бѣ
глый человѣ
къ, и тогда всей пропало. Отецъ, кромѣ
того, всей свое имѣ
нія одалъ брату Johann’у и мнѣ
не було кусокъ хлѣ
ба. Богъ мене свидѣ
тель, что я не сердился за это, но я его [?] прощалъ всѣ
мъ, не хотѣ
лъ мѣ
шать ихъ счастью и рѣ
шился идти дальше самъ искать свой кусокъ хлѣ
ба. — Но въ полкъ я ни за что на свѣ
тѣ
не хотѣ
лъ идти, потому что не хотѣ
лъ служить проти свое отечество. Да, Николенька, я могу сказать передъ Богомъ Всемогущимъ, что я помнилъ, что мнѣ
сказалъ мой маменька и всегда былъ честный Саксонецъ. — Я рѣ
шился. Суббота вечеркомъ, когда въ домѣ
мыли полъ, я взялъ мѣ
шокъ съ своими вещами, пришелъ къ маменькѣ
. «Куда идешь, Фрицъ?» сказала маменька. Я сказалъ: «я пойду къ моему пріятелю, онъ живетъ за 5 миль отсюда, не найду ли я мѣ
ста». — «Прощай. Когда ты придешь домой, Фрицъ?» сказала маменька. Я сказалъ: «прощайте», поцѣ
ловалъ его и не могъ удерживать слезы (я хотѣ
лъ совсѣ
мъ уйдти). — «Что ты, мой Фрицъ, такъ плачешь? вѣ
дь ты придешь на этой недѣ
ли», и она поцѣ
ловала меня. — «Всю Божья Воля, будьте всѣ
счастливы», я сказалъ и пошелъ. — «Фрицъ! Что ты говоришь?» закричалъ маменька: «поди сюда». Я плакалъ, сердце у меня пригнуть хотѣ
ло и насилу могъ терпѣ
йть, но я не посмотрѣ
лъ на него и пошелъ своимъ дорогамъ. Больше я никогда не видалъ свою маменька и не знаю, живъ-ли онъ, или померла. Такъ я долженъ былъ, какъ колодникъ, бѣ
жать изъ собственна своего дома и въ чужихъ людяхъ искать своего хлѣ
ба. Ich fam nach Ems,90 тамъ мене узналъ Генералъ Спазинъ, который лѣ
чился тамъ звоимъ семейства, полюбилъ мене, досталъ у посланника паспортъ и взялъ мене къ себѣ
учить его маленькія дѣ
тьи, и я поѣ
ѣ
лалъ продолжительную паузу, понюхалъ табачку и, поправивъ кружокъ съ парикмахеромъ, закинулъ немного назадъ голову, закатилъ свои добрые голубые глаза и, слегка покачивая головой, принялся улыбаться такъ, какъ улыбаются люди подъ вліяніемъ пріятныхъ воспоминаній. «Да, началъ онъ опять, поправившись въ креслѣ
: много я испыталъ въ своей жизни хорошаго и дурнаго, но вотъ мой свидѣ
тель, сказалъ онъ, указывая на образокъ Спасителя, шитый по канвѣ
, висѣ
вшій надъ его кроватью, что никто не можетъ сказать, чтобы Карлъ Иванычъ былъ когда нибудь нечестнымъ человѣ
комъ. Der General Spasin hatte eine junge Tochter. Das liebensmürditgfte Frautlein, das man nur fehen fonnte. Ich gab ihr Leftion. Kurz, fie wurde in mich verliebt.91 Онъ полюбила мене». Пропускаю подробности этой связи, начатой, по разсказу Карла Иваныча, самой барышней, генеральской дочькой, и отъ которой Карлъ Иванычъ всѣ
ми средствами старался удерживать ее, передаю его разсказъ въ томъ мѣ
стѣ
, гдѣ
опять рѣ
зко выкаталась нѣ
мецкая честность и порядочность моего стараго дядьки.—«Одинъ разъ мы гуляли въ парка, д
ѣ
тьи бѣ
гали въ переди, и я сѣ
лъ на скамейку подлѣ
нея. Она сказалъ миѣ
: «Карлъ Иванычъ, я такъ люблю васъ, что не могу больше терпѣ
йть, папенька не позволить намъ жениться. Что мы будемъ дѣ
лайть?» Я сказалъ: «будьте тверды, старайтесь меня забыть, потому что я не долженъ быть хуже безчувственнаго бревна и чорной неблагодарностью заплатить за всю благодѣ
янія вашего папеньку. Я уѣ
ду отъ васъ». — «Никогда, онъ закричалъ, схватилъ меня за руку и такими большими глазами смотрѣ
лъ на мене: «побѣ
жимте, Карлъ Иванычъ, увезите меня». И я сказалъ : «Ежели бы я это сдѣ
лалъ, я бы былъ подлецъ и тогда вы не должны меня любить». Я всталъ и ушелъ въ свою комната, а самъ я его очень любилъ. Потомъ она уѣ
хала съ маменькой въ Москву, тамъ забыла мене и вышла замужъ за кн. Шербовскій и благодарилъ мене, что я былъ честный человѣ
къ». — Опять пауза. «Такъ я пришелъ потомъ въ вашъ домъ, къ вашей маменька, и его не стало. Теперь старый никуда негодный и моя 20[?]-лѣ
тней служба пропалъ, и я долженъ идти на улица искать опять на старости лѣ
тъ свой кусокъ черстваго хлѣ
ба. Дай Богъ, чтобы вашъ новый учитель былъ другой Карлъ Иванычъ. Дай Богъ, дай Богъ!» повторялъ онъ задумчиво съ слезами на глазахъ. Я не могъ выдержать и заплакалъ такъ сильно, что Карлъ Иванычъ услыхалъ мои рыданія, онъ подошелъ ко мнѣ
, погладилъ по головѣ
и поцѣ
ловалъ. «У васъ доброе сердце, Николенька, Богъ дастъ вамъ счастья, сказалъ онъ: не забывайте только своего стараго друга». — Куда дѣ
вались мой ложный стыдъ плакать, молодечество и гордое сознаніе, что я уже не мальчикъ. Я сидѣ
лъ на постѣ
ли, робко смотрѣ
лъ ему въ глаза и не удерживался отъ пріятныхъ слезъ участія, которыя обильными ручьями текли по моимъ щекамъ. Истинное чувство всегда возьметъ верхъ надъ привитыми предразсудками; потому что истинное чувство доставляетъ истинное душевное наслажденіе. Меня более всего разстроивала та мысль, что человѣ
къ такой добрый, благородный, перенесшій столько несчастій, не нашелъ справедливости и въ нашемъ домѣ
и имѣ
етъ право обвинять и презирать насъ. —86
[И мы защищали свою родину до последней капли крови.]
87
[из сил, букв, «из дыхания».]
88
[Француз бросил свое ружье, запросил пардону, и я дал ему свободу,]
89
[мой товарищ сказал мне: «мы окружены, и мы погибли»,]
90
[Я пришел в Эмс,]
91
[У генерала Спазина была молодая дочь, милейшая на свете барышня. Я давал ей уроки. Одним словом, она в меня влюбилась.]